„Уважать и гордиться нашей многовековой историей! Чтить заветы предков! Это все не для слабых духом людей. Для этого надо быть храбрым и уважительно относиться к чувствам других“ – разливается она соловьем про Кадырова.
Простите, но это, как говорит моя подруга, чистая ржака. Особенно про „уважительно относиться к чувствам другим“. Действительно, что бы еще запретить чеченцам, которым уже итак все запрещено? Только крайне неумный человек может гордиться тем, что поспособствовал очередному запрету в Чечне, отнял у людей право на крупинку свободы выбирать – что им смотреть, а что нет.
Я пойду смотреть эту „Матильду“. Не потому, что фильм так разлекламировали. Просто хочу. Но я не хочу, чтобы меня у входа в кинотеатр поджидали разъяренные люди с иконами, готовые стукнуть меня иконами по голове. Мне и моим близким не нужны у входа в кинотеатр травмоопасные помехи. Я не считаю взбудораженных Поклонской людей ущербными или какими-то не такими. Ущербной я считаю Госдуму, которая держит в себе и не может успокоить эту сошедшую с ума женщину, вносящую раскол в наше общество. Я понимаю, что Поклонская – не политик, и она не сориентировалась и никогда не сориентируется в российской жизни и политике. Она так и будет жить в своих религиозных фантазиях. Но при чем тут мы?
Кто?! Я боюсь спросить – кто посылает Кадырову сигналы? Инопланетяне?
Я уважаю символы любого другого государства. Уважаю настолько, что считаю – их можно надевать только добровольно. Позже в палатку ворвался мужчина, размахивал руками, кричал, что российские танки мнут крымскую землю. Все закричали, и как будто только этого и ждали от русских, распаляли себя, и, наконец, повернулись ко мне. И тут-то один из них сказал – „А ленточку-то она нашу сняла“.
У меня свое отношение к смерти. Смерть – не страшна. Вернее, смерть – страшна. Но страшнее жизнь после предательства. Жизнь без принципов, которые ты предал из-за страха умереть. И я считаю, что именно из этих принципов сотканы все эти символические ленточки.
В 2016 году я брала в Симферополе интервью у Поклонской. Она рассказала, как один человек написал ей из тюрьмы и попросил у нее прислать туда георгиевскую ленточку. Чтобы она ему душу грела – он так написал. Она ему отправила. Я спросила – „А если бы он попросил желто-голубую ленточку, вы бы отправили?“. Она ответила – „Нет. Может, мне еще свастику ему послать?“.
Очень было мне жаль, что я задала этот вопрос в начале. После ответа мне было уже не сильно интересно. Твоего символа не существует, если ты отрицаешь право других верить в свои символы. Чем больше ты признаешь право на символ за своими противниками, тем сильнее становится твой собственный символ. Впрочем, по-христиански важен не цвет ленты, которую ты передаешь, а важна душа, которую согреваешь. Душа всегда важней.
Очень мне сегодня Поклонская напоминает того мужчину из палатки с Афганцами на Майдане. И методы ее слетевшей с катушек борьбы – методы Майдана. Умей услышать других, умей не принимать, но уважать чужую правду – это по-христиански, по-человечески, это гуманно и это современно. А в остальном я уже, как верующая, близка к тому, чтобы обидеться – мне не нравится образ полубезумца-православного, который сегодня лепят в стране и не без помощи этого депутата.
http://www.dvnovosti.ru/khab/2017/08/25/70966/
Напомню, бортпроводницы Евгения Магурина и Ирина Иерусалимская судятся с авиакомпанией из-за размеров одежды и существования в компании неофициальных списков „старых, толстых и страшных“. Борьба быстро бы прекратилась, если бы обе бортпроводницы сломались и уволились сами. #Аэрофлот методично их к этому подводит, чтобы закрыть дело и общественную дискуссию о том, имеет ли работодатель право лишать сотрудника денег по причине несоответствия его индивидуальным, а, следовательно, субъективным представлениям о женской красоте. Для того, чтобы легко прочесть следующую историю, я сразу поясню: ШЭД – шкаф электро-духовой, в котором разогревается наша еда, касалетка – алюминиевый контейнер, в котором нам подают горячее питание.
Итак вчера Евгения обслуживала эконом-класс, в котором летело 138 пассажиров. А бригадир команды – бизнес-класс, в котором летело 20 пассажиров. После того, как Евгения загрузила в ШЭД касалетки, бригадир пришел в эконом-класс и говорит – „Разгорей сначала булки для бизнес-класса“. Женя разогревать булки отказалась. В один шкаф вмещается 50 касалеток. Они греются 20 минут, булки – 10. Чтобы согреть те самые пресловутые булки, надо вынуть из шкафа 50 касалеток, следовательно 50 пассажиров эконом-класса будут ждать еду на 20 минут дольше остальных. В том числе дети. А, кроме того, если касалетки не поместить в контейнер и не закрепить, то, начнись турбулентность, касалетки будут летать по кухне, а, может, и по салону.
– Как ты себе представляешь процесс разогрева булок? – поинтересовалась у бригадира Евгения.
– Сначала бизнес, потом эконом, – ответил тот.
– Почему за счет пассажиров эконом-класса? – спросила Евгения. – Я лечу в эконом-классе, для меня они – приоритет.
Евгения получила двойку за рейс. Хотя все ее пассажиры были вовремя накормлены и остались обслуживанием довольны. С булками в бизнес-классе тоже справились самостоятельно – там имеются свои шкафы для разогрева. Но в них, увы, грелись свои касалетки. То есть авиакомпания заявляет опцию в меню или услугу, но выкручивается, как говорит Евгения, „за счет креативных способностей бортпроводников“.
С Евгении и без того сняли уже премию – за то, что пошла отстаивать свои права в суд, перевели на внутренние рейсы, а двойка отнимет еще больше от зарплаты. За все годы полетов Евгения получала только письма благодарности, в том числе, за спасение жизни пассажиров на борту. Вчера она была очень расстроена. Но если по регламенту, то Евгения, с чем согласны и в профсоюзе, права – она отказалась нарушать нормы охраны труда и безопасноти пассажиров. Они отстояла права пассажиров эконом-класса на своевременное обслуживание. Я бы, как пассажир, который всегда летает эконом-классом, пожала бы руку такому бортпроводнику за принципиальность и заботу о пассажирах. И мне бы хотелось, чтобы, несмотря на активые попытки #Аэрофлот создать нашим бортпроводницам невыносимые условия труда (а также принципиальным членам профсоюза) накануне суда, они с Ириной продолжили бы летать и заботиться о нас в полете.
А ещё очень жаль горняков АЛРОСА, которые навсегда останутся под землёй. Вчера спасательные работы были прекращены
„Уважаемый Владимир Владимирович, я проживаю в Республике Саха (Якутия), город Мирный. С 25.07.2017 топит МГОК-рудник «Мир». Начальство молчит и ничего не делает. И это уже не первый случай затопления шахты. Что будет с людьми, где они будут работать, у всех семьи и ипотеки? Обычно люди сами убирали следы затопления, латали дыры. Прошу разобраться с этой проблемой».
http://expert.ru/russian_reporter/2017/15/budet-stolko-smertej-chto-malo-ne-pokazhetsya/
„Я просто думаю, что в глазах тех людей, которые с особенной страстью борются за права животных, я тоже преступник. Потому что мне неоднократно случалось топить котят… А куда же их девать-то? Их нужно выбросить на улицу, чтобы они были разносчиками всякой заразы? Что с ними нужно делать? Пристраивать по знакомым? Бывают кошки, которые делают это совершенно спокойно по несколько раз в год. Что ж делать-то?“.
Чувак, есть такое слово – стерилизация, и очень жаль, что не все комментаторы знают, что это такое. Удивительно, как некоторые думают: если им что-то случалось делать самим, то это приемлемо и допустимо. Например, то, что самому приходилось приходить пьяным в эфир, вовсе не значит, что это – дело хорошее, и всем надо так поступать.
– А все-таки кто? – спрашивали меня после моих искренних пространных даже объяснений и через каждые пять минут выбегали позвонить – доложиться.
Кандидаты в депутаты улепетывали от меня на всех парусах, приходилось ловить их, можно сказать, за подштанники и призывать к ответу. Центры влияния подозревали друг друга в наслании на городок такой чумы – в виде меня. А местный авторитет (ну, человек, которого таковым считают в силу возможностей менять один золотой брелок от автомобиля на другой) натурально спрятался от меня в застенках своего дома. Но я его вызвонила и спросила:
– А что ж вы трубки не берете?
Авторитет сообщил, что он уехал на три дня прямо сегодня, и это его право говорить со мной или нет, он – свободный человек, в свободной стране, а меня он не боится. На встречу же со мной, по нашей предварительной договоренности он не пришел (вовремя одумался!) и на звонки не отвечал лишь только потому, что в жизни человека случаются разные обстоятельства – внезапные. Вот, например, прямо сейчас он едет по трассе, а закон запрещает ему разговаривать по телефону за рулем. Учитывая то, что авторитет с подельниками обвинялся в вымогательствах, избиениях и чуть ли, не побоюсь этих слов, не в изнасиловании и убийствах, я могу только возрадоваться тому, как меняются люди, когда приезжает в их городок журналист из Москвы. Не могут позволить себе нарушить даже правила дорожного движения! И дорогу только на зеленый переходят. Еще не один день после моего отъезда маленький Троицк будет трясти в горячке дурных предчувствий.
Ваша Медуза Горгона
#ГД #Правительство #ЕР #АП #АдминистрацияПрезидента
http://expert.ru/russian_reporter/2017/17/chto-dumali-mamontyi/
Что касается военных, то по-моему скромному мнению, назначение военного на должность главы в республике, где люди итак живут под прессом спецслужб и правоохранителей, просто будет большой ошибкой. Он так запрессует и без того запрессованное население, что мы получим кучу терактов. И войну можем получить. Особенно, когда вернутся из Сирии бойцы тьмы, отбывшие туда не без помощи спецслужб. И кадыровские методы в Дагестане никогда работать не будут. Там, в отличие от Чечни, не было кровавой войны. Чеченцы, вообще, терпят, пока Кадыров – меньший ад, чем та война.
Надеюсь, будет найдет адекватный человек на должность главы Дагестана. Не самовлюбленный павлин, как Абдулатипов, не забывающий прибирать все к рукам, не Магомедов, сочувствующий взяточникам, и не человек в военном мундире.
Поклонская: „Мы все ходим в храмы. Многие ходят в храмы. Некоторые не ходят в храмы. Это дело каждого“.
Кличко: „А сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все. Мало, кто может это делать“.
— Подождите! – не дает договорить Эльф, показывая высокую степень эмоционального реагирования. – Но это разные вещи – телевизор и youtube! Человек, который хочет публичности, все-таки пойдет на телевидение. А тот, кто не хочет публичности, будет реализовываться в каких-то своих вещах и выкладывать это.
— Но вот тех, кто ведет передачи на Первом или участвует в них, узнают кассиры, бабушки в магазинах. А у блогеров аудитория гигантская…
— Космическая, — довольно поправляет меня Эльф.
— Но их на улице не узнают.
— Вы ошибаетесь! – чуть ли не подпрыгивает он. – Вы ошибаетесь просто! Тут очень важный момент. Есть такая штука – «мерить по себе» называется. Вы возьмите четырнадцатилетнего подростка и покажите ему кумира моей мамы. Он его не узнает. Но это известный человек – для своей целевой аудитории. А блогера бабушки не узнают, но узнаваемость среди активной молодежи у него выше…
— А на что способна аудитория ради своего кумира. Ах нет, пожалуй, мне следовало сначала спросить, кумир ли блогер для своих подписчиков.
— А я вам сейчас покажу один ролик, — Эльф берет со стола телефон, но я успеваю перебить его следующим вопросом.
— К примеру, я подписана на разных звезд в Instagrm и…
https://les.media/articles/226481-elf-torgovets-ubiystvo-devushek-zashkvar
http://expert.ru/russian_reporter/2017/18/ya-na-vojne-s-besami/
Учитель: „Эксперты, нанятые Поклонской, после прочтения сценария сказали – „Режиссёр не имел права брать на роль Кшесинской красивую актрису, так как та была похожа на крысу“.
Я действительно Поклонскую понимаю, Михалина для неё – соперница. Если бы я выбрал уродливую как крыса актрису, может и не было бы с Ее стороны такой реакции“.
1. Когда супруг ее актёр Виторган желает Чичваркину хорошего жениха, следует ли это рассматривать как брезгливое отношение семейства к секс-меньшинствам и совпадает ли такое отношение к ним с идеологией Дождя?
2. Когда певец и поэт Шнуров вступается за Собчак, говоря – „заборолись с бабою“, значит ли это, что он считает женщину недееспособней мужчины?
А я думаю так: когда о кандидате в президенты женщине начнут говорить, как о личности, забыв о Ее гендерной принадлежности, тогда эта женщина реально получит шанс.
Говорят при этом российские авторы – испокон веков, мол, русские люди прятались в мех от мороза. Да. Неоспоримый факт. Только мех они добывали на охоте трудом. А нынешний мех добывается на фермах, где зверьки размножаются в тесных клетях только лишь для того, чтобы стать шубой на какой-нибудь моднице московского метро. У зверька и его детенышей нет ни малейшего шанса спастись. Это честно? Это нечестно. Вот поэтому шубы стали дешевыми. От них пахнет неволей и массовым забоем. А вы обращали внимание на то, как много норок в московском метро? А теперь представьте, сколько их надо было убить. Я промолчу по поводу тех женщин, которые считают шубу признаком того, что жизнь удалась. Это будет необъективно. Но я считаю, что жизнь удалась – это когда у тебя в голове лежат знания и ты двигаешься в ногу со временем, то есть прогрессивно.
Есть еще аргумент – холодно. Ну, холодно, в России, да. Но есть альтернативы – искусственный мех. Вот я, например, не ношу натуральные меха и до сих пор жива. По-моему, единственный честный аргумент в пользу ношения шубы – это не разговоры о традиционной охоте, о диком холоде российском, а чистосердечное признание – мне плевать на животных, я хочу носить шубу, меня совершенно не беспокоит, каким электрическим зарядом их умерщвляют, куда им этот заряд суют.
Не хотела этим постом никого обидеть. Но и не хочу, чтобы обижали животных.
А в то время и я находилась в Донбассе и много чего видела. Цирка я не видела. Русский мир был. Я видела невероятный человеческий подъем. Подвиг я видела. Я видела много смертей. Но я видела и то, что не каждому человеку выпадает увидеть – преображение людей, готовность оставить все и принести жизнь в жертву за своих. Подъем не возник на ненависти к Украине, на нее была обида. Подъем был за себя – настоящих, освобожденных разом от гнета, вернувших себе человеческое достоинство, вспомнивших, кто они такие есть и от кого происходят. С Украиной рождение и возрождение русского духа не было связано совсем. И ополченцы, и добровольцы на моих глазах уходили с палками и винтовками на смерть. Безотносительно политической ситуации, они совершали подвиг.
– Там смерть, – предупреждала всегда я.
– Да – смерть, – отвечали мне.
То, что политтехнолог этого не почувствовал – его беда. Он ведь, в отличие от этих мужчин, работал за деньги. А то, что он сейчас говорит – беда российского правительства. Он добивает своей недостойной ногой тот малый росток духа, который еще поднимает голову. А в народе нельзя убивать дух. Ничего хорошего властителям это не несет.
Затем. Вот Захар Прилепин – хороший, по моему строгому суждению, писатель. Человек, к которому я отношусь с добром и симпатией. Написал зачем-то заметку про Всеволода Непогодина – жителя Одессы. В ней он расписывает, как в начале войны Всеволод строчил статьи за русский мир в разные российские издания. А потом, когда ему не дали литературную премию, обиделся и резко переметнулся на сторону врага, начав порочить этот русский мир. Во-первых, надо думать, где живет Всеволод, и стоят ли эти заметки того, чтобы человека закрыли в СБУ. Во-вторых, это неправда. Захар был слишком близок к жирному телу власти, чтобы увидеть, как начали меняться республики. Слишком быстро они, перестав быть Народными, стали антинародными. Такие, как Всеволод, это углядели. И такой „русский мир“ им просто был не нужен. Людям не дали то, за что они выступили. А я не думаю, что Всеволод был в полной безопасности, находясь в Одессе и отстаивая те преданные не им ценности.
Вернусь к русскому миру. Лично мое отношение к Стрелкову – резко отрицательное. Но, как свидель, скажу: он точно не был „игорьком“ и „клоуном“ для тех людей, которые погибли в 2014. А место их гибли не может быть названо цирком.
Ей бы полегче с журналистами разговаривать.
Далее. На показе новой коллекции „Горная жемчужина“ собралось много представителей „российского гламура“ – Алена Водонаева, Яна Рудковская, Валерия со своим Пригожиным, Лариса Долина.
При этом по-прежнему неизвестна судьба чеченского певца Зелима Бакаева, пропавшего в Грозном. Заподозренного в том, что он – гей. Говорят, что его уже нет в живых. Во всяком случае, из мира живых он не подавал никаких сигналов.
Сначала в Чечне в одну ночь убили всех проституток, потом зачистили наркоманов, дальше – взялись за геев. Конечно, строить идеальное здоровое общество значительно легче, чем поднимать, скажем, экономику. Но все равно вопросы к так называемому гламуру, рассекающему по Чечне в „горных жемчужинах“ – если вы берете деньги от чеченского лидера, не считая их кровавыми, то откуда такое презрение к певцу-чеченцу? Разве весь этот цех „жемчужин гламура“ не должен был поинтересоваться у Кадырова, где Зелим? И объявить бойкот всем его мероприятиям до тех пор, пока он не предъявит человека живым?
И на всех этих персонажей стране придется смотреть в новогоднюю ночь.
#ГдеЗелим
Кто такой журналист, и с чего он начинается? С того, что ты, никому неизвестный, стоишь где-нибудь в толпе таких же как ты, ждешь появления спикера. Идет дождь или снег. А вы стоите на улице. Спикер опаздывает, и так проходит несколько часов. Он появляется и не просит прощения за то, что опоздал. Зачем? Это же – всего лишь журналисты, а он – спикер. Потом ты бредешь в редакцию, стучать замерзшими пальцами текст. Так начинается журналистика практически для всех представителей моей профессии.
А когда в метро теракт или где-нибудь теракт, все бегут от этого места, прятаться по домам, но у тебя задание – ты идешь туда по опустевшей улице. Когда где-то взрыв какого-нибудь реактора, все бегут из радиуса поражения, а ты – журналист, ты должен идти туда. Когда война, ты обязан ехать в зону обстрела – тебе нужно сдать в редакцию материал. В поисках вай-фай ты спокойно проходишь по пустому городу. Все сидят в бомбоубежище, а тебе надо отослать материал в редакцию. Да, над тобой летает, но материал в редакцию отослать надо.
Тебя остановят на блокпосту военные, и у тебя не будет преимуществ перед гражданскими – потому что ты журналюга, журнашлюха, всю пишешь неправду, и ты, вообще, ответственен за все, что сделали твои коллеги с начала времен. Если ты – журналист-женщина – и тебе страшно, журналист-мужчина может тебе сказать – „Что ты ноешь? Ты журналист или женщина? Если женщина, мы тебя сейчас высадим, если журналист – ты едешь с нами молча“. Да, кстати, про рюкзак – будешь нести сама. Так как ты – не женщина, ты журналист.
Когда ты берешь интервью у чиновника, он, поверьте, редко считается с каким-нибудь неизвестным журналистом. Он может читать тебе нравоучения о том, какие вы все представители непорядочной профессии, агрессивно набрасываться на тебя, отчетливо демонстрировать, кто тут хозяин. Потому что он – глуп и надменен. И тебя спасет только внутренний стержень, и что-то в твоих собственных глазах, что скажет ему без слов – на каждый удар будет контрудар, за черту заходить опасно, и мне все равно, звезда ты или большой чиновник, ты не будешь мне хамить, я не позволю. Но правда и в том, что не все, а особенно молодые журналисты, могут это сделать. И они уходят после встречи со спикером растерзанными, униженными и опустошенными.
О, у тебя, к счастью, простые родители. Ты – не дочь питерского губернатора. Тебе не сливают инсайды люди, с которыми ты тусуешься по ночам, представители твоего круга, в которых инсайд – это сплетни. Свои инсайды ты добываешь кровью и потом.
Ты можешь проснуться утром от звонка, и тебе в телефонную трубку сообщат – там-то и там-то произошло то-то и то-то. Тебе нужно ехать туда – редакционное задание. Быстро собирайся. И ты собираешься, едешь в маленький городок или в большой или в деревню. Оказываешься там, где никогда не был, никого не знаешь. Ты ищешь людей, связываешь нити истории, добираешься до сути случившегося, до глубины конфликта. Ты подходишь к незнакомым людям и заговариваешь с ними.
Когда ты заходишь в больницу или хоспис, ты – кремень. Должен быть им. Так надо. Никого не волнует, что ты чувствуешь. Ты сюда не чувствовать пришел, а выполнить свою функцию. Часть ее – это то, что ты задаешь вопросы беспристрастным голосом. И часто задаешь такие, что вызываешь праведное и справедливое негодование тех, с кем говоришь. Тебе бы хотелось сказать им – вы знаете, я ведь тоже хороший, и я все понимаю, но я сейчас делаю свою работу. По сути, беру огонь на себя.
Впрочем, если ты настоящий журналист, то огонь – это то, в чем ты живешь почти постоянно. Даже если этот огонь вполне реальный и осязаемый, но тебе сказано „Надо ехать туда“, то ты идешь в огонь. Журналист – солдат своей профессии, ему сказали „Надо“, он встал и пошел. Ведь он – журналист. И мне, правда, очень неприятно, когда журналистами называются люди очень далекие от нашей профессии. Я бы даже сказала, находящиеся по ту сторону огня.
Выступали Скулачевы – академик отец и биолог сын. Они говорили о механизме старения и смерти, который отстукивает время в нас. Ничто из вне не влияет на старение и смерть. Программа записана в нашем коде. А мы ничего о ней не знаем. Человек увлекся техническим прогрессом, а с биологией не разобрался. Но Скулачевы говорят, что скоро ученые научатся ломать этот механизм.
Моя мысль обычно прыгает туда-сюда, и во время их выступлений, мой ум пытался забраться в смежные темы. Например, я думала про душу. В ее существование я верю безоговорочно. Впрочем, в науку я тоже верю. Поэтому две эти веры мне необходимо было в своей голове совместить, и сделать так, чтобы они там не бились между собой.
Итак душа. Если она приходит в тело и потом куда-то уходит, то, когда мы начнем жить дольше, то ей придется задерживаться с нами на земле. И поэтому жить нам будет позволено дольше не только биологами, но и, в первую очередь, Тем, кто направляет души в тело. „Почему же Тому должно стать интересно засылать души на землю на подольше?“ – спрашивала себя я. Это будут какие-то особенные души, которым потребуется больше времени на то, чтобы себя проявить? С другой стороны, ведь так уже было! До появления антибиотиков человек жил в среднем 35 лет. И душе почему-то хватало этого времени на испытание жизнью. Потом испытание увеличилось вдвое. И скоро еще увеличится. Так обещают ученые. Или, может быть, поменялось само время? Раньше оно текло медленно – без телевизора и интернета. Границы мира были на замке, и человек видел каждый день одно и то же, одних и тех же. Ему хватало этого размеренного времени, чтобы себя проявить – так или так, чтобы Тому стало понятно, что делать с его душой. А мы сегодня кружимся в информационных потоках, наше время летит, пролетает. И, может быть, душе не хватает его?
Понятно, что биологи говорили про молекулы и клетки. На мои вопросы ответов нет. Но размышления не помешали мне взять в подарок концентрат молодости и потом стащить у Максим Скулачев (Maxim Skulachev) еще один.
– Если вы будете относиться к ней как к женщине, она вас уничтожит! Она зверь!
Я даже не хочу воспроизводить что этот чел в реальности мог услышать от ополченцев в ответ – нецензурное.
Увидев тела убиенных американским агентом ополченцев, лощенный командир произносит, скривившись:
– Неряшливо. Очень неряшливо.
А теперь как все было бы на самом деле от человека посещавшего Свердловск и штаб. Увидев тела ополченцев, другой ополченец мог сказать такое:
– Ну че вы, пацаны?
Выдать порцию мата и уйти в укромное место плакать.
Увидев раненую женщину (агента) в машине, оснащенную пулеметами, гранатометами, ополчение бы вызвало свою службу Скорой Помощи. И разобрало бы машинку до основания – пулеметы, гранатометы, автоматы. Женщина не была бы тем ценным грузом, который надо хватать и бежать с ней на загривке.
Увидев африканца (из группы поддержки агента) каждый, наверное, третий ополченец, к сожалению, мечтал бы отрезать у него уши. Тогда ходило много баек об афиканцах, воюющих на той стороне. В живую их ни один журналист не видел, и ополченцы предлагали в другой раз срезать с него уши в качестве доказательства. Поэтому я очень бы переживала за африканцев на войне.
В штабе Свердловска я видела командира Рима. Он раскладывал передо мной нашивки, срезанные с одежды противника на память. У меня есть фотография нашивок, могу с американцами поделиться. Но пусть заплатят, как консультанту.
И знаете, что еще приходит мне на память? Как я сидела в гостинице Рамада в Донецке после падения Боинга. А в ресторане – толпа голландских полицейских, приехали вести расследование. В такой они были супер-крутой одежке – как из кино. С мускулами рельефными, челочками поднятыми и с поджатыми попами. Короче, мужчины готовы были в любой момент броситься в схватку с силами тьмы. И тут как бахнуло! Голландцы вскочили и очень слажено побежали на улицу – спасать, бороться, защищать идеалы света. Выбегаем. А тут как еще бахнуло! И голландцы такие стоят с поджатыми попами, смотрят в небо, а сделать ничего не могут. А что тут сделаешь против Градов и Ураганов?
Ну, теперь-то еще раз ясно, как простой американцец представляет себе и понимает войну в Донбассе. Он ее не представляет и не понимает. Также, как наши американские партнеры. Как глупый Волкер, например. А вот эти все – „Неряшливо“ – в качестве реакции на смерть – это американское представление о жизни, видимо. В Донбассе на смерть „Неряшливо“ не говорят. В общем, посмотрела кино не про ЛНР, а про Америку в таинственном Свердловске.
Что для меня могильные плиты? Разбитая Саур-Могила – они. И когда я шла по ее разбитым ступеням и смотрела в разбитые каменые лица советских солдат, во мне была и злость и жалость. И сила, с которой я буду эти плиты защищать. Родина-Мать на Мамаевом Кургане – могильные плиты для меня. Ленин – да, могильные плиты. Ленин давно перестал ассоциироваться во мне с Владимиром Ульяновым. Ленин – лишь памятник для меня. Знакомый с детства. Маяк, который есть во всех российских городах. И каждый раз в поездках он выглянет из-за дерева вдруг – сохранившийся, лысый – и приходит чувство – я на Родине, я дома. В Красном Луче, например, в 2015 Ленин стоял в каске и с гранатометом. Это яркая примета времени – даже Каменный Вождь переоделся. И так едешь мимо, поймаешь его, мобилизованного, из окна, и спокойней – ты дома. Вот именно поэтому такими больными были ощущения, когда Ленина пилили по ногам в Харькове. Камни у человека должны быть, чтобы не прыгал, как пустой пузырь по пространству. Но если не хотите камней, то и не надо. Только и тех, кто их имеет за спиной, не стоит называть закостенелыми и застывшими, как желе из костяного бульона. По крайней мере, я себя таковой не ощущаю. Мне с моими камнями легко. Без них было бы тяжелей.
А мы будем работать. И закон будет принят. Он будет обязательно принят. Цивилизованное общество обязано защитить слабых, а не уничтожать их изо дня в день ради некой благой цели. Не может быть благой цели у убийства.
А пока я попросила Екатерина Бобровская, которая рисовала для нас комиксы против домашнего насилия, нарисовать картинки про закон об ответственном обращении с животными. Ими мы просто напоминаем – про закон помним каждый день, и до тех пор, пока он не будет принят, не успокоимся
Я буду краткой в письме, но искренней в словах. Живём в республике Дагестан г. Махачкала. Родители очень были трудолюбивыми, и в нас зародили любовь к труду. Жили мы всегда в достатке. Я ( Асадулаева Зухра Анваровна) и два моих брата получили высшее образование. Судимостей не имеем. Занимаемся семейным бизнесом. Я являюсь индивидуальным предпринимателем. Часто выезжаем за границу с братом (Асадулаев Юсуп Анварович).
Теперь хотелось бы написать, а вернее синхронизировать события, которые произошли с нами. Скажу сразу, что всё, рассказанное мной, имеет обоснованные подтверждения. История нашего несчастья началась с 02.08.2016 г. Мой младший брат- Асадулаев Юсуп Анварович – находился в Кисловодске. Отвозил на лечение нашу маму. Вернулся он в Махачкалу в ночь с 1 на 2 августа. Я с ним созванивалась и договорилась о встречи к часу возле мойки для того, чтобы поменяться автомобилями, так как в Кисловодск он ездил на моём. В 13ч15, будучи у мойки, я начала звонить к брату, но оба номера были отключены. Он никогда не отключал телефоны, и, естественно, я забеспокоилась. Искали мы его до вечера. В 19 часов того же дня нам стало известно, что он находится в здании ЦП. Стало известно от свояка моего брата, работника ФСБ Расулова Расула Гаджиевиеча, к которому за помощью обратилась моя сноха. Расулов Р.Г. рассказал нам, что мой брат обвиняется по статье 208 часть 2 (пособничеством террористам). Хочу отметить, что в нашем кругу ни среди родственников, ни среди общения нет радикально настроенных и, мы сами, тем более, придерживаемся традиционного Ислама. Так же Расулов Р.Г. рассказывал что есть неопровержимые доказательства его вины, и что он поможет нам в решении вопроса. Взял с нас полтора миллиона рублей аванса. Общая сумма им была озвучена в шесть миллионов рублей, и 500 тысяч отдельно за схрон, который организуют они, и который должен показать и признать мой брат.
Брата моего пытали полтора суток. Пытали током и по всякому избивали, только уже на второй день ему с головы сняли мешок для того, чтобы он подписал признательные показания. Доказательства применения физической силы для признания вины есть. Телесные повреждения у нас зафиксированы и имеются.
Конечно мы все были напуганы тем, что твердил над Расулов Р.Г. – что брата могли убить и только из-з того,что он вмешался, удалось его спасти. В последствии мы, конечно, разбирая все это подетально, пришли к выводу, что даже под страхом смерти мы не будем на себя брать того, чего не делали.
Я, конечно, очень поздно поняла истинную роль Расулова Р.Г. в этой истории. Но мне удалось уже в конце записать аудио нашего разговора, где я деликатно отказываюсь от услуг Расулова Р.Г. Мой брат отказался от своих показаний, которые он дал под пытками. Мы решили
на суде доказывать свою невиновность. На восьмой день следствия нас поставили в известность, что Асадулаева Юсупа будут вывозить
в Буйнакск на следственные мероприятия. Когда мы стали спрашивать о каких мероприятиях идёт речь, тнам открыто сказали, что им ничего не стоит добавить ещё одну статью, если мы не постараемся решить вопрос в следственном комитете. Переговоры вёл адвокат Магомедов Селим, которого нам посоветовал Расуловым Р Г. Адвокат Селим сказал , что надо срочно вести переговоры, иначе брату добавят статью 205, и тогда будет очень плохо.
Остановились на сумме три миллиона. Мы отдали половину, а другую половину обещали позже. И тут нас опять обманули. Взяли деньги и сразу потребовали вторую часть. А когда мы не дали, то сразу передали дело в суд. Я потребовала вернуть деньги, на что мне Селим ответил, что следователь Закаев Камиль ждёт меня для разговора. Разговор у нас имеется в виде аудиозаписи. В суде мы уже наняли адвоката, который честно исполняет свои обязанности, и начали выстраивать защиту. В итоге нет ни одного доказательства вины Асадулаева Юсупа. Когда стало ясно, что мы не будем признавать и дальше вины, с нами начали происходить дальнейшие несчастья.
05.06.2017 по адресу Ирчи-Казака 1а в магазин разливной парфюмерии нагрянул УБЭП. Не предост
Работников УБЭП был и опер ЦП. Отмечаю этот факт потому, что он появится в последующем событии.
Далее я написала заявление во все структуры, о том, что кроме духов были похищены с подсобного помещения правоустанавливающие документы от участка, личные вещи, личные записи. Также канистры с различными маслами. Но сразу после этого похищают моего старшего брата Исаева Арсенали Анваровича, он в этот момент сидел в парикмахерской, стригся. Видеозапись имеется. И снова среди похитилей был тот самый опер ЦП.
А похитили Исаева, как нам впоследствии рассказали в следственном комитете, на основе рапорта того самого следователя Закаева Камиля.
Не имея никаких доказательств вины в районном суде на избрании меры пресечения, судьёй были заданы вопросы о доказательствах. Следователь и его начальник, прибежавший в суд, просили судью дать им 72 часа на предоставление доказательств. Но по истечении срока не было никаких
Доказательств, и Судья не взял под стражу Исаева. За что впоследствии сожгли машину судьи. Имеется видеозапись.
На сегодняшний день у нас идет процесс на котором понятно, что Асадулаева Ю.А. держат противозаконно. Не могу вам описать количество угроз в наш адрес и, пожалуй, вот так не описать всего того, что мы пережили. Мы делали заявления по всем нарушениям, и ни одно не рассмотрено.
Дело в том, что тесть моего брата является хозяином гормолзавода. Не знаю, на что рассчитывать, в данном случае, но очень сложно именно у нас в республике добиться справедливости. Настолько чиновники погрязли в коррупции, что все для них превратилось в бизнес. Я очень вкратце попыталась рассказать о наших проблемах. Нам просто не дают жить.
Несколько человек решили, что их служебное положение позволяет им делать что угодно. Мне так и сказали, что если я не угомонюсь, то и меня закроют или потеряют! И это мне говорят работники правоохранительных органов! У нас здесь твердят, что Москва даёт приказ не разбираясь сажать и убивать, опять таки это слова правоохранителей. Я не уверена, что так делать им говорит Москва! Но рано или поздно народ устанет терпеть этот беспредел.
Сейчас здесь актуальна борьбе с террористами, но поверьте, террористы у нас в погонах! Для себя я поняла одно – сегодня Жещины смелее многих Мужчин. Я прошу вас помочь мне. Мне необходимо действовать. Бог все видит. Вы с Аленой сейчас можете помочь не только мне, а стать причиной спасения многих.
– Ты знаешь, где они стоят? – спрашивал водитель бойца ДНР на блокпосту.
– Где-то там, – отвечал он. – До километра.
Шерхана я застала живым. Полторы недели назад он был ранен в нос. Сейчас ему выдают по таблетке глицина, чтобы не сходил с ума под обстрелами. Я действительно не думала, что доеду до этого места – мне страшно, я боюсь. Там пули и снаряды прилетают тихо и каждый день. И люди там живут в аду. Тот ад – не котлы и серная вонь. Это тревога. Удушающая безысходная, затыкающая горло тревога и запах смерти, которая присела где-то скромно на териконе, подперла ладошкой щеку и высматривает, когда бы сегодня скосить. Она не придирчивая и непристрастная. Но ты все время чувствуешь ее взгляд на себе. И это убивает, хотя и медленней, чем снаряд. Я не знаю, как можно выжить в этом месте хотя бы минуту. Но люди живут. И сама я продержалась там час. Постояла на том месте, где снаряд разнес Любину маму, бежавшую навстречу сыну, перешла на место, где снаряд убил Любиного брата, тоже бежавшего навстречу матери. Забрала пакет мороженной, выросшей на войне малины, и уехала домой – в центр Донецка, пообещав Любе помочь. Чем – я расскажу позже. Помочь ей очень непросто. Помочь ей значит помочь многим таким же, как она. Потому что Люба хочет очень многого – добиться справедливости. Но где и кому это удавалось? Она, не признанная министерством труда и соцзащиты ДНР членом семьи, хочет получить компенсацию за смерть родных, чтобы продолжить жить в этом их общем доме, от которого война постоянно откалывает по кусочку. Компенсацию в ДНР никто не получает. Но официально, на бумаге в ней не отказывают – незаконно отказывать. Так вот. Люди за такую жизнь должны получать компенсацию. И когда начнут, значит, что-то стронется с мертвой точки в этих мрачнеющих республиках. Если удастся помочь Любе, то удастся помочь и остальным. Если республиканские младоолигархи перестанут выкачивать из территории деньги себе в карманы, людяи в Трудовских и в Веселом будет жить легче. Если Москва встрепенется, очнется и спросить с младоолигархов построже, то в жизни простых людей будет поменьше ада.
Сегодня голодающие зоозащитники были арестованы и увезены в ОВД. А как, мне интересно, еще людям выражать свою позицию и озвучивать требования? Голодать нельзя. Возле Госдумы стоять нельзя. А что можно? Телепатировать?
http://expert.ru/russian_reporter/2017/20/seksualnaya-kontrrevolyutsiya-kadyirova/
1. В вопросе обсуждения и осуждения домогательств основная проблема в российском контексте – женщины сами не солидарны в этом вопросе. Многих из них обуревает страх – сейчас выскажусь против домогательств, и знакомые мужчины после этого за мной ухаживать перестанут. Тут, мне кажется, просто не до конца понятая разница между домогательством и тем особым языком, на котором говорят не противные друг другу мужчина и женщина. Многие женщины всю свою жизнедеятельность направляют на то, чтобы их домогались, чтобы на них обращали внимание. Потому что ничего другого они не умеют – только привлекать к себе внимание и высасывать жизненные блага из мужчины. При этом существует другая категория женщин, и вот ей гораздо сложнее договориться даже не с мужчинами, а с первой категорией женщин. Когда вторая категория говорит – „Я не хочу домогательств!“, против нее выдвигаются не мужчины, а первая категория женщин, которые начинают высмеивать вторую и кричать – „А я хочу!“. В результате мужчинам сложно разобраться – хочет женщина или не хочет. Вторая категория – это женщины, которые знают, что справятся с жизнью сами. Они образованы, постоянно развиваются и профессиональны в работе. Они хотят говорить с мужчиной не на языке „тисканий“, а по-человечески. У них вызывает глубокое недоумение чел, который, например, кладет свою верхнюю конечность на колено женщины, которая с ним никак для этого не кокетничала. Он руководствуется аргументом – он мужчина, она женщина, я могу. Например, я прекрасно выхожу из таких ситуаций так. Я говорю подчеркнуто деловым голосом – „Григорий, вы положили руку мне на колено…“. „Да“. „С какой целью вы это сделали?“. Рука сразу возвращается на место.
2. Мне кажется, на волне голливудского скандала многие мужчины просто боятся, что не смогут больше флиртовать и ухаживать – их сразу обвинят в домогательстве. Но домогательство – это не флирт и не ухаживание. Это крайне неприятная для женщины ситуация, когда мужчина, которого она, возможно, по какой-то причине считала авторитетом для себя, или от которого она, находясь в стесненных финансовых обстоятельствах (а он об этом знает), зависит, начинает использовать свои административные или прочие властные ресурсы против нее. Чаще всего такой мужчина знает, что он женщине неприятен. Но он знает и то, что может ее сломать. Ситуация эта крайне неприятная, и когда Кончаловский говорит, цитируя классика, что баб положено тискать, мне кажется, он просто не понимает разницу между ухаживанием и домогательством.
3. Большинство, реагируя на происходящее в Америке, пытаются занять ту или эту сторону – за женщин, к которым было применено домогательство, или за Харви. Мне кажется, тут надо выбрать третью сторону – сторону здравого смысла. На данном этапе жертвы, объединившись в стаю, сами травят своего агрессора, превращая его в жертву. Он говорит – „Я исправлюсь, дайте мне шанс“. Но никто ему шансов давать не собирается. А нужно дать. Не потому, что он хороший. А по двум причинам – во-первых, нужно соответствовать ценностям, которые Голливуд же постоянно и декларирует – о христианском всепрощении и любви, о шансе на исправление, которого заслуживает человек. Во-вторых, многие случаи домогательства похожи на сделку, если уж называть вещи своими именами. Если женщина считает, что роль, выданная ей продюсером, имеет большую ценность, нежели тело, вынужденное принять нежеланного мужчину, то оба – дельцы, бизнесмены. Не более. Я понимаю, когда речь о забитых женщинах Афганистана. Но жительницы Голливуда принимали свое решение не от голода и не под страхом смерти. Молчать о происходящем – это тоже было их решение, и они много лет молчали, чтобы не портить отношения с влиятельным человеком. Понимаю, но не сочувствую. Мне по душе принципиальные люди.
4. Происходящее в Америке – вирус. Он попадает в человека, и ему тоже хочется рассказать свою историю. Все рассказывают, и я расскажу! И, честно говоря, уже непонятно, чем руководствуются ра
Вот возьмем случай Любы, проживающей в поселке Трудовские. Ее брат – ветеран Афганистана и мать, являющиеся мирными жителями, были убиты одним снарядом, выпущенным по их дому в результате агрессии украинской стороны. Люба прибежала домой. Кругом журналисты. Снимают. Она закричала. Посчитала, что тела – не цирк. Потом она помыла кухоньку, откуда брат бежал спасать мать, и где ему в том числе оторвало руку, и отмыла коридор, где осколок попал в ее мать. Стены там щербатые. Но я не буду описывать, что Любе пришлось выковыривать из них, и что может чувствовать человек, которому приходится выковыривать из стен свою мать.
Дальше Люба пошла в министерство труда и социальной политики ДНР. Там ей сказали, что она – не член семьи, что даже восстанавливать ее дом никто не будет, и чтобы она больше не приходила. Но она приходила еще.
Я рассказываю о Любе, но таких, как она – тысячи. И я думаю, для того, чтобы вы поняли ситуацию, мне нужно объяснить две вещи. Первая – как этот поселок, да и другие поселки – оказался в зоне поражения. После подписания всевозможных минских соглашений и отступления армии ДНР были принесены в жертву эти люди и их дома, так как граница войны отошла ближе к Донецку. Вторая вещь – ее я долго не могла понять сама. Я часто слышала вопрос – „Почему они оттуда не уезжают?“. И мне тоже сложно было понять – почему люди остаются там, где, например, мне сложно находиться даже секунду. Прежде всего, в течение нескольких лет войны этих людей систематически превращали в жертв, у них сбит инстинкт самосохранения, они привыкли жить в генераторе случайности. Они четко, твердо и с доказательствами знают, что они никому не нужны. Включая Россию. Потом у них нет денег, чтобы уехать куда-то и снять жилье. И самое главное, самое труднодоступное для понимания московского или киевского обывателя – дом это корень, это символ жизни. Это не просто дом. Это дом, который по кирпичу складывал отец, выползая из шахты. Подземным трудом он зарабатывал на каждый кирпич. Я все поняла про дом, когда стояла рядом с только что разбитым домом и слушала, как его хозяин, дергая меня за руку кричал – „Дома нет! Как будто и не жил, понимаете?!“. Уехать и оставить этот дом – как будто и не жить. Но.
А то, что этих людей можно оттуда вытащить. В Донецке есть фонд свободного жилья. Правительство ДНР обязано переселить этих людей в это жилье потому, что люди не виноваты в том, что война в прямом смысле слова пришла в их дом. Правительство ДНР имеет финансовые ресурсы для того, чтобы восстанавливать разбитые дома этих людей. И Любе положена компенсация. Почему их там забыли и оттуда не вывозят? Потому что каждый раз, когда к ним в дом будет прилетать снаряд и уносить жизни, смогут приезжать журналисты, фотографировать трупы и предъявлять их как свидетельство агрессии украинской стороны. В результате люди зажаты между двумя агрессиями. И я полагаю, что мы все обязаны об этом говорить, писать. Мы обязаны спасти этих людей. Хотя бы потому, что они еще живы.
(Украинских товарищей я прошу не радоваться и перепечатывать мой пост с обязательным использованием последний фразы – „Жить в нацистском государстве ещё страшней“.)
СБУ давно начала прослушивать телефонные разговоры Муравицкого. И вот когда тот общался со своей родственницей вербально, и всплыло имя Пампуха. Родственница собиралась приехать в гости к Муравицкому, да не одна, а с Пампухом. Муравицкий же обещал принять Пампуха „по высшему разряду“. Какая еще догадка могла родиться в коллективном пытливом уме СБУ? Конечно! Пампух – это позывной! Кодовое имя! Следы ведут в ДНР! Таким образом, СБУ взяла Пампуха в разработку, пока живущий в неведении кот занимался своими котейскими делами – ел, какал в лоток и облизывал мохнатую попу. И тут разом спецслужбы Украины наградили его почетным званием агента разведки ДНР. Может, теперь они возьмут кота в оборот и вызовут его на допрос. Скажу откровенно – за кота переживаю, поэтому прошу подключиться к делу зоозащиту.
Дорогие иностранные коллеги, обратите, пожалуйста внимание на случай. Не дайте замолчать дело кота Пампуха! Не позвольте замучать его в застенках режима! На людей, я поняла, вам уже все равно.
Нет, друзья мои. Закон вы обязаны принять сейчас – рамочный, вытряхнув из него все „трудновыполнимые положения“, которым законопроект заразили намеренно. А уже дальше жизнь будет вносить в него поправки. Отдаленная перспектива – это пусть за Путина страна проголосует в отдаленной перспективе. А закон давайте нам сейчас. Что это за правительство, неспособное принять даже базовый закон о животных.
Но как только полетит Захарченко, милые представители все той же федеральной прессы, не моргнув глазом, будут писать и говорить о том, что донецкая кучка слишком отдалилась от народа. Подождем и увидим.
#ГД #ЕР
Моя шуба — эко. Серая. Из овечьего начеса. Из такого же делают тапки.
— Потому что такую страшную шубу может надеть только женщина, которая не хочет, чтобы ее домогались, — добавил он.
До сих пор мужчины не могут разобраться, хотят женщины, чтобы их домогались, или нет. Нет солидарности среди женщин. Одни, как я, считают, что домогательство наказуемо. Другие говорят, как, например, российская актриса Любовь Толкалина: «домогательство — ну это же прекрасно, честное слово. А если ты имеешь роль, то какая разница, как ты ее получила?» Вице-спикер Госдумы Яровая пошла еще дальше: на днях сообщила всей стране, что она против гендерного равноправия, она — за «женские привилегии» и не хочет от них отказываться ради прав. А отказываться от них не надо. Нужно просто разок спуститься в московский метрополитен, поймать тяжелую стеклянную дверь, которую не придержали перед тобой, несмотря на то что ты женщина, а потом еще получить толчок в плечо в вагоне — от мужчины, который обгоняет тебя, чтобы занять себе место. Женские привилегии — нечто довольно зыбкое. Ведь они основываются на желании мужчины быть любезным. На его капризе. На его настроении. И они точно никогда не заменят прав, которые следует соблюдать всегда и везде. Я сочувствую мужчинам. Кому им верить — вице-спикеру Госдумы Яровой, актрисе Толкалиной или женщине в «шубе из тапка», которая оделась так потому, что процесс выбора одежды определялся не желанием обратить на себя мужское внимание, снискать домогательство и вызвать желание оказать ей привилегию, а простым пунктом — было ли убито животное ради создания этой вещи или нет. Тут — столкновение двух категорий женщин, двух пород, двух способов восприятия мира. И, похоже, одна категория полагает, что всего добьется сама, не прибегая за помощью к своим «женским привилегиям», но для этого ей нужны незыблемые равные права. Вторая, что привилегий ей будет достаточно, а там — какая разница, главное, чтоб роль была. — О, я могла бы рассказать о случаях домогательства! — эти слова произнесла я на редколлегии, когда мы обсуждали, кто будет писать эту колонку.
— Да все могли бы, — вкрадчиво отвечал мужественный наш коллега Игорь Найденов.
Все засмеялись. Но, кажется, найденовскую фразу стоило бы выделить красным. Все могли бы! В том-то и дело! А многие так и начали рассказывать в соцсетях свои истории, случившимися двадцать, десять, пять лет назад. Почему же не рассказали их раньше, когда все только случилось? Отвечают: боялись! А теперь звезды Голливуда подали пример. А чем мы хуже звезд Голливуда — до них домогались, а до нас, получается, нет? Вот уж нетушки! До нас домогались даже больше и чаще, чем до них! Вирус домогательства пошел гулять по соцсетям и СМИ, отвлекать умы, сосредоточивать на себе. А люди стали похожи на рыбок в аквариуме: тут им подсыпали корма, они поплыли туда; подсыпали здесь — плывем сюда. Кто-то сыплет и сыплет, определяя, куда нам плыть, о чем говорить, на кого быть похожими.
Дискуссии на тему и фальшивая мотивация еще дальше разводят женщин по разным лагерям. Заставляют потеть от страха мужчин, путающих домогательство с флиртом. Кажется, мы играем кем-то сверху навязанную роль.
И, кажется, все-таки имеет значение то, как мы ее получили.
http://expert.ru/russian_reporter/2017/21/shuba-iz-tapka/
Какое, собственно говоря, кому дело до душевного состояния этого художника? Кто его звал на чужие чердаки и просил копаться в чужих вещах и впадать в свои сновидческие блуждания? Тогда давайте поговорим с заключенными тюрем? Может, и они найдут для своих проступков облагораживающие объяснения и пару фотографий, сделанных на мобильный, для придания проступкам статуса искусства?
Очень и очень непросто показать беду русской деревни. Не каждому по зубам такой репортаж, уж мне поверьте. И в конкретном случае, единственное, к чему художнику удалось привлечь внимание – это к своей нескромной персоне и своему внутреннему состоянию, которое, как он посчитал, почему-то должно волновать зрителя. И я думаю, что журналистское сообщество в этом случае недостойного пиара должно дать однозначный ответ. А он в том, что нельзя разрушать то, что построил не ты. Даже ради того, чтобы прославиться.
В данном труде приводятся мысли очевидные. Так или этак, с эмоциями или без них проговариваемые мной, наверное, года уже два как. Донбасс стремительно мертвеет. А он, не в пример прочим непризнанным республикам, сильный промышленный регион. Он лежит и только ждет – дайте ему встать и работать, как он делал это раньше.
Понятно, что вдруг стало причиной такого озарения – переворот в Луганске, и то, как приходилось мямлить российским сми, которые не могли внятно объяснить, а что же там в эти дни происходит в Луганске? А знаете, почему? Потому что многое в Донбассе так или иначе согласовывалось с Москвой. А переворот не согласовали. Потому что гораздо чаще, чем полит-режиссеры ожидают, ситуации вырываются из-под контроля и начинают жить своей жизнью. И вот случился переворот, сделавший очевидным плачевное положение дел в республиках. Война – в нескольких километрах, американцы собираются выдать Украине новую порцию летального оружия, население обсуждает этот факт с юмором, впрочем, плохо прикрывающим испуг, жители серых зон каждый день играют со смертью в генератор случайностей, пенсия – две тысячи рублей. А на верху власть делят. При том, что понимают, любая неразбериха наверху – это ослабление для противника. Более того, республики так и будут стремительно превращаться в банановые, когда в них диктатура и все замкнуто на одного человека, которому, впрочем, население давно не доверяет. Более того, боится его.
Проблески осознанности – так надо назвать эту статью. И добавить к ней еще один пункт – в Донецке, по крайней мере, живет много активных людей, готовых заняться общественной работой и оздоровить власть. Они никуда не уезжали. Из них надо строить власть. Сосредоточение последней в одних руках – чревато еще одним переворотом, только уже в ДНР https://news.sputnik.ru/obschestvo/c20ee465437b607d2c66b56b1b88b6d379d96f1f
Не стоит думать, что только спортсмены и олигархи теряют от геополитических обстоятельств. Писатели и журналисты тоже теряют. До моей работы в Донбассе я регулярно посещала Европу, как писатель. После того, как я начала работать в Донбассе я заклеймила себя. Меня больше практически никуда не зовут. Чем я горжусь. Я умею платить по счету за свою свободу и за спокойную совесть. И с этой позиции для меня согласиться на нейтральный флаг и белую форму – все равно, что поднять одну из листовок, которые фашисты разбрасывали над нашими домами во время войны.
Марина Ахмедова – журналист, писательница
Ей достаточно узнать, что где-то издеваются над животными, как она срывается в это место, как бы далеко оно ни находилось, чтобы вывести на чистую воду живодеров, невзирая на их должности. В 2017 году она защитила дагестанский конезавод и помешала отправить табун ахалтекинцев (98 лошадей) на мясокомбинат, подняв скандал в СМИ. Участвовала в создании на Донбассе, в Дебальцево, приюта для бездомных собак, брошенных во время боевых действий. Первой начала говорить о массовом отстреле собак в Дагестане. Руководство республики после трагедии с девочкой, которую, по официальной версии, загрызли бродячие собаки, дало жителям команду на самостоятельный отстрел. В те дни было уничтожено несколько тысяч бездомных животных. Марина Ахмедова вывела информацию об этом на федеральный уровень. Активно помогает зоозащитникам в Якутске. В частности, благодаря инициированной ею общественной кампании была уволена ветеринар пункта передержки, где массово усыпляют здоровых бездомных собак http://expert.ru/russian_reporter/2017/22/75-samyih-uvazhaemyih-lyudej-stranyi/
Я даже посмотрела трейлер этого фильма, где члены добровольческого батальона „Айдар“ едут в машине с жителем Донбасса и глумятся над ним. До того его допрашивают, он просит „режиссера“ не снимать, та его посылает и упорно продолжает. Ее представляют оперативником, ведущим съемку. Она снимает документы, и в частности то, как человека везут в подвал с полотенцем на голове. Человека, скорее всего, теперь нет в живых. Пока его везут над ним глумятся. Я знаю, как это все происходит, и как меняется ситуация от присутствия журналиста. Над ним глумятся напоказ для этой гнили, погани, слизи и склизи в виде „режиссера“. После последней фразы, думаю, не надо объяснять, почему я ничего не написала вчера. Потому что вместо вышеперечисленных слов я бы использовала другие – похлеще. А сегодня я спокойно говорю, что Виталий Манский, продвигающий это „кино“ на фестивале в Москве – погань, гниль, слизь и склизь, а никакой не художник. Почему вы боитесь это сказать? Надо начать это ему говорить.
Что делает третье лицо – журналист, режиссер-документалист – когда при нем унижают, избивают, убивают человека. Он это не снимает. Он этому препятствует. Он не снимает людей без их разрешения. И он не посылает их, если люди говорят – „Не хочу“. Нормальный журналист или режиссер выключает камеру и пытается спасти человека. Да, даже если его самого могут убить. Потому что пытаться спасать надо всегда. Если тебе придется встать на колени за то, чтобы человека при тебе не убивали – встань. За себя не вставай, а за человека – встань. Потому что никогда не было и не будет ничего дороже человеческой жизни. Но так себя ведет журналист или режиссер лишь в том случае, если он не соучастник преступления. „Режиссер“, сорванного вчера „кино“ – соучастница преступления. Манский, продвигающий это „кино“ – тоже соучастник. В ответ на критику существо Манский делает изумленное лицо и вопрошает – „Как вы не поняли? До вас не дошло в чем смысл и правда? Ну да, да, наше искусство слишком высоко, не каждому дано“. Два года назад Манский продвигал кино итальянского режиссера „Грозный-блюз“. Режиссер втерся в доверие к своим героиням – жительницам Чечни и обманул их. Он вместе с Манским совершил преступление. Героиням обещали, что прежде фильм будет согласован с ними. Я лично знаю этих женщин, и я знаю, что с ними случилось. Манский хотел показать нам правду о Чечне, которую мы итак знали. Я не хочу „художеств“, от которых умирают люди!
Я могу зайти в ютюб и увидеть всю правду. Зачем мне теперь документальное кино, когда все есть в ютюбе? Зачем мне продукт безнравственного режиссера, который хочет жрать мои эмоции. Даже если мы все вместе начнем проклинать этих людей, они будут уплетать наши проклятия за обе щеки. Они – пожиратели негатива.
Я что хочу сказать. Общественное осуждение утратило свой смысл и значение. Позора больше нет. Есть эмоции и его пожиратели. Я не предлагаю жаловаться на этих людей, срывать их показы, преследовать. Но я говорю, что я давно мечтаю встретить того итальянского режиссера, сломавшего жизнь моим знакомым женщинам и плюнуть ему в рожу. И если каждый из нас будет ровно так же поступать с этими преступниками, выдающими себя за современных художников, то не будет никаких у них фестивалей, и фильмы их не будут сниматься ценой человеческой жизни.
Что я знаю из практики? Когда ты попадаешь в машину к вооруженным людям, которые тебе разрешают снимать, не стесняются тебя, а, наоборот, выделываются для съемки, то это значит, что у тебя с ними уже так или иначе возникли какие-то отношения. Когда тебя представляют не режиссером, а оперативником, то возникшие отношения уже можно охарактеризовать, как панибратские. А когда так, то ты уже можешь обратиться к своим „панибратьям“ и сказать им – „Пожалуйста, не бейте людей. Пожалуйста, не унижайте людей. Пожалуйста, отпустите их“. Можешь хотя бы попытаться. Но не пытаешься, если важнее снять.
Нам говорят – ну, конечно, снять важно, ведь нужно показать реальность. Кому нужно? Мне не нужно. Весь ютюб – мой. А что есть реальность в современном мире? Объективна ли та реальность, которая меняется от присутствия журналиста? А запись с видеорегистратора – реальность? Будем ли мы показывать запись чей-то случайной смерти или несчастья? Или мы все же хотим увидеть нечто иное – то, во что вкладывается талант, мастерство и гуманное отношение к окружающему миру. И вот это пора бы учитывать современным творцам в их стремлении показать реальность. Ютюб и видиеорегистратор гораздо удачней показывают нам ее. У нас недостатка в запечатленных кадрах реальности нет. У нас есть недостаток в таланте и человечности.
Я ставлю себя на место этих женщин – прихожу я в редакцию, и мне печатают штамп на скулу возле глаза „5 дней“. Пять дней до дедлайна. На следующий день – „4 дня“. Время идет, сдавай текст. Я, вообще-то думала, что рабовладельческий строй у нас давно в прошлом – когда на людей ставили клейма. Но нет, люди по-прежнему – рабы. Рабы работодателей, а мы – рабы скидок этого работодателя.
Клеймо – дискриминация сотрудника. Дискриминация – меня, покупателя. Я не хочу видеть заклейменного скидками человека. Руководство #Аэрофлот уже знает, чем заканчиваются судебные тяжбы по дискриминации сотрудников. Возможно, #Лэтуаль хочет повторить его путь. Владельцы этой сети, видимо, уверены в том, что мы – рабы их недорогой продукции, и ради больших скидок и сами согласимся носить на лице какое-нибудь клеймо. Владельцы сети уверены, что клиентов они на этом не потеряют. В таком случае вот что – любая сотрудница этой сети может уже сейчас отфотографировать себя, и как только работодатель уволит ее по каким-либо не устраивающим ее причинам, она сможет подать на него в суд за унижение человеческого достоинства. И она выиграет. А мы поможем. Алёна Попова (Alena Popova)
Я всегда считала, что дьявол обосновался в соцсетях. И когда люди травят, скопом ненавидят, распаляются до пены, врут, продаются – это все он. А связь Бога с соцсетью такая – Он в слове. И соединяя слова, ты делаешь свободный выбор – в ту или эту сторону. Но все написанные и давно тобой забытые слова будут предъявлены. Все миллионы километров слов. Ни одно не уйдет от учета Небесной Канцелярии. Аминь.
На днях буквально я читала пост украинского волонтера, и не знала, смеяться мне или плакать. Писал человек о том, что когда они приезжают в Донбасс, им местные жители открыто в лицо говорят, как украинских журналистов и волонтеров ненавидят. Вот просто в лицо. Но это они заблуждаются, писал волонтер. Разве можно их таких хороших ненавидеть. Да, действительно, не может человек, состоявшийся, как личность, только на войне в качестве волонтера, и там же обретший веру в свою нужность и значимость, поверить, когда ему в лицо говорят – это мы тут живем, это мы тут гибнем, и это вас мы считаем виноватыми. Не может. Потому что именно благодаря войне и страданиям других людей он пережил свой личностный катарсис, вышел из него новым нужным человеком, и отнять у него это – все равно, что отнять смысл жизни. Вытащить человека из этого, все равно, что вытащить из секты, где его убедили в его особенности и где он пережил самые сильные за всю свою жизнь чувства. А раз самое сильное – значит, самое чистое и праведное. Поэтому и не верит он, когда люди, которым он как бы хочет помочь, говорят ему – уходите, не нужны, ненавидим. Слушает и не слышит. Смотрит, а видит свое.
Вот мне на Майдане, а потом в Дрогобыче толпой говорили – мы вас (россиян) ненавидим. Ок. Верю. И не ненавижу в ответ. Потому что я не росла на истории ненависти к москалям. Я росла на другой истории ненависти – к фашизму. Однако эту историю я не переношу на современных немцев. Совеременный Берлин я воспринимаю подсознательно как новый Берлин, другой. Когда я в него приезжаю, он свободен для меня от второй мировой войны. И я не считаю, что современные немцы должны за что-то передо мной каяться. И даже знаю, почему – потому что современные немцы много раз попросили прощения за то, что делали их отцы и деды, и этим давно разрушили историю ненависти. Ненавидя фашизм, я могу любить Германию. В других городах, где прощения за то, что были уничтожены за пару дней десятки тысяч евреев, не попросили, я не чувствую себя также свободно и спокойно, как в Берлине. Но эти города расположены ко мне гораздо ближе, чем Берлин.
Заранее знаю, что скажут украинскому волонтеру в Ясиноватой, окажись он там. Но это не потому, что Донбасс, как пишет волонтер „злой и колючий“. Это потому, что в Ясиноватой вчера вечером погибли от снарядов два человека. Были ранены люди. Разрушены дома.
1. Лично я крайне негативно отношусь к опытам на животных – эмоционально. Но рационально я понимаю их необходимость. Единственное, чем я себя успокаиваю – это тем, что должен существовать жесткий регламент проведения этих опытов, который максимально избавлял бы животное от страданий. Но этого нет. Исследователь, кроме того, должен четко понимать, что он делает с животным, и проводить свой опыт, когда иного выхода нет. В условиях крайней необходимости, а не на интерес публики. То, что делали с таксой – совершенное злоупотребление животным ради того, чтобы показать не новую разработку гостю. Похвастаться. Если возникает желание, например, у Рогозина хвастануть разработкой, пусть топит себя.
2. Совершенно неприемлема демонстрация насилия над животным (а любой опыт, как ни крути, насилие) по телевизору. Оно подает пример, особенно детям. Если большие дяди топят сопротивляющуюся собаку, и это – хорошо, почему бы нам не повторить этот опыт дома в ванне с кошкой. Там такса не умерла. Проверим, не умрет ли кошка.
3. Лицемерие. Когда таксу вынули, и высокие дяди давай ее гладить, демонстрируя, что ничто человеческое им не чуждо, мне это напомнило сцену с Путиным. Ему в этом году дарили щенка алабая. После того, как Путин выхватил щенка из дарящих рук на лету, прижал его к себе и поцеловал в макушку, лица свиты озарились улыбками добра и света. Чуть ли не прослезившись, они смотрели на щенка, обнюхивающего ковер, и вот-вот готовы были зарыдать слезами счастья и умиления. Честное слово, если бы щенок обоссал их обувь, они бы умилялись и просили его повторить. Но при этом они же не приняли закон о гуманном обращении с животными в этом году. Они его не просто не приняли, они его завернули во втором чтении потому, что считают россиян базразличными к судьбе животных. Они посчитали, что если закон будет принят, то за Путина голосовать не пойдут. По статистике, каждый день в России убивается государством до тысячи собак.
Исходя из всего вышеперечисленного, по 5 каналу в видое с #Рогозин нам было показано лицемерие, хвастовство и насилие над живым существом. Странно этого не понимать.
Сейчас через год я могла бы сказать, что хотела бы вспомнить доктора Лизу. Но дело в том, что я о ней никогда и не забывала. Фоном, растворившемся в повседневности, не облаченная в мысль и даже в свое имя, она все равно все это время присутствует в жизни.
В документе говорится, что на притравочные станции попадают старые, отслужившие свой срок цирковые животные. Например, медведи. Забрали медвежонка из леса, издевались над ним всю его жизнь дрессировкой в цирке, а состарился – пусть сожрут собаки. А что вы там – я как-то плохо расслышала – про неукротимого русского медведя по тв обычно поете? Чего-чего у вас символ медведь? Какие там „наши зарубежные партнеры“ русского медведя не одолеют? Да вы сами его порвете своими зубами, своим патологическим отсутствием любви ко всему живому. Притравка – блажь обожравшихся охамевших губернаторов, любителей охоты. У простого россиянина – совсем иные жизненные потребности, и они как-то все больше с пропитанием и выживанием связаны. И, честно говоря, очень противно сейчас думать, что и по другим пунктам, несвязанным с животными, мою жизнь гражданки РФ определяли вот эти гнусные типы – 100 членов Совета Федерации, проголосовавшие за притравки.
http://yakutia24.ru/obshchestvo/46310-nespokojnyj-2017-j-sobytiya-kotorye-potryasli-yakutiyu
И знаете что? В тот момент, когда информацию о бале разнесли украинские СМИ, бал бросились защищать представители российских СМИ. „Ну а что тут такого? – говорили они. – От войны устаешь. Жизнь продолжается. Это вы хотите всех замордовать, и никакого людям праздника! А люди великие – они терпят“.
Я уже несколько раз это говорила – я, как человек, работающий со словом, словесную манипуляцию отлавливаю практически всегда. Тонкая манипуляция меня даже может восхитить чисто профессионально. Грубая вызывает только жалость. Так вот. Почему я считаю, что данный бал не имеет отношения к „жизнь-то продолжается“. А потому, что для многих – увы, нет. Потому, что он стал ярким маркером, прочертившим невероятно отчетливую черту между бедными и нажившимися на чужом горе. Ну, вот мне можно возразить – а не во все ли времена существовали бедные и богатые, очень бедные и очень богатые. Да, во все. Но не во все времена одни люди столь стремительно наживались на душевном порыве других и выходили на финансовую передовую, а другие в паре километров от них сидели в окопах, получая за смерть-в-любой-момент зарплату, которая меньше, чем стоит билет на императорский бал. И не везде беглые денежные горожане, переждав войну в спокойном месте, возвращались и начинали дразнить тех, кто оставался на войне и никуда не убегал, своими купюрами, балами, раскошными номерами в отеле и прочим набором пошлости.
А пишу я об этом почему? Потому что послезавтра – Новый Год. И „жизнь-то продолжается“ – это когда автобусы поедут колонной в серые зоны. Там соберут людей – женщин, детей, совсем стариков. Привезут их в центр Донецка. А в каком-нибудь отеле, принадлежавшем прежде олигарху, допустим, Ринату Ахметову, уже накрыт стол. Он очень большой и длинный. И там – вкусная еда, фрукты, шоколадные торты. И этим людям скажут – „А жизнь-то продолжается! Поэтому ешьте, а потом давайте танцевать и праздновать. Простите, что мы не можем давать вам этого круглый год. Простите нас, люди, за то, что вы приняли основную жертву на себя. Но ведь скоро – Новый Год! Давайте хотя бы сегодня веселиться. Вы – великие. Вы терпите. Вы устали от войны. Вот вам – праздник. Наш всенародный бал“.
Мораль – лучше быть далекими.
– Даже напевать?
– Женщинам это запрещено.
– Это смешно!
– Смеяться громко тоже запрещено.
– А что же, получается, женщинам вообще нельзя петь?
– Петь можно, но хором. Одной нельзя.
Это из моего путешествия из Язда в Исфахан. Или наоборот. Меня чуть не арестовали за съехавший вниз рукав. Я все время ходила в черном хиджабе – ради экзотики. А в Тегеране иранки сооружали на голове сложные прически и приделывали к ним платочки, которые чудом держались на макушке. Но прическу и все лицо в обильном макияже они не скрывали. Одни женщины говорили, что они счастливы носить хиджаб, другие – делали все для того, чтобы его присутствие минимизировать. Было видно – одни женщины состоят на верной службе у мужчин – против других женщин, желающих быть свободными. И нет, и не будет у свободолюбивых женщин надсмотрщиков страшнее самих женщин – тех которые думают, что заживут сносно, только если подладятся под мужчин. Они – как надсмотрщики в концлагерях из числа самих заключенных. А те были беспощадней и неумолимей самих строителей стен в колючей проволоке. И они – те подстроившиеся женщины – первыми будут кричать о том, что сегодняшние протесты в Иране – это происки врагов. Так везде, где диктатура, бывает. Но главная правда в том, что так жить невозможно. Без веры. А черные хиджабы и платки сдвинутые на макушку – это не про веру. Где тут вера, если ты выходишь на улицу в платке из-за страха быть арестованной? Хиджаб – это не просто женский головной убор. Он – характеристика состояния умов и состояния режима. Хиджаб в Иране – это про диктатуру. А еще про лицемерие. Про притворство верующими. Про веру из-под палки. Только настоящая вера из-под палки не выходит. И чем сильнее сжимается режим вокруг свободны, тем больше шансов у него лопнуть. Я почему это пишу? Потому что все это можно отнести и к некоторым нашим республикам.
А моя радость тем временем летела без каменных башмаков сквозь туман – к границе, за которой все кончается. И я десять лез назад не могла понять – зачем я написала про этот город? Откуда он? Существует ли? Теперь я знаю – тогда такого города не было. А теперь он есть. Вернее, стал таким. Зимой тут стоят очень густые туманы. Они заметней и гуще из-за того, что толпы людей больше не разбивают его своими телами и быстрой ходьбой. Не разводят собой, как водой молоко. Людей тут мало. А я смотрю сквозь туман на тех, которые есть, и мне кажется, они что-то ищут, что-то высматривают за каждым углом, под каждым деревом. Радость. И иногда в воздухе появляется что-то такое, попадает в нос, и сквозь белый туман на секунду мелькает что-то вдалеке – движение, жизнь, может быть, будущее. Может быть, радость? И думаешь, вернее, пишешь про себя – давай, радость, возвращайся в этот город. В Донецк.
Священник Московского Патриархата узнает на похоронах мальчика, что тот крещен у Филарета – у раскольников, и отказывается мальчика отпевать. Его умоляют, но он не может ничего поделать. В конце концов, находят представителей Киевского патриархата, и те отпевают ребенка. Дальше – все еще хуже. Находится кликушествующий блогер, который постит черно-белую расчлененную куклу и буквально завывает в посте, как одержимый. „Как так можно?! – обрушивается он на несчастного священника. – По-моему, я плачу… Простите… Пауза. Я не привык просить, но я прошу… Принесите куклу… Просто куклу. Положите ее под дверь любого этого… патриархата. Гореть московскому патриархату в аду. В аду в Украине! Я снова плачу! А! А и А!“.
Продолжение – люди постят. Лайкают. Снова и снова попадается мне этот жуткий пост ленте. Снова и снова люди толпой поддаются на манипуляцию. Отчетливо видно, как этот блогер по одержимой простоте своей, которая хуже злого умысла, или по злому умыслу все же пытается столкнуть жителей Украины – тех, кто молится в Московском Патриархате, и тех, кто в Киевском. В качестве знамени он использует – нагло использует – несчастного ребенка, душе которого просто надо дать сейчас покоя. Но люди снова и снова не хотят слышать доводы разума. Священник – он на службе. Он обязан действовать в соответствии с церковными канонами. Он не имеет права (не не хочет, а права не имеет) отпевать человека, крещенного у раскольников. А ситуация с ребенком – это ужасное последствие раскола. Вот так бывает, когда церковь раскалывается в самой себе. Это же не просто про дележку власти и полномочий, это не просто про личные амбиции. Раскол проходит по душам людей. В том и ужас раскола.
И еще. А почему мы так быстро включаемся кого-нибудь ненавидеть? Почему нам так быстро хочется поверить в то, что священник – гад. Почему мы отказываем ему в страдании и в сострадании? Если в нас самих это есть, то в нем-то почему нет? Только потому, что нам нужен враг? Почему так быстро и безропотно мы с вожделением находим в ком-то врага? А священнику, конечно, тоже было больно, но в отличие от нас – мирских – он связан каноном, и не он расколол церковь.
Прежде, чем перепостить призыв кого-то ненавидеть даже ради благих целей, нужно помнить – благая цель обращается в ненависть, когда мы ее погружаем в концентрированный раствор ненависти. Это как помножить цельное число на ноль. И, в конце концов, души умерших (и душа несчастного самоубийцы тоже) заслуживают того, чтобы уйти из этого мира, подталкиваемые не ненавистью, а сожалением и любовью. Любовью потому что кончина их была болезненной и ужасной. А семья ребенка просто заслуживает покоя.
Действующие лица – двое донецких мужчин и телефонная трубка (слышимость высокая).
– Ну что, как там у вас? – в трубку. – За бандеру выходили? …А по всем интернетам показали, что марш в Авдеевке за Бандеру был. Даже не слышали? Вот даже как – а местные не слышали… А че? И че там? Да? Вот суки. Да? Суки… Видимо, в зависимости от смены. Есть нормальные, а есть ушлепки – автомат в руки взял, и понеслось… Костя говорит, – это уже другому мужчине, – они когда ехали, их на украинском блокпосту в линейку построили, и бабок с дедами . Молодой какой-то ушлепок орал – „Дышать в затылок! Ни шагу из строя!“.
– Да моя теща ехала, то же самое было. Видно, от смены это зависит.
– Костя говорит, один дед на полплеча высунулся – „Ты шо не слышишь, я говорю – дышать в затылок!“. Выдернул его из строя. Он – „Ой, да простите“. Их снова выстроили в линеечку, дышать в затылок заставили, бабки великую отечественную начали вспоминать…
– Девушка, вам помочь?
Мужчина поднял мой чемодан на полку.
– Девушка, вам помочь? – сказал другой молодой человек и спустил мой чемодан в конце полёта.
Он же уже в аэропорту спустил мой чемодан по лестницам. Я подумала: это никак не бьется с моей индивидуальной теорией феминизма. Права мужчинам и женщинам – разумеется, равные. И пусть в силу хорошего воспитания те или эти помогают друг другу с тем, что у них от природы лучше получается. Вывод – образование должно быть общедоступным и качественным. Следствие – равные социальные права всем без исключения.
Не, когда забивают лопатами бездомных собак, а муниципалитеты закупают для них препараты для эвтаназии в промышленных масштабах – это как раз то самое, чем надо отплатить „наверное, самому преданному, самому любящему животному“. Каждый день в России муниципалитеты убивают до тысячи бездомных собак. Но когда дело доходит до собак, которые немалыми стараниями охотников из числа членов Совета Федерации и губернаторов становятся злыми и рвут беззащитное живое, загнанное в угол или прикованное цепями (как, например, медведи), то тогда даже в Совете Федерации начинают жить по восточному календарю. Мне будет неприятно думать о Валентине Матвиенко, если я буду знать, что она в теме. Что она смотрела документальные кадры о притравках. Ими полнится ютюб. И все равно не защитила законопроект об их запрете. И никаких хороших смыслов у охоты с притравками нет и не будет. А если Матвиенко не в теме, то о ней тоже будет не очень приятно думать. Надо ведь ведать, что творишь.
Напомню, самым активным лоббистом притравок в Совете Федерации является некий Владимир Альбертович Лебедев от Нижегородской области, видимо, и внедренный в этот орган для лоббирования охотничьих интересов https://www.youtube.com/watch?v=-EkyIAkGF18
Потом. Церемония Золотого Глобуса, куда пришли все в черном. И ведь точно многие вынуждены были надеть черное, иначе бы их в розовом и голубом отнесли к защитницам сексуальных домогательств. Их бы осудили. Хотя говорили – „Мы не будем их осуждать, если они не придут в черном“. А что начинается после того, как говорят – мы не будем никого осуждать? Именно осуждение. Именно принуждение к тому, что не надо выбиваться из сообщества себе подобных.
Дальше. Мне все же кажется, что лавиной хлынувшие доносы потопят под своей белой пеной и невиновных. Невозможно разобраться, было домогательство или нет, когда жертва заявляет об этом через 20 или 10 лет. И при этом я вижу, что никто не хочет учитывать один из принципов правосудия – презумпцию невиновности. Мы не можем осуждать человека до тех пор, пока его вина не доказана.
У меня есть еще радикальные мысли об этом. И не то, чтобы я боялась их высказывать. Я выскажу как-нибудь. Но теперь я точно знаю, что не хотела бы быть похожей на женщин Голливуда, пришедших на церемонию Глобуса в черном. Я сильней. Конечно, я, как и многие, знаю, что такое домогательства. Но жертвой я себя никогда не чувствовала, потому что всегда умела поставить домогателя на место. Я знаю, что многие не могут, и их надо защитить. Но если актрисы Голливуда – женщины при деньгах, здоровье и красоте – не могли, то нам навязывают мир слабых женщин. В то время, как актрисы переживали искушение не голодом, не смертью, а карьерой. Искушение карьерой – это не совсем то, что делает человека жертвой. Просто человек решает, чем он может поступиться ради карьеры.
Да, слабых защищать надо, но с такой картиной мира, которая вырисовывается в последние месяцы, никогда не соглашусь. Я просто вижу, как мне под видом борьбы со злом сейчас меняют картинку. С разноцветной на черную, как платья на звездах Голливуда, из которых потом можно нарезать еще черных меток для козлов отпущения.
„Просто вы на самом деле работаете в продажной и убогой газете. Она уже много лет такая. Слуги Усманова. Посмотрите правде в глаза и уходите. Можно заработать себе на жизнь и без политической проституции“. Странно, что он не может воспользоваться собственным советом и начать жить без политической проституции)
https://www.youtube.com/watch?v=xbB0f4uu4ek&feature=youtu.be
В 1992 году приемная дочь Вуди Аллена обвинила режиссера в насилии. Ей тогда не поверили, и он еще снял много фильмов с разными актерами и актрисами. Теперь, когда началась кампания против сексуальных домогательств, приемная дочь снова сделала заявление, и ей поверили. Актеры, только что снявшиеся в его новом фильме, выразили сожаление о своей работе с ним. Конечно, все эти годы они знали, в чем он обвиняется – в растлении малолетних. И, наверняка, читали статьи о замятом расследовании. Но они имели какие-то резоны сниматься у него. Почему же они сожалеют теперь? Ведь его вина судом, по-прежнему, не доказана. А потому что теперь в них говорит не сочувствие к маленькой девочке и омерзение ко взрослому мужчине, которых раньше не было, а страх – они боятся стать жертвами сами. Но уже не насильника, а тотального порицания. Через тотальное порицание они вполне могут потерять карьеру. И у них выход только один – откреститься. Из страха, а не из сочувствия.
Да, это больно. И это удивительно, что живя в мире, где телевизор и интернет транслируют столько насилия, и постоянно на экранах кто-то умирает насильственной смертью, люди, не имеющие личного физического опыта боли, не понимают, что это – больно. Не понимают, что такое боль. И когда протыкают ножом другого, то не осознают, что тому больно. Не могут перенести его боль на себя. Для них это – больше „смотрение“, чем „ощущение“. Это подарок мира индивидуализма, в котором люди атомизируются, разобщаются, потребляют информацию в картинках и интересуются только самими собой. Настолько самими собой, что им сложно проникнуть во внутренний мир другого человека и поставить себя на его место. Такой опыт можно было бы взять, например, из хорошей литературы. Которая расскажет, что боль – это боль. А смерть – это смерть, а не безболезненный переход на новый уровень игры.
Подстрекаемая любопытством, я полезла в гугл и выяснила: существа эти – скаты. Их называют мобулами. А раньше моряки и пираты звали „морскими дьяволами“. Потому что, вы только вообразите, плывет небольшое судно, и вдруг выскакивает из воды скат весом в пару тонн, взлетает и плашмя приземляется на судно. Топит. Как объяснить это странное явление? Не иначе морской дьявол собственной персоной вылетел из воды.
Вчера в ленте еще было много ныряющего Путина. Я итак знаю, что он делает это каждый год. Я знаю, зачем он это делает каждый год. Ничего нового о нырянии Путина я уже не узнаю. Но я хочу знать, зачем взлетают скаты. Гугл мне не ответил, только сказал – люди все еще не знают ответа на этот вопрос. СМИ, так идите и узнайте. И расскажите мне уже что-нибудь новое.
Есть довод – а они краской поливают. В Европе и Америке бывает. Там давно перешли на искусственный мех. Это – признак образования и состояние ума. Но, кажется, туда чиновница и приехала, нарушив местный дресс-код. У нас что-то я не слышала о распространенности таких атак. Сама я, являясь активным защитником животных, против насилия. Поливание краской – насилие. Насилие порождает насилие. Нужна образовательная работа. Когда человек знает, каким способом убивается норка, или что шкура, из которой сшита шуба, содрана с вымирающего существа – тут уже приходит дьявол вместе со знаниями и говорит человеку – „Теперь ты ведаешь разницу между добром и злом. Сделай-ка выбор“. Когда человек-осведомленный делает выбор – это его выбор. Наверное, никто не имеет права его за него упрекать. До тех пор, пока не нарушен закон. Но тут снова вопрос – а почему неадекватны все же первые, а не вторые?
Подростки из школы хотели покончить с собой, но у них не стоял вопрос – „Куда прийти?“. Не думаю, что они рвались в рай и вообще думали о нем. Их вопрос – „Откуда уйти?“. А именно поскорее уйти из этой ужасной жизни. И сейчас надо срочно выяснять, чем же она так ужасна, за что они ненавидят ее, хотят разрушить и уйти в никуда, лишь бы уйти. Это серьезный вопрос. Как и следующий – каковы их представления о счастье. И чего им не хватает в реальной жизни, чтобы она стала счастливой.
Социологам в этом году есть над чем поработать.
Самое дурное, что мог сделать телевизор и Первый канал в частности россиянам – это невменяемо кормить зрителей Дианой Шурыгиной. Позволять высказываться тем, кто считает, что на изнасилование или насилие можно спровоцировать, и жертва может быть виновата. Кроме того, жертву Первый канал выбрал очень неоднозначную, отталкивающую. Зритель так и не понял – надо ли сочувствовать такому отталкивающему персонажу. И этим самым Первый канал сломал норму, которая итак в современном обществе не устойчива – о том, что можно и нельзя. О том, что насилие ничем не оправдано. Он попытался сломать внутренний мир среднестатистического россиянина, смотрящего телевизор. Сегодняшние разговоры о том, что убитая студентка спровоцировала свое убийство сама – это продолжение безумных дискуссий, год лившихся из телевизора. В этом смысле я считаю Эрнста преступником. Ему пора на пенсию. Хочется, чтобы начали эти люди, заведующие тв, понимать: нормы в обществе нельзя ломать ради рейтинга. Это опасно.
Самое дурное, что девушки, называющие себя свободными феминистками, могли сделать в знак протеста против этих дискуссий – это раздеться и выложить свои голые фото в Инстаграм. И вновь непонятно, что тут стало главной мотивацией – себя показать или в защиту жертвы выступить. Но, впрочем, так бывает, когда общественные нормы ломаются.
Если бы я брала интервью у Папы, я б ему сказала: для современного человечества его сравнение – не аргумент. Некоторым, а, может, даже многим нравится быть змеями искусителями. Они наслаждаются произведенным эффектом. Этот эффект дарит смысл их существованию. Быть змеем искусителем – вот к чему они на самом деле стремятся. Но не всем дано быть змеями. В создании фейковых новостей принимают участие еще и черви. Черви отличаются от змеев. Змей знает, что он плохой, и ему это нравится. А червям важно оставаться хорошими. Поэтому они придумывают оправдания для своей лжи. Например, правда принесет зло, поэтому я правду не скажу, я заменю ее на ложь – из добрых побуждений. И когда журналист начинает брать на себя смелость быть цензором реальности, решать, что принесет зло, а что добро, когда заменяет правду на неправду, тогда-то и случается все плохое, что может случиться. Боюсь, что Папа Римский пытается открыть глаза людям, которые итак живут с широко открытыми глазами. Он говорит – змей хочет искусить вас. Но те, к кому он обращается – и есть сами змеи.
Папа Римский говорит, что журналистика – миссия, и журналист должен понимать, что суть информации – не скорость, с которой она распространяется, не ее влияние, а люди, с жизнями которых журналист связывается, неся им правду, добро и искренность. Но в современном мире жизнь немногого-то и стоит. А искренность – это странность. И вот, пожалуй, та проблема, с которой сталкивается церковь – она наградой за праведность называет ценности, которые окружающая реальность уже признала неценными и продолжает таковыми признавать. Но все равно этого Папу Римского я люблю. И тоже, как и он, вижу спасение в искренности, которая рождает правду, и которая когда-нибудь придет в каком-то новом образе, доступном современному человечеству.
Вчера любезные попытались протолкнуть мысль – Собчак устроила свою акцию в Грозном и перебила ею акцию Навального. В результате в информпространстве говорили о ее одиночном пикете, а не о Навальном. Следовательно, Собчак умна и хитра. Да? А вы, вообще, в курсе, что такое одиночный пикет? Мы – да. Это когда ты выходишь один, без свиты. Выходишь потому, что больше не можешь терпеть. И за твоей спиной ни буквально, ни фигурально не стоит свита, Кремль и виртуальная команда политтехнологов, получившая от Кремля задание.
То, что вчера делала Собчак – это не про иметь (ум и хитрость), это про не иметь. А именно не иметь совести и устраивать акции под благовидными лозунгами, но с намерением – кого-то перебить. И не иметь уважения к людм, которые все это наблюдают. Не надо держать людей за идиотов. Акцию „Собчак – кандидат в президенты“ Кремль подарил нам в этом сезоне именно по той причине, что считает людей идиотами. И вот это раздражает гораздо больше, чем сама Собчак. Кремль раздражает.
Я ушла из Фейсбука с четким пониманием – страшно не только преступление, страшна и общественная дискуссия, которая за ним следует. Люди говорят и пишут страшное. Кажется, что есть простые незыблемые нормы. Что они незыблемы для всех. Но оказывается, что нет. Мы живем в век высказываний. Каждый получил возможность высказать свое мнение. В эфир попадают мнения, которые бы мы никогда не услышали, и не узнали бы о чем думает тот или этот человек. Потому что он не сделал ничего для того, чтобы его высказывание было для общества ценным. Но соцсети сломали этот барьер, и различные высказывания циркулируют вокруг нас. Я, например, хотела бы защитить себя от высказывания, процитированного мной выше. Мою нетонкую психику оно не сломает. Оно вызывает более сложные ощущения – опустошение, омерзение, холодная брезгливость. Я бы хотела их избежать. И мне кажется, что такие ощущения не должны часто проникать в обыденную жизнь человека. Но что мы видим? То, что для нас очевидно и не обсуждаемо, для кого-то зыблемо и обсуждаемо. Кто-то может на полном серьезе обсуждать, в чем виновата жертва, и что она сделала такого, что заставило убийцу ее убить. И таких людей, как мы видим, довольно много. Но тогда у другой части общества срабатывает инстинкт самосохранения. Я, например, руководствуясь этим инстинктом, предпочла просто на время ограничить свой доступ в соцсеть, а кто-то написал автору высказывания в грубой форме, что негоже пиариться на смерти, что нет оправданий убийству, что жертва не может быть виновата. Что жертва не нужна. И вот мы жили-жили две тысячи лет по заповедям – не убий, не ищи оправданий убийству, не приноси кровавую жертву. Но кажется, сила этих заповедей сегодня исчерпалась.
Я приветствую бурную реакцию людей, возмущенных приведенным выше высказыванием. Я считаю, что такие надо сразу пресекать. Я не считаю, что «негодующие» подвергли кого-то травле. Порицая, пусть и не в самой вежливой форме, люди пытались удержать норму. Но мне бы очень хотелось понимать, где пролегает эта тонкая линия, отделяющая травлю от общественного порицания. Я этого пока не понимаю. Сейчас очевидно одно – каждому надо будет думать не дважды, а трижды прежде, чем что-нибудь сказать.
В рассказанном никакой морали нет. Просто жители республики в очередной раз стали заложниками нового обстоятельства. А обстоятельства в их жизни возникают и возникают, и конца им нет. Люди, по-прежнему, зажаты с одной стороны местными получателями выгоды, которым не хватило умственных способностей оценить последствия своей корысти, и неместными, которым хорошо, когда жителям республики плохо. И чем тем хуже, тем им лучше.
Говорят, что бомж сопротивлялся, и не давал убрать себя с путей. И когда машинист электрички пытался затормозить, у Георгия была возможность прыгнуть под платформу, оставив бомжа. Но он не прыгнул. Закрыл его собой. Говорят, он очень хотел быть похожим на Христа, и, наверняка, был уверен, что Христос поступил бы так же. Бомж украл у него телефон – маленькую дешевую трубку – и ушел. Такая ситуация. В ней каждый волен делать свой вывод. Кто-то скажет, что не стоило отдавать свою жизнь за пропащего человека, все равно тот не исправится. Кто-то – что если и отдавать за что-то жизнь, то только за другую жизнь. А если уж ее отдавать , то только за отверженного. А если уж за отверженного, то за самого последнего, который не поблагодарит, не оценит, и никогда по доброй воле не спасется. И тогда подвиг будет не такой, как в книжках с картинками, где нищие благостные и чистоглазые, и им эстетично, красиво помогать. Подвиг выйдет концентрированный, с таким четким посылом – каждая жизнь ценна, безо всяких „если“.
Я разговаривала и слушала дальше. И возникали еще вопросы. Мне говорили, что Георгий был миссионером по призванию (я бы сказала по рождению), но он не проповедовал среди представителей других религий. Он говорил с людьми крещенными, верующими, но далекими от Христа. И люди эти – умные, образованные, они могут поддержать любой разговор, они ездили по миру, они разбираются в искусстве. И вот с ними – верующими и интеллектуально развитыми, крещенными и глубоко погруженными в свой внутренний мир – говорить гораздо сложней, чем с отверженными и простыми. Простые услышат и переживут впечатление. Непростые услышат и поставят под сомнение. Они смогут оспорить любой аргумент. Но мне интересно, что же именно он им говорил! Этого я уже не узнаю. Но все же из его поступка я могу вынести кое-что – две тысячи лет назад приходил Христос, он сказал – „Возлюби ближнего своего, как самого себя“. Сегодня во всем мире мы подходим к тому, что ближний наш – это я себе себе. Мощь послания Христа, кажется, исчерпалась. И тут алтарник Георгий Великанов объявляет нам – нет, не исчерпалась пока, и ближним становится самый дальний, самый отверженный, который обворует тебя, когда ты за него умрешь. Говорят еще, Георгий повторял всегда – „Надо людям помогать“. Это звучит, как новая заповедь для современного человечества, которая сложилась из всех старых заповедей
За год много чего в мире произошло под знаком женщин – женские митинги против Трампа, борьба с домогательствами. Феминизм стал главным словом прошлого года. Он борется за то, чтобы мужчины и женщины в правах не разделялись. Но, кажется, борьба только усилила раздел. Возможно, представления о феминизме стоит пересмотреть и заново их сформулировать. Феминистка – это не Ева с небритыми подмышками, ненавидящая Адама, а женщина взявшая на себя ответственность за защиту тех, кто слабей и незащищен – и женщин, и мужчин. И Адамов, и Ев.
И вот подошли ко мне сегодня после моего выступления студенты и спросили – почему россияне себя так ведут? Почему они не считаются с людьми, почему не отвечают на обращения, почему ведут себя как господа с челядью. Больших усилий стоило мне объяснить, что поведение бывших жен чиновников, которым дарят должности их бывшие мужья – это не характеристика всех россиян. Но в любом случае, эти студенты больше не хотят учить русский, и они больше не хотят узнавать из российских газет альтернативное мнение о России. Потому что у них внутри российского центра была прямая возможность познакомиться с Россией. И она им не понравилась. Но все же не я – приглашенный писатель – должна оправдываться за свою страну в этом случае. Надеюсь, у #Россотрудничество, которому подчиняется центр, найдется время ответить студентам, раз глава центра этого сделать не в состоянии.
http://expert.ru/russian_reporter/2018/01/bitva-za-krasnuyu-knigu/
Все эти игры, унизительные для самих играющих, в результате приводят только к одному – да, я – гражданка РФ – пойду на выборы, и сделаю с бюллетенем то, что сделаю. Я его испорчу.
Сегодня у депутата и юриста встреча с читателями. Раз книжки она сама писать не умеет, надо ей там задать профильный вопрос – а что там с нарушением прав на чужую интеллектуальную собственность?
Но теперь перейдем к издательству #КнижныйМир. Издательство – воры и мошенники. Воры и мошенники. Потея и пузырясь, издатель Дмитрий Лобанов, отвечая на вопрос о нарушенных правах врал и знал, что врет. Руководствовались они использованием произведения в научной, культурной и учебной якобы целях. В таких случаях, по мнению Лобанова, можно брать чужие тексты, если использование некоммерческое. Насколько я понимаю, некоммерческое – это то, что не продается, а бесплатно раздается. А издательство продает эту книгу, стало быть, зарабатывает. Да, как будто бы, у интервью два соаватара, и права принадлежат обоим. Но первое право за редакцией, опубликовавшей текст, потратившей на него свои ресурсы – оплата командировочных, билетов, оплата работы фотографа. Фотографии в этой книжке тоже есть, и некоторые из них не подписаны. А это – еще одно нарушение прав авторов. Имущественные права на текст у редакции журнала. Интервью – это его имущество. Более того, Лобанов что-то брякнул про соответствие пользовательскому соглашению на сайте Русского Репортера. Там черным по белому написано – перепубликация с письменного согласия редакции. Издательство все это и само знает, но оно вчера агрессивно блефовало перед публикой, спасая свою репутацию.
Выход из сложившейся ситуации я вижу один – доходы с книги должны быть направлены в детский хоспис „Дом с Маяком“. Уже сейчас сумма, равная той, что была потрачена на издание и пиар этого книжного труда, должна уйти на счет хосписа. Доказательство платежа должно быть предъявлено общественности и мне в частности. Для издательства это единственный способ спасти свою репутацию.
http://expert.ru/russian_reporter/2018/03/hromoj-feniks/
Возможно, женщины активнее бьются за свои права, но не для того, чтобы отнять их у мужчин, а для того, чтобы обрести с ними равные. Мне кажется, что автор попадает в ловушку этих рамок потому, что сам воспринимает феминизм по старинке. Феминистки – это женщины с небритыми подмышками, в фиолетовых колготках, читающие классиков на языке оригинала и ненавидящие мужчин. Но думать так – ошибка. Современный феминизм не таков. Мне, вообще, кажется важным прописать тезисы именно современного феминизм. И я жду не дождусь, когда это кто-нибудь сделает.
Увы, на данном этапе прогрессивные женщины бьются не с мужчинами вовсе, а с женщинами. С теми женщинами, которые, как уважаемый Владислав Юрьевич, считают, что мир – мужской, и женщине нужно только найти сильного мужчину, прислониться к нему, поддакивать ему на каждом слове, и тогда ей никогда не придется работать самой. А есть женщины прогрессивные. Но их желание учиться-работать-добиваться продиктовано вовсе не стремлением утереть нос мужчине, одолеть его. Оно же не продуктивно. Прогрессивные женщины хотят развивать себя, свой интеллект, иметь цель – не личную, а полезную для мира.
Дальше автор приводит в пример кампанию с сексуальными домогательствами, захватившую мир, и кинематограф, который понаснимал фильмов, где женщина – супер-герой. Но эти два явления связаны между собой, и одно вытекает из другого. Режиссеры и продюсеры действительно переборщили с женщинами-героинями. Как снять этот эффект? Конечно, превратив женщину в жертву. Показать, что все эти годы актрисы, игравшие супер-женщин, в реальности были жалкими существами, безмолвно терпевшими домогательства. То есть все не так просто, как видит, не ставший менее уважаемым Владислав Юрьевич. Но то, что он говорит – это распространенное несложное первичное впечатление. А надо все же копать глубже.
И я продолжу разбивать его аргументы. Совсем не из-за зарождающегося матриархата и феминизма возникла эта история с домогательствами. Она возникла, в том числе, из-за соцсетей. Раньше вынести историю в публичное поле можно было только при помощи СМИ. А мы наслышаны как тот же Харви Вайнштейн сразу покупал и увольнял журналистов, не давая хода историям о домогательствах. А разве не похожее нечто мы наблюдаем прямо сейчас в истории с Дерипаской – он возил девушку, он позволял ей делать селфи с собой, а теперь ему, видите ли, не нравится, что Инстаграм их опубликовал. И если СМИ он смог продавить, то соцсеть – вряд ли. А тут уже больше не про феминизм, а про свободу слова и про личные свойства отдельно взятого человека. Ну, так уж сложилась, что мужчины…
Боюсь, к тому же Владислав Юрьевич не видит разницы между приставаниями и флиртом. „Должен же кто-то проявить инициативу. Секс никто не отменял“. Но приставания именно что отменяют секс. Приставания – это как комар летает и кружит и зудит. Что ж теперь дать ему напиться крови? Если женщина принимает ухаживания, приставать к ней не придется, с ней можно и нужно флиртовать. А приставать – это когда тебе дали понять, что нет, а ты все равно настаиваешь на том, что да. Порой агрессивно. Как Харви Вайнштейн.
Дальше. Автор говорит, что в мире, созданном мужчинами, что-то пошло не так. Поэтому мужчины дали нахрапистым женщинам возможность поиграть с миром, как со сломанной игрушкой, пока они сами изобретают новую. Но что такое сломанный мир? Мир – это люди. Если мир сломан, значит, в нем больше страдающих людей. И что же теперь – смотреть, как мир ломается, ломает жизни и судьбы, и ждать, пока изобретатели сделают свою работу? А не будет ли слишком поздно для тех людей, которых прямо сейчас можно спасти? И вот тот кто сильный, он и подставляет свои ладони падающему миру, и говорит – „Не бойся, я тебя поддержу“. И я бы не сказала, что эти ладони – только женские. Это – руки сильных, и мужчин, и женщин, которые не раздумывают о последствиях лично д
Съездив в, мягко говоря, небезопасное место трижды, я плохо спала две ночи. Таков удел перфекциониста, я знала, вернее, чувствовала, что там есть что-то еще. К тому моменту я уже измочалила заведующего, санитарок, жителей хосписа. Никто не понимал, чего я от них хочу. И я сама уже не знала, чего ищу. Но исказала. Заведующий даже припомнил мистическую деталь – как в палате номер 4 умирают чаще всего. Еще мне рассказали о том, что в хосписе есть влюбленная пара – неходячая Наталья и Юрий, оставшийся из-за мины без ног. Про эту историю уже рассказали в радужных тонах республиканские СМИ. Но мне не хватало. Нити не было. Я нагрянула в четвертый раз и ворвалась в комнату к санитаркам с вопросом, который не обдумывала – „А вы думаете, Юрий действительно любит Наталью?“.
И отсюда – из сомнений в их ответах – завертелось все. Я нащупала смысловую нить, и потянула ее через весь текст и даже через многоствольную яблоню, растущую во дворе, сделав ее полноправным героем репортажа. Я уже на все сама смотрела с сомнением. И обстоятельства начали складываться под моим сомневающимся взглядом так, как будто действительно ответ на этот вопрос важен, но он неоднозначен. Пройдя по нити, в конце мы снова пришли к не новому смыслу – любовь сильней всего. Сильней болезни, сильней увечья, сильней войны. Любовь все побеждает. Любовь оживляет всё. Не только любовь мужчины и женщины, а просто любовь человека к человеку. И эта истина известна. Но я верю в то, что ее полезно повторять в современной аранжировке – в современных обстоятельствах и через современных людей. И так мы даем возможность старым простым истинам не умереть.
Ной состоит из рабочих домов и социальных домов. В рабочих живут люди, способные выполнять тяжелую физическую работу. Им предоставляют еду, ночлег, помощь в поиске работы. Половину заработанного мужчины отдают на содержание социальных домов, где живут старики, инвалиды, женщины с детьми, оказавшиеся на улице. Так и живут, спасая друг друга. Пить спиртное в домах запрещено. И пока, к сожалению, ясно, что отверженные, пожившие на улице и привязанные к алкоголю, могут существовать только в общине со строгими правилами. Почему? Вернувшись к самостоятельной жизни, легко срываются и заканчивают снова в той же точке, к которой подплыл к ним „ковчег“.
У бездомных опасность на улице – это не только мороз. Не только водка. Но и люди, которые их убивают, отбивают им ногами почки, обливают бензином и поджигают. Просто потому, что он лежит тут, воняет и мешает. Есть люди, которые считают, что за это можно убить. Или, узнав, что на тяжелые погрузочные работы приехали в прошлом бомжи, заказчик после выполнения работ может не заплатить. Только что добропорядочный гражданин найдет сто причин, чтобы не платить – во-первых, он оскорблен уже одним тем, что к нему послали бомжа, во-вторых, бомж может что-то украсть, в третьих, он слишком медленно делал работу. Но настоящая причина в том, что гражданину за это ничего не будет.
Дед постоянно ругался. Не хотел отвечать на мои вопросы. Говорил, что и не собирается. Но вопрос нужно было просто задать и ждать. Он, сопя, выбирал полоски для ковриков. Их мастерят в социальном доме и сдают в Лавру. С них можно заработать не больше ста рублей в месяц. Но дед тщательно подбирал полоски – по цвету. А потом поднимал злое лицо и отвечал на мой вопрос. А если сейчас не ответит, потом сам найдет меня, подойдет и заговорит.
– Жена умерла, я с четырьмя маленькими остался. Я работал. Социальные, или как их, службы приезжали детей забирать. Только я не отдал – шиш им! Пьяным-то меня ни разу не поймали. А? Где дочка? …Ниче я вам не скажу. Не моя она. Плохая она. Ребенка родила. Мужу бросила, сама гулять ушла. Я, дед, с этой девочкой месяц просидел. Не от мужа она была. Таджичка что ли. Потом он не выдержал, сдал ее в дом малютки.
Дед за вечер подходил еще несколько раз и зло рассказывал историю своей семьи. И казалось, действительно в России бедность и беда – семейные, передаются по наследству.
– А почему я на улицу жил? А в нашей деревне только бабки остались. Я поехал в Москву пенсию получать, приезжаю, дом разобрали. Нету дома. Я посидел ночь на лавочке, и снова в Москву поехал – на улице жить.
Это – привет фотографу, сжегшему деревню ради снимков. Хочу этой историей из Дома Трудолюбия Ной поставить точку в спорах современных фотографов – имел право „творец“ сжигать чужие дома или не имел? Когда-нибудь кто-нибудь, отсидев свой срок, отстрадав свое время в рабочем доме, вернется в свою родную деревню, а дома нет. И почувствует он в душе разорение. Если искусство того стоит, то вопросов к современным творцам больше не имею.
Я взглянула новыми глазами на Москву. Люди, которым повезло больше, бегут по своим делам, покупают на ходу горячий кофе. Объявляются приходящие и уходящие составы. Все плывет и убегает в снежном тумане и людской суете. Но кто-нибудь стоит и потерянно смотрит в одну точку. Все рухнуло. И в этом большом мире среди сотен бегущих людей нет ни одного, кто ему поможет, не осталось места, где его ждут. Вот эти люди именно здесь и сейчас нуждаются в спасении – если они примкнут к армии бездомных, которые пьют некачественную водку, знают, где раз в месяц помыться, где поесть горячего, их уже не спасти. Улица не только затягивает. Улица и некачественный алкоголь, чтобы согреться, в считанные дни убивают душу и личность. Но вот сейчас, пока человек стоит и смотрит потерянно в пустоту своей ненужности, его можно и надо спасать. Волонтеры из Ноя прочесывают вокзалы и подходят к таким. Те соглашаются идти в рабочий дом. Чаще всего это трудоспособные мужчины из провинции, которым работодатель не заплатил и просто выкинул из общежития, или которых ограбили на вокзале. А на вокзалах, как выяснилось, существует целая мафия таких мошенников, ищущих доверчивых провинциальных мужчин. За несколько недель в рабочем доме им удается накопить на обратный билет. Но главное – они спасены от окончательного падения. Я вчера была в рабочем доме. Там мужчины разных возрастов, есть совсем молодые. И как же тяжело физически трудятся российские мужчины. Какие они неприкаянные. Как доверчивы. И как сильно им нужна бывает всего лишь протянутая к ним слабая рука, два пальца, один палец, чтобы не улететь вниз. И как же мне жаль, что страна, в которой я живу, таких мужчин видеть не хочет.
Однако смотреть этот ролик страшно: он четко отсылает к недавней громкой истории Риты Грачевой, которую муж отвез в лес и там отрубил ей руки.
Первая ассоциация с этим роликом – отрубленные кисти рук. Но страшен он, как и любая форма насилия, показанная как будто в шутку, тем, что расширяет рамки допустимого.
Маргарита Грачева
Маргарита Грачева
Предположим, что кто-то считает: женщин (как и мужчин, как и детей) бить нельзя. Это – ненормально и недопустимо, законом наказуемо, обществом порицаемо, хотя иногда ударить очень хочется. Но он видит ролик, где пусть и в шутку, но кто-то кого-то бьет.
И он понимает, что хочется не ему одному, а хочется всем нормальным мужчинам. Мужчинам, которые состоялись – ездят на больших черных внедорожниках.Так почему бы и не ударить тогда?
Рамки допустимого расширяются или ломаются. Такие ролики – прямая пропаганда насилия. Но есть и еще один пункт. Если мужчина никогда не бил девушку или сама девушка считает физическое насилие со стороны своего мужчины – ненормальным и неприемлемым, то она никогда не будет себе представлять его недовольство в такой форме: он увозит ее связанной в лес, она плачет, просит о пощаде.
А если она вот так себе представляет своего мужчину, значит, она считает нормальным то, что он может осуществлять над ней насилие. Значит, он его уже осуществлял.
А если государство, в котором мы живем, не накажет создателей ролика, то можно будет говорить о том, что семейное насилие наше государство видит частью традиционных семейных ценностей“.https://m.goodhouse.ru/family_and_children/psihologiya/magazin-texniki-razreshil-muzhchinam-vyvozit-zhenshchin-v-les-za-ploxie-podarki/?clear_cache=Y
http://www.pravmir.ru/slegka-otdaet-seksizmom/
— Бомж обществу мешает, — соглашается Игорь. — Он грязный, пьяный, распространяет болезни.
— За такое — только убивать! — надрывно кричит Павел. — Он еще в подъезде нагадит!
— Я не гадил, — скромно говорит Игорь. — Приедет полиция, выкинет меня: «Чтоб тебя больше в этом подъезде не было, а то жильцы опять будут звонить». Я подожду, пока они уедут, и снова в тот же подъезд. А куда мне идти? На улицу? Чтоб я ноги себе отморозил? Самосохранение срабатывает сильнее страха.
— Но мы же люди! Мы — человеки! — кричит Павел.
— А так жильцы, когда устанут, могут поджечь или избить, — с расстановками продолжает Игорь, отвлекаясь на работу — на цветные полоски, которые продевает в основу.
— А депутату ты все равно мешаешь. Государству и бомж, и дворник всегда будут мешать.http://expert.ru/russian_reporter/2018/04/noj-na-dne/
– Э-э-э… – сказала я.
Но еще три парикмахера и администратор уже с надеждой смотрели на меня.
– А вы покажете, как инструменты обрабатываете? – только и выдавила я.
– Не раздевайтесь, – предупредили меня, – у нас холодно.
– Девятнадцать, – торжественно сообщила в трубку администратор. – Михал-борисыч недоволен, – говорила она женщинам. – Уже два часа дня, а у нас только девятнадцатый клиент.
– Как будто это от нас зависит, – отозвалась женщина в теплой жилетке.
Оглядевшись, я уже все хорошенько рассмотрела. Пластиковая палатка, с окнами закрытыми желтыми бумажными шторами. На панелях бабочки, вырезанные из розовой бумаги для стикеров. Туалета нет. Желтой раскаленной спиралью работает обогреватель. На полочке – засохшие лаки с блестками. Я положила руки на полотенце, защитое в клеенку.
– Если Михал-борисыч придет и увидит, что мы тратим электроэнергию на обогреватель, будет ругаться, – сказала администратор.
– А что делать? – спросила парикмахер. – Зимой тут от холода умираешь. Летом солнце в пятки прямо бьет.
Пришли на стрижку два клиента. „Стрижка подорожала на десять рублей!“ – предупредили их. „Ну что теперь делать…“ – вздохнули оба. Один попросил прямой висок. Другой – косой.
– Двадцать один, – прикрывая рот рукой, приглушенно сообщила в телефон администратор.
Дверь открылась.
– А кто забыл купить файлики на паспорта? – бодро спросила, входя замерзшая женщина. – Десять рублей стоят. Но мне холодно ходить, я за пять отдаю. …Вы бы так весь паспорт закрыли, чтобы странички не трепались, – упавшим голосом сказала она.
Я бы купила у нее пару десятков ненужных мне файликов, но мои руки были в воде.
– Пять рублей, – потворила женщина, обвела всех взглядом, все молчали, она вышла.
– А зачем они? – спросила администратор. – Не пирожками же я паспорт листаю.
– Гы-гы-гы, – захохотал клиент, и скоро ушел.
Парикмахеры и администратор сели в ряд на подоконник, спинами к солнцу. Они и так, и сяк обсуждали страшного Михал-борисыча, который появляется внезапно и требует выключить обогреватель, требует клиентов, требует, чтобы все всегда были на месте.
– Хорошо солнце спину греет, – сказала одна. – Вот нам и солнечная батарея.
Открылась дверь. Вошел молодой человек лет 25 в поносного, ок, горчичного цвета спортивном костюме. Прищурившись, он пошел прямо на розовых бабочек.
– Ага! – воскликнул он. – А я смотрю, вы тут уже восьмое марта празднуете!
– Михал-борисыч… – тихим от почтения голосом сказала администратор, – какой у вас костюм… Отпад.
Михал-борисыч, скосившись, посмотрел себе на грудь.
– Десять долларов за все отдал! – сообщил он. – Но говорят, что он – цвета детского Г.
– Неправда! – так горячо закричала администратор, будто он сделал ей больно. – Он защитного цвета! Цвета защитника отечества!
Михал-борисыч посмотрел на нее долгим взглядом.
– Вы – мать, вам видней, – с восхищение
– Лариса… – тихо сказала одна парикмахер, – он даже не попросил обогреватель выключить.
– Он даже не спросил, сколько у нас клиентов, – добавила другая.
– Как вовремя ты комплимент ввернула… – восхитилась третья.
– Звоним Наташке, – засуетилась администратор, – быстро звоним, он к ним пошел, пусть обогреватель выключают!
В это время моя мастер обрезала мне ногти, время от времени поднимая уставшее лицо, запахивая на себе шаль и поправляя рукава истрепанного свитера. А я, спрятав другую руку от холода в карман, пересчитывала в нем сторублевки, которые собиралась заплатить за действо самой жизни, которое мне было в этой забегаловке показано.
Так выходит, что, совсем не приближаясь к телевизору, я все равно вижу в ленте соцсетей, на навостных сайтах, как ведущие ток-шоу хлещут по лицам гостей, выгоняют их из студии. Как гости поливаются водами, обзываются, демонстрируя свою низкопробность. Я вижу, как гости в студии дерутся, буквально катаясь по полу. И все это выливается через экраны в дома людей. И, вроде бы, мне-то что? Кажется, ничего. Но. Это просто возмущает. Ну, правда, возмущает. Во-первых, эти люди, которых зовут в эфиры, они же мнят себя экспертами, политиками, политологами. Они-то на голову, а, может, сразу на две выше простого люда. Они задают тон и показывают, как себя вести – они же интеллектуалы, они-то всегда знают, что сказать и как правильно сделать. Иначе бы их в студию с их мнением не позвали. И вот эти мнимые интеллектуалы показывают людям, что насилие – это норма жизни. Если в студиях дерутся, то в домах, на улицах – сам Бог велел. Все эти безответственные Эрнсты, Соловьевы и их гости повышают уровень насилия в домах и на улицах. И это не может не возмущать. А, во-вторых, возмущает то, что от этого не спрятаться. А, в-третьих, то, что вот эти люди призваны что-то решать в моей стране. А они приходят, просто чтобы себя показать. Чтобы телевизор высветил их голову на экране. Чтобы получить моральное удовлетворение от того, что их видит сейчас в своих домах страна.
Раньше я думала, что лучший способ борьбы с этим – это не иметь телевизора дома и заниматься конкретными делами, помогать простым людям в реальной жизни. Не ради глупой славы. Не ради возможности ходить в телевизор. А чтобы было больше добрых дел и меньше человеческих страданий. Но сегодня я снова смотрю на то, чего совсем не хочу видеть, и в голову мою лезут более радикальные мысли.
Женщины вместе – это когда женщины пытаются защитить жертву домашнего насилия или уволенную, отказавшую начальнику во взаимности. Это когда женщины ищут место в приюте матери, сбежавшей с детьми от мужа-алкоголика. Или когда женщины ищут место в хосписе никому ненужной нищенке с онкологией. Есть еще драматичные примеры.
А когда женщина приходит на дебаты с клоуном со стажем на телевидение, которое много лет зачем-то этого клоуна показывает, приходит и перенимает его поводки, то это называется не #женщинывместе. Это называется – Клоун умер. До здравствует клоун!
При этом я точно могу сказать, что российские издательства мало уважают права на интеллектуальную собственность. А чего бы им уважать? Они даже гонорарами за книжки платят мизерные. Они всегда забывают вовремя перевести тебе твой процент с продаж. Потому что эти деньги издателю гораздо нужней, чем тебе. Ты не знаешь, кто и сколько раз скачал и оплатил аудио-книги и электронные книги. У писателя в России осталась только репутация – его еще уважают какие-то читатели. И все меньше мест, куда бы автор мог отправить свою рукопись. Для многих авторов будет лестно увидеть свой текст в толстом журнале. Хотя те платят такие малюсенькие гонорары, что лучше от них отказать. Для сравнения – в литературном журнале гонорар в 30, а бывает, что и в 50 раз меньше, чем тот, что я попрошу, например, за статью. Но литература – это ведь не про деньги. Поэтому каждый хотел бы опубликоваться в толстом журнале, опуская вопрос – на что он будет жить. Но государство наше и не думает поддерживать толстые журналы. Они умирают прямо сейчас.
Как-то так еще сложилось, что некоторые издательства продолжают жить по принципам 90-х. Вот пример – питерское издательство „Златоуст“ переписало мою книгу и продает ее за 570 рублей. На мой вопрос, а не рухнули ли они случайно с дуба, издатель мне ответила – „А я думала, вы как дедушка Хадижи (положительный герой романа), а вы ведете себя, как жена генерала Казибекова (отрицательный герой моего романа). Мне было сказано, что я мешаю распространять культуру и просвещение через свои труды. То есть я мешаю мошенникам мошенничать. При этом книга спокойно продается во всех книжных – под моим именем, но написанная не мной. И покупатель думают, что это я пишу таким примитивным языком.
Или вот не менее чудесный директор издательства „Книжный мир“, который подворовал тексты из разных изданий для книжки депутата ГД – чур меня произносить ее фамилию. Вы думаете, после моего вопроса – „Зачем брать чужое без спроса?“ – кто-нибудь позвонил в редакцию и хотя бы извинился? Нет. Кто-нибудь перевел деньги на детский хоспис, в качестве компенсации, как я просила? Нет. Директор издательства Дмитрий Лобанов врал, что тексты брать можно и сетовал на то, что я прежде, чем писать в Фейсбуке, не позвонила ему. Я не позвонила? Я и не собираюсь. Это мне должны были позвонить. А Дмитрий этот Лобанов входит в Комиссию при Общественной Палате Российской Федерации по соблюдению авторских прав в интернете! Да его оттуда гнать надо. Не понимаю, почему после инцидента он там задержался.
Перейду к хорошему. И все же литература не может зависеть от всего этого. Описанное – лишь досадные обстоятельства, которые отвлекают от работы и от жизни. С днем писателя! Пусть живут толстые журналы и пусть российскую литературу читают во всем мире и так знакомятся с нами и с нашей страной.
– Помогите, – говорит он мне.
Конечно, я понимаю: он просит меня не потому, что у меня такое доброе лицо, а потому что позавчера я в этом же магазине покупала бездомной еду.
– Нет, – говорю я.
– Но я же не денег у вас прошу, а еду! – возмущается он.
– Хорошо. Пойдемте в магазин.
Это – один из немногих магазинов, который работает в этом городе так поздно. Через полчаса он должен закрыться.
– Мне бы молока, – говорит он, ковыляя за мной. – А хлеба не надо. Нам в общежитии бесплатно дают. Вы чего творите! – кричит он, увидев, что я беру бутылку молока за 52 рубля. Выхватывает бутылку у меня из рук и возвращает на полку. – С ума что ли совсем тронулись?! Вы что, не видите, сколько она стоит?! Поставьте, я вам говорю! Мне вот, подешевле, – берет маленький пластиковый пакет молока. – Я наглеть не люблю.
– Хорошо, как хотите. Давайте я куплю вам котлет.
– Вы что, совсем уже того? У вас с головой-то нормально? Зачем мне дорогие котлеты? Возьмите мне кусочек колбасы, я ее несколько раз в похлебку порубаю.
Мы выбираем кусок колбасы и некоторое время препираемся возле полки.
– Сто девять рублей! – кричит он. – Это какие деньги!
Он выдергивает у меня из рук колбасу за 109, за 106, возвращает на место. И мы, наконец, находим колбасу за 101 рубль. Я беру кусок сыра.
– Спокойно! – говорю я. – Не надо считать мои деньги.
Поджав хвост, бомж идет на кассу. Я расплачиваюсь. Он жадными быстрыми движениями распихивает все по карманам куртки, а колбасу кладет во внутренний карман. Выходим из магазина. На улице уже никого. Мы идем по плитке, превратившейся в каток. Бомж разглагольствует и забывает, что надо хромать.
– И вот когда мы из окружения выходили… собственно, там я ранение и получил.
– Прекращайте сочинять.
– Просто меня никто на работу не берет, я же хромаю.
– Не врите, пожалуйста.
– Ну а так-то за расчистку снега платят десять рублей.
– Я по запаху чувствую, что вы пьете.
– Я только два дня пил.
– Вы давно пьете.
– Спасибо вам.
– Не за что.
– Есть за что.
– Не за что.
– Спасибо вам за еду!
– Люди обязаны друг с другом делиться.
– Ага, вы это скажите тому, к которому я до вас обратился. Он подъехал на такой машине, с такими продуктами выходит из магазина. Я ему – „Помогите…“. А он – „У меня денег нет“. А его машина жрет бензина на тысячу рублей в день.
– Может, не стоит чужие деньги считать.
И так мы дошли до моего дома. Бомж, имеющий очень русское, но опухшее лицо, русые волосы, голубые глаза и пушистые, будто не свои, ресницы, галантно сопровождал меня до подъезде по темному двору, поигрывая лишней тросточкой. Он ушел, видимо, усилием воли заставив себя не просить у меня денег. Или понял, что я не дам.
Если прислушаться к себе, то получается услышать что есть отталкивающего лично для меня и, кажется, для многих других в этом деле о домогательствах депутата Слуцкого к журналисткам.
1. Нам кажется, что журналистки и вступившиеся за них занимаются подражательством, а в подражательстве всегда несложно углядеть неискренность. Если бы дело случилось само по себе, без предшествовавших скандалов в Голливуде, то, наверняка, многие осуждающие журналисток иначе посмотрели бы на дело.
2. Комментировать дело приходят агрессивные женщины, называющие себя феминистками, и доводят пользователей соцсетей до абсолютно раздраженного состояния, в результате которого хочется ненавидеть всех женщин скопом. Причем хочется не только мужчинам, но и самим женщинам.
3. В том, что журналистки говорят правду, ни у кого нет сомнений. Споры идут о том, может ли мужчина трогать женщину за разные места и называть ее словами, которые ей неприятны. Кому-то кажется, что в этом нет ничего такого. Однако домогательства – это всегда очень неприятные прикосновения. Опустошающие прикосновения. И всегда это ситуация, в которой прикосновения и словесное насилие случаются там, где не ждешь. Мне не кажется, что, входя в кабинет ГосДумы, журналистка или любая другая женщина должна быть готова к таким прикосновениям и ожидать их. Человек чувствует себя растерянным. Особенно если он уже общался со спикером и хорошо к нему относится. Это – еще и предательство хорошего отношения, уважения. Человек действительно чувствует себя в такие моменты раздавленным. Ему плохо.
4. Факт, что Слуцкого не изгнали сразу. Ведь, по сути, то, что он делал мало имеет отношения к женщинам. Это злоупотребление служебным положением и коррупция на месте. Он вымогал секс, пользуясь своим служебным положением и далеко не отходя от ГД. Не в ресторане, не в любом другом нейтральном месте, а в своем кабинете.
5. Почему журналистки рассказали только сейчас? Мне кажется, что этот вопрос имеет право на существование. Но касается он только самих заявительниц, и, в любом случае, становится делом десятым по сравнению с тем, что ГД бросилась на защиту своего секс-коррупционера. А это говорит о многом – либо узнали в его поведении самих себя – сами себя так ведут, либо воображают, что мандат депутата разрешает не считаться с людьми без мандата.
– Девушка, стойте! – крикнули из окна.
Я остановилась.
– С восьмым марта!
– Спасибо, – чинно ответила я.
Они уехали, а я пошла дальше, представляя, что это – такой мужской патруль, который курсирует по вечернему туману и выискивает женщин, чтобы поздравить.
Всех женщин с 8 марта!
Недавно целых два дня взахлеб обсуждали поединок котов в Лондоне – кота премьер-министра и мидовского кота. Во всем мире кошки живут в городах. На Даунинг-стрит они живут себе спокойно и ловят мышей. Мэрия Варшавы провела перепись бездомных котов, насчитала их 29618 и призвала горожан беречь их. Коты – полезные животные, они ловет крыс, и ничего другого природа в этом смысле не придумала. Да и не надо. Мы всегда рады выложить фото милых котиков. Лондонские коты на два дня стали героями соцсетей и практически дали европейцам возможность без агрессии в шутливой форме обсудить верность выхода Великобритании из ЕС и возможность в него вернуться. Кошки, правда, приносят много радости в нашу жизнь. Но вот прямо сейчас в подвалах нашего города они медленно умирают, замурованные. Давайте позаботимся о них. 13 марта в Общественной Палате пройдет круглый стол посвященный кошкам. Я прошу коллег подключиться к дискуссии. Я подключаюсь. Русский Репортер подключается. Проект W подключается.
Оценка достоверности: Ф, В, В.
На Салоне ожидался визит президента Франции Эмманюэля Макрона. Об этом заранее говорили министерства иностранных дел и культуры Франции. Макрон действительно приехал на Книжный Салон, но демонстративно проигнорировал стенд почетного гостя – России. Я все понимаю про неодобрение, которое мог вызвать у американских партнеров заранее оговоренный визит Макрона на стенд почетного гостя. Я даже понимаю, что после такого, как Франция сама пригласила российских писателей стать почетным гостем Салона, многое изменилось – например, с Великобританией. Но неясно, куда делись гостеприимство Франции и ее воспеваемая веками в той же литературе (и немало в русской) галантность. Возможно, всем этим просто обделен один человек во Франции – сам президент Макрон. Ну, далеко не орел. А сами французы продолжают приходить на российский стенд и покупают как никогда много книг, написанных российскими авторами.
1. Я уверена, Путин любит Россию. Мне кажется – а свое впечатление я составляю из того, что читаю, вижу, из самой атмосферы происходящего – он практически единственный в своем окружении, кто любит свою страну. Мне также кажется, что его ближайшее окружение – эффективные менеджеры, способные решать сложные задачи. А эффективные менеджеры – как правило, не идеалисты и не патриоты. Они любят успех – свой. И их нельзя менять на неэффективных менеджеров патриотов-идеалистов. Результата не будет. Отсюда и коррупция ближайшего окружения. Возможно, не права. Я говорю лишь о том, как я вижу это издалека.
2. Никогда не соглашусь с теми, кто называет россиян зомбированными. Вообще, с расстояния так и кажется. А когда начинаешь ездить по регионам и общаться, понимаешь, что люди все – смекалистые, профессионалы своего дела. Чем бы ни занимались – станок, печь, укладка плитки. Они конкретное дело делают – руками, физически. Значит, они уже знают жизнь. Мое убеждение: человек, который имеет дело и занимается им неумозрительно, в принципе не может быть дураком. Дураки все чаще попадаются в сети. А вот когда одни начинают презирать других за то, что они думают не так, делают не так, понимают не так, потому что неспособны, то это уже снобизм, который заканчивается тем, что людей начинают сортировать – первый сорт, второй, третий. А чем это заканчивается, мы давно знаем. При этом я верю в силу пропаганды. Но считаю, что есть смыслы, которые ей не по зубам.
3. Вышла на улицу. Оттепель. Я не собираюсь накрываться медным тазом. Весна пришла. Я очень надеюсь на то, что после 2024 года Путин примет решение уйти. Иначе он станет тем самым медным тазом, который не пускает свежий воздух. И это уже не будет зависеть от его поступков. Это будет зависеть только от того, что он есть на посту и с поста не уходит. Я верю в то, что ему достанет сил уйти, и продиктовано это усилие будет именно любовью к своей стране.
– Марина, добрый день. Хотели познакомиться с вами лично. Мы вас приглашали на нашу игру. Вы согласились приехать, но потом были недоступны.
– Да, у меня не работала сотовая связь.
– А мы вас ждали и перенесли мероприятие на 25-е. Вы сможете 25-го?
– Боюсь, что вот так сразу я вам сказать не смогу. Давайте созвонимся ближе к 25-му, и я отвечу. А скажите, когда вы будете проводить следующее такое же мероприятие, если я вдруг не смогу 25-го?
– Оно одно, тогда сможем только через неделю…
– Давайте определяться ближе к дате. Сейчас я не могу вам ничего сказать. Я не знаю, какие у меня будут планы на эти дни. Возможно, я 25-го не смогу.
– Но дети в детском доме этой игры очень ждут…
– Я приеду, когда вам будет удобно.
„Если человек не прошёл диспансеризацию вовремя, условия его медицинской страховки надо пересмотреть. Но это мое личное мнение, это не мне решать“, – заявил на пресс-конференции Печатников.
Слава Богу, что это не ему решать. А лучше бы ему вообще ничего не решать http://www.interfax.ru/moscow/604574
– Это противостояние между нами и ЖЭКами похоже на игру в шахматы – их ход, наш ход, их ход, наш ход. Я понимаю, что следующий их ход зависит от того, как я свой сделаю сейчас. Моя стратегия проста – я должен доставить им максимально возможные неудобства в минимально короткий промежуток времени. Чтобы им пришлось больше тратиться, больше нервничать, больше думать, больше покупать материалов, больше работников привлекать.
– Это удлиняет период до следующего замуровывания в конкретном доме?
– Да-а.
– Что важнее – сама борьба с ЖЭКами или кошки?
– Кошки, конечно. Да сто лет бы мне эти продухи… Вы думаете, прямо такое развлечение для меня ехать черти куда, стоять в снегу на коленях и долбить? Нет, никакого кайфа я от этого не получаю. Но я хочу жить в таком мире запятая где… где ЖЭКи не всесильны, и они не властвуют над жизнями кошек, даже если им этого очень хочется. Где даже если ЖЭКи решили, что все кошки должны умереть страшной смертью, то так все равно не будет. Потому что в том мире где – всегда найдется такой парень, который придет с кувалдой и скажет – «Ребята, а вот болт вам!» – и все сломает http://expert.ru/russian_reporter/2018/06/ketmen-gnev/
Но вчера и сегодня я подышала свежим воздухом Бишкека. И в соцсети, конечно, вернусь. Сегодня и завтра мы рассказываем здесь студентам и начинающим журналистам о том, как делать истории. Мой выход из соцсетей имел свой плюс – я заново начала верить в свою профессию. Два года назад я эту веру потеряла. Я видела, что мы – журналисты – не сумели остановить войну на Украине. А у меня была иллюзия, что мы в силах, мы сможем. Я видела, как армия троллей превращала мои собственные репортажи с места событий в фейки, и в какой-то момент мне показалось, что эти фейки эффективней наших статей. Но после Кемерово я взглянула на ситуацию иначе. Я увидела, что фейки эффективны лишь в том смысле, что они несут дурную разрушительную энергию, а такой подобраться к человеку гораздо легче, чем энергии созидательной, которой наполнена качественная журналистика, рассказывающая истории фактов. У энергии фейков путь короткий, а у энергии настоящих историй – долгий, но если уж она доберется, то может навсегда оставить в человеке свой – хороший след. Она сильней. Я увидела, что люди устали от фейков, и я увидела первые признаки голода по фактам. И это – хорошие признаки. Значит, все будет хорошо. С наступающим праздником.
– Из Бишкека.
– Марина?
– Да?
– Вас зовут Марина?
– Ну если я вам дала паспорт, в котором написано, что меня зовут Марина, то, наверное, меня зовут Марина?
– А, может, это не ваш паспорт.
– А чей?
– Ну может взяли у кого-то чужой.
– Зачем?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю… Молодой человек, прекращайте пользоваться такими примитивными психологическими приемами.
– А откуда вы знаете, что это приём?
– В Израиль несколько раз летала. Будьте изобретательней, вы же Российский пограничник!
– Получил? – довольно спросила его девушка-пограничник, сидевшая рядом
Если ввкратце. Статус исторического поселения (Томск этот статус имеет с 1991 года и сохранил его при десятикратном сокращении перечня исторических поселений, которое произошло в 2010 году, после чего он стал историческим поселением федерального значения) предполагает ряд градорегулирующих документов, которые утверждаются на федеральном уровне, а именно:
– проект границ ИП
– предмет охраны ИП
– требования к градостроительной деятельности на территории ИП.
Функция этих документов – создать правила игры для строительства на территории исторического центра (в частности, поадресный перечень объектов, которые нельзя сносить), направленные на сохранение исторического облика города.
В Томске сейчас ведётся работа по разработке этой документации (заказчик – администрация города Томска, исполнитель – московская фирма „Научно-проектные реставрационные мастерские“, фактический исполнитель – вологодская фирма ООО „ВЭЛБЭК“)
В настоящее время эта работа зашла в тупик и не выходит из него уже восемь месяцев. Заказчику (администрации) не нравится, что границы ИП получаются слишком обширными, объектов, подлежащих сохранению, слишком много, а ограничения для строительства в центре города слишком жёсткие. Поскольку аргументированных возражений заказчик выдвинуть не может, он по сути занимается саботированием работы, которую сам же и заказал и давит на исполнителей, чтобы они существенно секвестировали границы ист. центра.
Пока утверждение этой документации затягивается на неопределённый срок, а заказчик банально шантажирует экспертов из ВЭЛБЭКА, что расторгнет с ними контракт на уже выполненную работу, исторический центр города продолжают мало-помалу застраивать. Темпы многоэтажного строительства в исторической части не велики, но в малоэтажном городе и отдельные вторжения выглядят удручающе – в городе и так почти не осталось неподпорченных современной застройкой кварталов. Несколько неприятных строительных прорывов уже произошли. (По школе достоверности Ф – факт)
– А чего вы вообще хотели? – спросил судья.
Я, как слушатель молчу, но если б дали слово мне, ответила б – „Чтобы ГД сказала прощай Соуцкому“.
Но по-разному можно относиться к делу Слуцкого и кампании против домогательств вообще. Это право каждого. Как и стоять или не стоять в одиночном пикете. У меня есть вполне определенное отношение к этому делу. Уже воспринимаю депутата, как дурно пахнущий элемент, который, чем дольше он будет находиться в Госдуме, тем сильнее будет распространять свой запах на нее. Я, кроме того, считаю, что это довольно частое явление в человеческом обществе – кто-то не поспевает за измнениями, не чувствует их, не хочет меняться, костенеет и, как следствие, остается за бортом. Десять лет назад можно было домогаться и даже бравировать этим, а теперь стало не можно, но Слуцкий и затхлая Дума этого не почувствовали в потоке свежего воздуха. Слуцкий – вообще, второстепенный персонаж в этом „деле“. Его дело просто приоткрыло для нас форточку в Думу, и оттуда одномоментно вынеслись вопли – „журналисты – слуги“, „а меня никто не домагивался, я в триста раз красивее“, „извиняться не будем!“. Вот почему так полезно регулярно проветривать помещение. Представьте себе теперь, как долго, годами обидатели ГД за маслянистыми обедами в столовой перетирали между собой, что журналисты – слуги, а со слугами надо, как со слугами, чтоб место свое знали. Так долго, что утратили чувство реальности и посчитали, что междусобойные их утверждения – есть аксиома, и если произнести их вслух где-нибудь в другом месте, то и окружающие воспримут их как нечто само собой разумеющееся. А это ни что иное, как признак сильного отрыва Думы от людей. Но это мое частное мнение.
Можно по-разному относиться к моему частному мнению, к делу Слуцкого, к самому Слуцкому, к сексуальным домогательствам, к сексуальным домогательствам в Государственной Думе. Но к суду, который открыто игнорирует доводы здравого смысла, факты, ту самую презумпцию невиновности, а берет за основу обвинения словесные доводы, не только не имеющие доказательств, но и опровергнутые фактами защиты – к этому по-разному относиться невозможно. Сегодня в картонном Тверском районном суде картонный судья по картонному звонку вынес обвинительный приговор Алене (20 тыс рублей штрафа), оставив всех присутствующих с чувством глубокой обиды за здравый смысл и логику.
И снова зашла я сегодня в магазин Л’Этуаль и обнаружила на голове у продавщиц ядовито-розовые ленты. Повязаны они были у всех надо лбом, на лоб же выпущены кончики, висящие как понурые уши зайца.
– Вам это нравится носить? – спросила девушек я.
– Очень, – усмехаясь, ответили они.
– А кто вам сказал это носить?
– Наш креативный директор.
– Вы знаете, как его зовут? Он мужчина или женщина?
Выяснилось, что имя креативного директора – тайна за семью замками. О нем неизвестно ничего, кроме того, что он – креативный директор. Он же придумал к новому году нумеровать лица девушек. Понимаю, что в каких-то компаниях существует дресс-код, и сотрудникам предписано носить униформу. Но в этой компании практически раз в квартал голову креативного директора посещает какая-нибудь ядовитая идея и сотрудницы вынуждены в течение месяца воплощать ее в жизнь. Ядовитые ленты, еще и вот так завязанные на головах -непрямое насилие над людьми. Это такой яркий элемент унижения достоинства, стирание индивидуальности. Одинаковая одежда ее не стирает, но вот такого цвета и вот так повязанная лента (как далеко не всем идет) просто кричит с порога – в магазине косметики собрались не люди, а рабы, заклейменные розовым с утра и до вечера рабочего дня. Возможно, компания такого эффекта и добивается – чтобы о ней побольше говорили, неважно с какими оттенками. Что ж, так и поступим. Если компания считает это рекламой, то вот ей от меня бесплатная реклама – у Л’Этуаль ну очень тупой креативный директор.
10 декабря 2017 года Алексей Тихомиров вечером по просьбе приехал на улицу Красный Казанец в Москве. Поступил сигнал – в подвале замурованы кошки. Девушка, обратившаяся к Алексею за помощью, знала этих кошек, кормила их. Алексей разбивал продух ломом. Из окна первого этажа выглянула женщина, узнав, что спасают кошек, она не стала возражать. Но тут из-за угла дома выскочил человек и потребовал от Алексея убраться, сообщил, что кошки в этом доме жить не будут, а судьба уже замурованных кошек его не волнует. Мужчина напал на Алексея, пытался отнять лом. Алексей лом не отдал, и в процессе потасовки мужчина получил тычок этим ломом в грудь. Позже результаты осмотра в травмпункте покажут – переломов нет, только ушиб. Прибежали родственники мужчины и побили девушку, вызвавшую Алексея. Оттащив от них девушку, Алексей сел в машину и попытался уехать, но ему перекрыли выезд. Переволновавшсь, Алексей по неосторожности задел другую машину. Ему пришлось выйти из машины, и тогда его настиг еще один человек, прибежавший на подмогу своему родственнику. Заявив, что он – сотрудник полиции, он набросился на Алексея с ударами. Алексей упал, избиение продолжилось. Приехала полиция. Алексей рассказал полицейским, что произошло и почему – честно признался, что спасал кошек. В участке ему сообщили, что серьезных повреждений у написавшего заявлние мужчины нет, поэтому волноваться не стоит. Но оказалось, что стоит. Через неделю Алексея вызвали в полицию и сообщили, что на него заведено уголовное дело по статье 119 часть 1-я – угроза убийством. Там было написано следующее:
“10 декабря 2017 года примерно в 19 часов 30 минут Тихомиров Алексей Михайлович, находясь в общественном месте, а именно во дворе жилого дома, расположенного по адресу Москва, улица Красный Казанец, дом 3, корпус 5, в результате внезапно возникшей ссоры на почве личных неприязненых отношений с В… угрожал последнему убийством, направляя в его сторону металлический лом и произнося при этом слова угрозы убийством, а именно „Я убью тебя!“ и в подтверждении своего намерения причинил согласно справки из ГБУЗ ГП №66 ДЗ г. Москвы В… телесные повреждения в виде „ушиб грудной клетки справа“.
Я почему решила для себя, что буду всеми доступными мне средствами защищать Алексея? Он невиноват, и тут не может быть иной версии. Не верю и никогда не поверю в то, что некий В., решивший, что замурованных, умирающих без воды и еды живых существ спасать не только надо, но и надо препятствовать их спасению, прав быть никак не может. Виноват он, и виновата политика ЖЭКов, приводящая к столкновениям граждан. Я считаю, что вопрос с продухами через дело Алексея должен быть раз и навсегда в стране решен – кошек замуровывать нельзя. И я призываю своих коллег обратить внимание на его дело, контактами я поделюсь, только пишите и говорите о нем. А вот стихи Алексея о кошках:
Кошек много на планете, только многим не понять,
Что они совсем как дети могут плакать и страдать,
А ведь гибнет их немало, не спасённых от беды
В замурованных подвалах без еды и без воды…
И никто не хочет тоже все дела свои бросать.
Всех один спасти не может, но как мог я не спасать?
Как смотреть в глаза ребёнку? Объяснять ему закон?
Если взяли мы котёнка, а потом родился он…
И опять, забыв про отдых, когда просьбу прочитал,
Я поехал чтобы продух вскрыть в очередной подвал…
Я увы, таким родился, что за правду я стою.
Я убийством не грозился, и вины не признаю!
Даже если околею сам в тюрьме из-за котов,
Я об этом не жалею – закрывайте, я готов!
„Я пишу по поводу Вашей истории об Алексее, который спасал кошек на Красном Казанце, я видела уже только самый конец драки. Толик, которого якобы пытались убить, крайне мерзкий тип, числится старшим по подъезду, скандалист, про его подвиги все наслышаны, не знаю чем могу помочь, но если нужна будет характеристика данного персонажа, то напишу. Толик избил одного из рабочих-электриков. Сам бригадир был свидетелем, но они еще не закончили ремонт, могут побояться Толика. Я дам вам телефон рабочих. Еще у нас в доме есть тётя Люся, она живет в доме давно, всё про всех знает, любит животных и ненавидит Толика. А еще Толик бил озеленителей, которые в начале зимы сажали у нас во дворе деревья, но их контактов у меня нет“.
Вот и скажите теперь, почему полиция не выяснила этих обстоятельств, завела дело на человека, который, по сути, является жертвой Толика, и почему из-за такого человека хороший человек должен сесть в тюрьму?
Так вот есть у меня прагматичная история о том, как вышла я недавно в центре Москвы вечером мусор выносить. И что бы вы думали? Только подошла я со своими пакетиками к мусорным бакам, стоящим у нас во дворе, как в них что-то громыхнуло и не раз.
– Так… – подумала я.
Наверх вылезла крыса, села на край бака и была она не простая, а бежевая. Честное слово! Мы с крысой некоторое время настороженно смотрели друг на друга.
– Прости, крыса, – сказала я, – но мне надо выбросить мусор.
С этими словами я с расстояния запустила первый пакет в бак. И что бы вы думали? Стадо крыс выскочило из него, и они побежали прямо мне под ноги. И были они все не простые, а бежевые. Я быстро запустила туда же второй пакет, и поспешила прочь от мусорки.
– Где кошки? Где мои спасительницы-кошки?! – хотелось бы спросить мне. – А они замурованные в подвалах, – напомнила себе я.
Пары кошек в подвале хватает для того, чтобы не пустить туда крыс. Крыс в подвале может быть сколь угодно много. На мусорных свалках, которые растут, и с которыми человечество уже явно не справляется, крыс может быть миллион. Ничего лучше кошки природа против крыс не придумала. Это я говорю прагматичным людям. А тем, с кем можно говорить „по сердцам“, итак ясно, почему кошек убивать нельзя.
Но вот вчера пришла новость – хорошая новость. Минстрой запретил замуровывать кошек в подвалах. Борьба тысяч зоозащитников принесла результаты. Я не знаю, как это будет работать. Но знаю другое – а мы проследим за тем, чтобы это работало https://meduza.io/news/2018/04/17/minstroy-radi-koshek-zapretit-zamurovyvat-podvaly
Остерегайтесь подделок.
„После приезда она пыталась раздуть скандал, после чего взяла часть собак с собой в Москву и уехала. Теперь же выяснилось, что от своей идеи она отказываться не собирается и продолжать совершать нападки на мэра Якутска. Правда непонятно, почему же именно данный населенный пункт привлек ее внимание, поскольку подобная практика является нормой для большинства городов страны.
Сейчас же она выступила на телевидении и тем самым дала понять что не слезет с этой темы“. (Анастасия – это я) http://yakutia24.ru/stolitsa/47284-anastasiya-akhmedova-ajsen-nikolaev-ideolog-ubijstv
Могу ответить. Слушаем и читаем все, что было сказано и написано федеральными СМИ о блокировке Вконтакте, Яндекса, Одноклассников на Украине, и плавно заменяем слова „Порошенко“, „Украина“ на „Путин“, „Россия“.
Вообще, смешна боязнь революции, которая будет скоординирована через соцсети. В современном мире в революциях свергают власть, которая устаревает и идет в разные стороны с общественными запросами.
Со мой всё более и менее в порядке, из больницы, после обследования вчера вечером: рентген, томография, УЗИ и нескольких уколов, я ушёл домой, написав заявление, что к медперсоналу претензий не имею. Мой ровесник, который вчера сбил меня на зебре не по злому умыслу, сегодня приехал проведать меня в больнице и отвёз меня на квартиру в Чембурку, посидели с ним, выпили кофе, в общем разошлись нормально. Представителям МВД по телефону я сказал, что претензий к виновнику ДТП не имею. Несколько ссадин на голове, ссадина во всю длину на локтевом суставе и гематома, большая гематома на левой ноге, вот она-то больше всего и беспокоит. Скорее всего мою голову спас ноутбук, который был у меня в рюкзаке за спиной, один из уголов его смят.
С уважением и спасибо за проявленное внимание.
Владимир
– Марин, это Толик, – развязным тоном сказал он.
– Очень хорошо, – ответила я.
– А ты где, Марин? – спросил Толик.
– Антолий… – я выдержала паузу. – А почему вы обращаетесь ко мне на „ты“?
– Блять, Марин… – отозвался депутат.
– Анатолий, а вы меня ни с кем не перепутали? – строго спросила я.
– Нет, блять, Марин, не перепутал. Это – Толик, Марин, Толик, Толик, Толик.
Положив трубку, решила еще немного побыть в роли строгой учительницы и написала Анатолию грозное сообщение с требованием извиниться за поздний звонок. Анатолий не извинился. И что я к этому могу добавить? Чем серьезней, чопорней герой, с которым я общаюсь по работе, чем больше он чиновник и чем больше говорит о морали и нравственности, тем больше вероятности, что если и не ночью будет звонить, то комплиментами и намеками в вотсапе завалит. И ведь не боятся, что я все это вывалю в эфир. Но я обычно не вываливаю. Наверное, те самые „мораль и нравственность“ не позволяют.
– Кристиночка, ты только сегодня на Тверскую не ходи. Завтра же инаугурация этого… как его… Путина. На Тверской – беспорядки!
Не добавляя ничего личного. Кажется, в этих коротких предложениях – вся суть того, как подавляющее большинство относится к тому, что происходило сегодня на Тверской.
Казаков я повидала много и разных. Я видела казаков в начале войны в Донбассе. И в середине – тоже. Я знаю, что такое попасть „на подвал“ к казакам. Всегда предпочтешь иметь дело с кадровыми военными. Казаки, впрочем, куда-то исчезли из республик, и только множились слухи о том, как зачищались их штабы и почему. Я пока об этом помолчу – всему свое время. А когда оно придет, я расскажу, что казаки делали с наркоманами или с теми, кого они считали наркоманами. С теми, кого они считали мародерами. С теми, кого они считали предателями. Я не знаю, казаки ли они, но они так себя называли. И пришлось мне наслушаться самых диких разговоров – о жидах, об америкосах, о либералах, об олиграхах. И это какая-то тупая выпестованная государством ненависть одних гражданских к другим гражданским. И ненависть эта – совершенно социальная. Людей, которым государство не дало возможностей, которых загнало в героическое прошлое, как в единственную отдушину, оно же – государство – натравило на других. В данный момент неприятных государству, но устроившихся в жизни чуть лучше. Не ждать ведь ему – государству – когда эта социальная ненависть обернется против него самого.
Гражданские, возомнившие, что они могут решать за других, указывать тебе, как надо, как жить, куда ходить, что носить – это страшно. Гражданские, решившие, что они в праве все это делать, и при этом поддержанные властью – страшней вдойне. Не потому, что они такие плохие люди – казаки. А просто потому, что мир им неведом, и образование их – школа. Их авторитеты говорят им простые, укладывающиеся в их неразработанные головы слова о героическом прошлом и примитивном настоящем. Но пусть живут, как хотят. В несбыточном прошлом и придуманном настоящем. Но я не желаю жить под тупой казацкой плеткой. Что может оттолкнуть от сегодняшней власти? Использование вот таких гражданских против других гражданских. Люди в форме казаков, которые били сегодня пришедших на несанкционированный митинг, должны понести наказание. Все до единого. И мы все должны наказания потребовать. Неважно, как мы относимся к самому митингу. Сегодня мы скажем, что это хорошо, потому что мы против конкретного митинга, а завтра плеткой замахнутся на нас. Послезавтра – на саму власть. Впрочем, если она не успеет казаков зачистить – как она это сделала в Донбассе. Они – элемент наиболее инородный для нее самой. Сначала она такими элементами играет, используя их против части своего же общества, а потом зачищает. Если успевает, конечно.
Меня всегда очень заботит, что говорят и как себя ведут те, кто собирается взывать через свое творчество к моим эмоциям. Когда их собственное внутреннее наполнение начинает меня отталкивать, я предпочитаю не знакомиться с продуктами их творчества https://m.youtube.com/watch?v=3ZFDHWi7xiQ
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем как мушка в янтаре.
Ну что с того, что я там был.
Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней,
названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня,
и пламя гильзы в блиндаже.
Ну что с того, что я там был.
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл,
я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,
война участвует во мне.
И пламя вечного огня
горит на скулах у меня.
Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.
А вы что об этом думаете?
Ну что тут сказать? Можно только указать на то, что само мое существование в этом журнале, где я из корреспондента выросла до заместителя главного редактора, опровергает все вышеприведенные тезисы. Вы помните, как я писала о Кириенко и законе об Ответственном обращении с животными? Вы думаете, за это редакцию могли бы по голове погладить? Вы помните, как я стояла с пикетом за животных у стены ГД? Вы помните, как мы бились против дискриминации бортпроводниц Аэрофлота? Редакция только успевает получать жалобы на меня. Как вы думаете, что бы сделал журнал, „лежащий под государством“? Да меня давно бы уволили.
Я хочу также заметить, что куча организаций, считающихся либеральными, получают президентские гранты. А еще хочу заметить, что каждый наш репортаж – это не высказывание с той или с этой политической стороны. Это – всегда попытка разобраться в происходящем. И я хотела бы посмотреть на публикацию в РР, где мы поддержали бы Мизулину или Яровую. Отыщите мне такую и пальцем покажите цитату. А до тех пор – не поверю. Да, мы поддерживали людей Донбасса. Лично я это делала, и в отличие от многих политиков, заработавших себе там очки и слившихся быстро с темы, я проявляю принципиальность и последовательность. Не бросала и не брошу. И в отличие от либеральных СМИ я никогда не занималась человеконенавистничеством и не оправдывала гибель мирного населения под снарядами. А для того, чтобы этого не оправдывать, я сидела вместе с ним – населением – два года под снарядами. И в отличие от федеральных СМИ, я не восхваляю зазнавшееся чванливое руководство ДНР и не поддерживаю тактику России по региону. Все, что делаю лично я, я делаю с душой и искренностью. Мне за свою работу не стыдно. Но! Если кто-то в нашей редакции захочет высказать противоположную моей точку зрения, то этой точке дадут возможность прозвучать. Так и какой же „Русский Репортер“? Чей он? К счастью, мы не хотим и не будем принадлежать ни к одному из двух лагерей. Мы стараемся идти по третьему пути – пути нерасчеловечивания и здравого смысла. И если какой-нибудь талантливый студент захочет написать для нас талантливый репортаж, а не личное высказывание о ЛГБТ, то наши двери открыты. Но есть условия – талант и качество предъявленной работы
Последний всплеск социальной активности случился в мае этого года накануне празднования четвертой годовщины создания Донецкой Народной Республики 11 мая http://expert.ru/russian_reporter/2018/10/andrej-iz-donetskogo-anekdota/
Однако, несмотря на все вышесказанное и на то, что неприязненное отношение к Ройзману во мне сохранилось, и его ничем не исправить, мой гражданский долг вынуждает меня сказать – сегодняшнее его решение я поддерживаю. Если жители Екатеринбурга посчитали, что он им – хороший мэр, то он мэром и должен быть. Почему? А потому, что выбранный людьми мэр не побоится выходить к толпе разгневанных мужиков и общаться с ними, ведь он – их человек, один из них, он с ними всегда на связи, он знает, чем они живут. Вернее, он не доведет дело до того, чтобы собралась толпа разгневанных мужиков. И что-то мне подсказывает, что такие толпы в городах нашей страны будут собираться все чаще и чаще. И он, вряд ли, получит в толпе по голове, как мэр Волоколамска.
А мэр, назначенный властью, власти же будет и покорен. Он не будет ориентироваться на своего избирателя, он будет ориентироваться на власть, которая его назначает или снимает с должности. У власти же он и попросит прощения, если, на дай Боже, случится трагедия, и в ней погибнут люди. Мы видели это в Кемерове. „Царь, прости, мы твоих крепостных не уберегли“. А люди – не крепостные. Власть – наши слуги. Но никак не мы их. Я, к примеру, совсем не сомневаюсь в том, что право выбирать управляющего городом, в котором я живу, принадлежит мне, а не власти.
– Да что вы такое говорите! – возмутилась Валентина Владимировна. – У меня у самой собака!
– Но собак убивают! – настаивали зоозащитники. – А кошек замуровывают в подвалах.
– Быть такого не может, – отвечала Валентина Владимировна. – Что вы говорите? Люди у нас стали жестокие, но быть такого не может. У меня у самой собака.
Логика – железная. Зоозащитники решили, что она не совсем из космоса вернулась и отошли. И я вовсе не хочу сказать что-либо неуважительное в адрес первой женщины-космонавта. Совсем нет. Я уважаю и ценю ее полет. Но мне бы хотелось, чтобы люди, заседающие в ГД, ходили все же по земле. Чтобы люди, принимающие законы, знали, какие законы работают, а какие не работают в их стране.
А есть еще история о Мутко. Мутко теперь будет отвечать за размуровывание продухов. Недавно позвали к нему на совещание зоозащитников. Окружение Мутко посадило тех на дальнем конце стола, и все время вещало сладко о том, как все хорошо, да о том, как все прекрасно. Но защитникам животных – бедным родственникам с другого конца стола – наконец, удалось вставить слово, завладеть вниманием Мутко и рассказать, что вообще-то происходит в стране с животными.
– Неужели вот так убивают? – упавшим голосом спросил он.
Я могла бы повториться – мне бы хотелось, чтобы люди на таких должностях понимали, в какой стране живут. Но я лучше позову всех сейчас к ГД. Там уже собираются пикетчики с со своими кошками и собаками. Они будут требовать принятия закона. Приходите!
Моих выводов об этом два – либо Путин так плохо осведомлен и живет в зазеркалье, куда до него не доходит общественное мнение, либо ему не только безразличны бездомные животные, закон о которых им был обещан, но так и не принят, но и глубоко все равно на чем держатся отдаленные регионы, чем они крепятся к центру России. Все равно, чем крепятся Чечня и Дагестан. И что связки эти настолько непрочны, что разломятся при первом обстоятельстве. Все равно на чем будем держаться Якутия, если Путин считает возможным назначить главой человека, который инициировал националистический опрос и вынудил простых людей голосовать за убийство.
Я почему-то выбираю второй вариант.
А я все помню. Прекрасно помню события войны. Помню Майдан. Помню, кто, когда и при каких обстоятельствах отвез меня к генералу Кульчицкому, и как я стала первым и на тот момент единственным журналистом, который взял у него интервью. Я помню и то, как рядом с ним сидели участники Майдана, понуждая его говорить то, что он говорил. Я знаю их имена. Помню, как Кульчицкий обещал убивать нас – россиян. И как я ему сказала, когда сопровождающие вышли и оставили нас на пару минут наедине – „Я понимаю, что вы вынуждены мне это говорить. Я знаю, что вы так не думаете. Давайте я скрою ваше имя, и вы будете в моей статье анонимом“. Он ответил, что я его раскусила, что он действительно не испытывает к России и ко мне всего того, о чем говорит, но он не свободен – все это время он стоял против Майдана, он и будет благодарен мне, если я не буду называть его имени. И что сейчас его водитель отвезет меня в гостиницу, и вот его телефон, по которому я могу звонить в любое время, если мне будет нужна помощь. Через несколько недель он погиб – в сбитом вертолете.
Я помню, что приехав во Львов я сходила к нему на могилу. Я не писала об этом потому, что, во-первых, я не хотела провоцировать горячую дискуссию на тему – „он же враг!“. Я помню, какие цветы я туда отнесла, и я до сих пор думаю, что все сделала правильно. А, во-вторых, я всегда знала – война никогда не закончится, если мы расчеловечим друг друга. Так вот. Я, конечно, не была ни фанатом, ни подписчиком Бабченко, и мне далеко не близко было то, что он писал. Но если я когда-нибудь пойму людей, радующихся его смерти – погибшего в четвертую годовщину смерти Кульчицкого, в вертолет к которому он не попал – если я хотя бы на секунду поставлю себя на их место, и приму их аргументы о том, что да, можно убивать людей, то война внутри нас самих никогда не остановится.
В убийстве Павла Шеремета украинские и западные журналисты обнаружили, что за убийцами следил сотрудник СБУ, прогресса в деле нет. В убийстве журналиста и писателя Олеся Бузины есть подозреваемые исполнители-неонацисты, но они отпущены до суда на волю под давлением «активистов». Убийца экс-депутата Госдумы Дениса Вороненкова оказался участником националистических батальонов, но заказчик не найден, хотя президент Петр Порошенко сразу заявил, что виновен Путин. Не раскрыто убийство в 2015 году депутата-регионала Олега Калашникова, да и большинство других громких преступлений, начиная со смертей на Майдане.
Да что там преступления! Украинские спецслужбы даже не смогли обеспечить инкогнито Петра Порошенко, который в начале января съездил на Мальдивы и потратил там за неделю 500 тысяч долларов.
Но и это не повод к великодержавному шовинизму. Украинцы не хуже и не лучше русских, и гражданская война у нас, увы, общая, что и подтверждает биография добровольного участника эсбэушной постановки, россиянина Бабченко. В украинской «игре» большие игроки (не только американцы, но и наши — по другую сторону линии фронта) часто ставят на специфические кадры — на не только утративших совесть, но и лишенных даже показного стыда людей. Ну или терпят искренних фанатиков, вроде командира «Азова» Андрея Билецкого, всерьез верящего в свастики, руны и прочую Валгаллу.
Российские власти пытаются подражать Украине, участив поиск «экстремистов», маскируя политические дела под уголовные, что, вероятно, имеет место и в деле Оюба Титиева. Но российской пропаганде еще далеко до украинского образца — у нас еще не все крупные преступления и беды объясняются происками врага. А полуправдой и умолчаниями не победить беззастенчивую ложь (ну и для такой лжи нужно иметь некритичных доброжелателей в мировых медиа). Тогда единственный выход — правда, но для этого нужна настоящая журналистика, которой, увы, и у нас все меньше. (Виталий Лейбин, главный редактор „Русский Репортёр“)
„Я живу в металлургической провинции, где пенсионерами часто становятся в 50-55 лет (горячий стаж). Не только пенсионерами, но и стариками. И зачастую продолжают работать до общепринятого пенсионного возраста. Бывает часто не доживают до него – инфаркты, онкология. Мне кажется, изнашивает их не столько тяжёлая работа, сколько нервозность: потерять работу в провинции очень страшно. Работает мужик волочильщиком, уволят его с градообразующего завода – куда идти, кем? Металлургии в последние годы несладко, слухи рождаются и расходятся по предприятиям самые страшные. На работу не опоздать – электронные пропуски, охрана. Кадрами особо не дорожат. Профосмотры – для галочки, после них может и рак последней стадии „вдруг“ обнаружиться. Люди в постоянном стрессе.
Пенсии, действительно, подспорье для семьи. Но те, которые побольше средних. Когда человеку исполняется 80 лет, обсуждают не его здоровье, жизнь, а размер увеличенной пенсии и то, что можно оформить кого-нибудь помощником, а это +1500 рублей!
Так что увеличение пенсионного возраста, на мой взгляд, только ухудшит здоровье работяг“.
Я – за здоровье работяг. Убеждена, именно здесь в Москве мы – люди, которым повезло чуть больше – обязаны думать о здоровье работяг“.
1. Не вижу ничего плохого в том, что артист выступал перед солдатами. Вы удивитесь, когда узнаете, сколько любимых в России украинских артистов выступали и выступают в зоне АТО, открыто собирают деньги на армию, на оружие. И никто им ничего не запрещает. Напротив, всячески восхваляют и поощряют. То есть это вопрос политических предпочтений.
2. Запись клипов на свои военные песни с участием реальных бойцов – это уже другой вопрос. Ни с той, ни с этой стороны лично я такой клип смотреть не буду, расценивая его как романтизацию войны. При подразделениях часто есть бойцы – талантливые, которые пишут песни о войне из окопов и неплохо исполняют их, записывают видео, используя архивные съемки подразделения. Я знаю таких. Но они – солдаты. С солдата спрос другой. А с Чичериной в данном случае тоже спрос – как с человека, который романтизирует войну. И он был бы справедлив, если бы международное сообщество равномерно распределяло свой политический негатив.
3. Убеждена, ФИФА не стала бы запрещать концерт артиста, снимавшего клипы на свои песни с участием ВСУ или добровольческих подраздлений АТО. Это – вопрос политических предпочтений.
4. Заместитель председателя Госдумы Игорь Лебедев, изрекший в комментарии – „Запретили – и правильно сделали. Свет клином не сошелся на одной Чичериной“ – мда… Ну что там Чичерина. Депутаты и от мамы родной откажутся, лишь бы ЧМ в России прошел, и Путин не отшлепал.
Я могу объяснить, почему на меня она произвела такое гнетущие впечатление. Я увидела крепостных, которые с разными оттенками униженности, подобострастия в голосе обращались не к президенту, который, по большому, конечно, счету, несет ответственность за тяготы их жизни. Они обращались к царю. Это был не современный разговор. Не разговор в век высоких технологий. Это был разговор из прошлого – с поданными крепостными, но в современном антураже, который сыграли глупые блогеры, прямые включения и репортеры с места событий. Губернаторы и министры вели себя не как современные губернаторы и министры, а как приближенные предупредительные слуги – „Да, Владимир Владимирович… Сделаем, Владимир Владимирович“. Потому что они же не перед гражданами несут ответственность, а перед царем за его крепостных. И этим крепостным в кои-то веки довелось дорваться до трона и пасть в ноги. Вот отсюда и выросли все мои мерзике ощущения. От того, что страна готова унижаться, что сама не заметила, как превратилась в большую крепостную деревню. От того, что людям приходится унижаться, выпрашивать то, что им обязаны дать по факту их рождения в этой стране и гражданства в ней. Но хорошо хоть в этот раз не было журналистов, виляющих хвостами и привлекающих к себе внимания поделками и прочим рукотворным творчеством.
Подробнее: https://neva.today/news/minyust-posle-proverki-reshil-zakryt-peterburgskiy-soyuz-hudozhnikov-153608/
Сопернице
Ведь ты ему звонишь, я тебя знаю!
Отстань от него – он только лишь мой!
Я тебе твои глаза поломаю,
Ноги сверну – станешь хромой!
К гадалке пойду, чуп наколдую!
На кладбище старом тебя прокляну!
Под окнами, слышишь, свечку задую –
Корове твоей скормлю белену!
И в доме твоем я спрячу яйцо,
Подсыплю все курам твоим порошок!
Кошачьей мочой плесну я в лицо!
Отстань от него, нормально прошу.
Сентябрь 2009
Эта метафора присоединилась в моей голове к другой. Недавно читала, что в Америке по железнодорожным путям ехал поезд с фекалиями. Но жители того города, где была его конечная точка, взбунтовались, устроили митинг – сказали, что не пустят этот поезд, что хватит с них утилизации говна. И поезду пришлось встать в другом маленьком городке. Он простоял там под солнцем два месяца. У жителей городка случилась депрессия. По ночам им казалась, что город сам умер и начал разлагаться. На эту тему можно было бы снять фильм ужасов. Кажется, каждый город живет сейчас в ожидании такого поезда – когда он приедет и встанет стоять под солнцем и дождем до бесконечности. Свалки растут, захватывают планету. И можно было бы сказать – «Этот поезд в огне», но я про себя говорю – «Этот поезд в говне».
„Эти детишки потом страдают и страдали, ещё со времён советской власти, – говорит. – Хорошо, если ещё одной расы, а если другой расы, то вовсе. Мы своих детей должны рожать. Я не националист, но тем не менее“.
Но тем не менее что? Тем не менее я сижу не на скамеечке возле подъезда и несу ересь не в уши соседкам, а заседаю в Госдуме и даже возглавляю семейный комитет. Я не расист, но, тем не менее, я – расист. Да что там я – у нас все общество такое, дети, рожденные от смешения рас, страдают в нашей стране. Россия – расистская страна, вот что говорит Плетенва, сама того не замечая.
А зачем тогда в такой стране ЧМ проводить? Может, сначала надо победить расизм, начав с ГД, а потом гостей звать?
Какая-то девушка подбежала ко мне, протянула свернутый собачкой воздушный шарик и сказала:
– Возьмите!
– Зачем? – спросила я.
– Просто ради Бога возьмите!
Я взяла ради Бога шарик, и появившийся у меня атрибут как-то слил, сроднил меня с этой толпой. Я шла. Долго шла. И я думала о том, что не хочу быть брюзгой. Я ведь не ныла, когда объявили о проведении Олимпиады в России. Я не хочу быть похожей на людей, которым все всегда не нравится. Которые во всем прежде всего видят плохое. Но мне действительно не нравилось идти в толпе футбольных фанатов – иностранцев и россиян, обмотанных российскими флагами и выкрикивающими – „Россия!“. Мне же ясно, что это крик не о стране, а о себе – фанате, который сегодня по случаю ЧМ и матча получил от государства редкое право кричать на улице. Мне не нравилось идти мимо ОМОНа, и видеть людей в штатском с кобурой на поясе. Для меня это – психологический стресс. И мне хочется убраться от этого места подальше, но такси сюда не едут, те, что стоят по обочинам, дерут втридорога, поджидая иностранцев, а единственный вход в метро – закрыт.
В качестве маленькой компенсации турникеты были открыты и пускали всех бесплатно. И это слишком малая компенсация за то, о чем я читала в новостях с телефона. А читала я о повышении пенсионного возраста. Теперь это государственное решение навсегда сольется в моей голове с толпой фанатов, кричащих – „Россия, вперед!“. Я всегда буду ассоциировать одно с другим, и все, что будет дальше связано с массовым спортом, будет рождать в моей голове подозрительность – „Так, вы хотите подарить нам еще один спортивный праздник? И чем нашим старикам придется за него заплатить?“.
Я выбросила шарик в урну. Чтобы он не лопнул, если случится давка. Но еще это значило, что я на таких условиях – когда правительство принимает важные для страны решения под шум ЧМ, не спросив у людей – не буду принимать никакого душевного участия в этом празднике.
А потом две картинки в моей голове слились, и я на миг представила, что вся эта толпа, кричащая – „Россия!“ – идет к нашему правительству спрашивать с него за наших стариков.
– „Друзья, ответ очевиден. А что вы ждёте от капиталистов-эксплуататоров? Прессовать, естественно , будут народ. Тем более в нашей стране этот номер проходит на ура. Как царь скажет, так и жить будем“.
– „У мужа дяде 58. Он работает токарем на заводе в маленьком городе и ждет не дождется пенсию, потому что у него проблемы с суставами. Мой папа инженер. Но его постоянно отправляют в командировки в тяжелые условия. Он тоже ждет пенсию. Я вижу, что многим мужчинам реально тяжело работать до 60“.
– „Причины очевидны – увеличить доходы гос-ва, точнее уменьшить расходы (не платить пенсии). Когда пенсионный возраст приближается к средней продолжительности жизни (по крайней мере у мужчин) – как к этому можно относиться?“.
– „Хотелось бы сволочам, которые согласны на повышение пенсионного возраста, пожелать на работе и сдохнуть. А я, работая на тяжелой физической работе, отработав два льготных стажа, не хочу дальше работать, хочу положенную мне пенсию в 50 лет. Видела я женщин на нашей работе, которые еле-еле дорабатывали до своей пенсии, так как уже просто не могли работать, а деваться некуда. Нужно еще смотреть, у кого какая работа. А молодежь, которая за повышение пенсионного возраста, то проживите хотя бы еще десятилетку и тогда посмотрим как вы заговорите, когда начинают суставы болеть, давление скачет, инсульты“.
– „Я хочу и зарабатывать больше и дольше, и сохранить физическую и интеллектуальную активность как можно дольше. Только вот, я не работник физического труда, и не изнурен. И живу я в мегаполисе, а не в провинциальном городе“.
– „Ну кто-то и не доживёт совсем до пенсии… Ну и славно… всё в бюджет. Правительству только это и надо“.
– „В некоторых регионах средняя продолжительность жизни мужчин уже сейчас меньше 65, а в целом по стране она всего на 11 месяцев длиннее предполагаемого пенсионного возраста – 65 лет. Данные об ожидаемой продолжительности жизни россиян по данным Росстата и ООН, конечно же, расходятся). А вообще, грустно все это обсуждать, помня о размере этой самой пенсии. У меня мама всю жизнь проработала фельдшером, служила в армии, на дальнем востоке, с отцом ездила в чернобыль (отец ликвидатор), а пенсию начислили 10 тысяч рублей. И это в стране из топ-5 по газу, нефти, лесу, рудам, и тд и тп“.
– „Причины ясны, но равняться на Европу еще рано- климат, уровень медицины, профсоюзы в сравнение не идут. Но пусть будут стимулы и народ захочет оставаться в строю , а не на пенсии. Если людям сейчас сложно устроиться на работу после 40, то при отсутствии и работы и пенсии и нормальной бесплатной медицины как выживать людям?“.
– „Отношусь отрицательно.Вышла на пенсию в 50 лет, но работала до 55, последние годы было тяжело, условия жизни и работы были трудные, работали на севере, я медик, и не по наслышке знаю какое здоровье у населения, особенно в отдаленных регионах“.
Я что хочу сказать? Высказывайте свое мнение. Сейчас в Кремле принимается решение – смягчать эту реформу или нет. И оно будет зависеть от реакции общества. Реакция нужна!
От редактора:
В каменной чаше, где суждено прожить жизнь героям этого романа, время течет медленно и размеренно, день за днем. Так же и люди проводят день за днем, несвободные от предрассудков и привычек, от соседского мнения и вековой тради-ции, а когда жизнь начинает вдруг стремительно меняться, каждый добывает сво-боду по-своему – но только женщина оказывается сильной и свободной настолько, что между любовью и войной способна выбрать собственную смерть http://magazines.russ.ru/october/2018/5/kamen-devushka-voda.html
Здесь я рассказала о том, как живут люди, когда Путин делает очередное заявление – „Мы соблюдаем Минские Соглашения. Мы за интеграцию Донбасса в Украину“, а местная власть заявляет резко противоположное – „Дойдем не только до Киева, но и до Лондона“. Риторический диссонанс, но ты в нем проживи, когда по тебе стреляют. Я рассказала об общественном движении „Донецкая Республика“. О событиях вокруг нее вы в федеральной прессе не прочтете. Даже местные боятся об этом говорить. А у меня прочтете. И взяла комментарий у Александра Ходаковского. Повторюсь – продолжу писать про Донбасс, пока там не закончится война http://expert.ru/russian_reporter/2018/13/futbolnoe-peremirie/
Меня отправили в цех к сталеварам, чтобы я посмотрела на их труд, начала его уважать и не лепила кривые трубочки, говоря, что сталеварам все равно какую трубочку есть – ровную или кривую. Я видела огромные огненные печи с расплавленной сталью. Видела мужчин, подходивших близко к ним. Меня обжигала высокая температура печей. Я знаю, как работают люди на заводах.
После я попросилась в обеденный перерыв в столовую. Я хотела сама наливать сталеварам борщ и говорить – «Приятного аппетита!». Я хотела хоть что-то сделать для них, Но потом я поняла, что мой голос не долетает до них, выйдя из адского шума, они продолжают его слышать, хотя в столовой – тихо.
Да, лично мне будет лучше, если я буду работать до 60, до 70 лет. Я не перетружусь. Мой труд не монотонен, не физический, мой труд развивает меня, я не режу куриные ножки изо дня в день и не заворачиваю трубочки и не стою у печи, в которой кипит сталь. Мне будет лучше. Но большинству моих сограждан будет хуже, и я предпочитаю подумать о них. Ровно потому, что, наблюдав их труд, я могу поставить себя на их место. На место женщин из цеха с лопнувшими венами на ногах, на проводниц электричек, которые сами закладывают уголь в печь, носят мешки с углем, а когда угля нет, собирают по окрестностям дрова и бумагу. Всем этим людям, с которыми меня познакомила моя работа, от пенсионной реформы будет хуже. А я хочу, чтобы хуже было не им, а тому одному проценту россиян, которые называются финансовой элитой и все решают в нашей стране. Я хочу, чтобы их обложили прогрессивным налогом – налогом на богатство. Как гражданка своей страны, я имею право этого хотеть. И если у моей страны нет денег на будущее развитие, пусть она начнет с богатых, а не с бедных.
Пришли к нескольким выводам:
⚽️Вообще это часть нашей российской культуры – ненавидеть самих себя. Часть интеллигенции ненавидит страну за что-то – за прошлые исторические беды, события.
⚽️Наша сборная играет в футбол достаточно хорошо для того, чтобы ее не замечать. И достаточно плохо для того, чтобы ее не ненавидеть.
⚽️И вот при таком раскладе – когда достаточно хорошо и достаточно плохо – поливание грязью и насмешками сборной приносит людям странную радость отрицательной окраски. Для того, чтобы наши люди пожалели нашу сборную, она должна унизительно проиграть. И вот когда она падет ниже некуда, сердобольные россияне начнут ее жалеть. Но наша сборная-то держится середнячком! И жалости потому не достойна! Только насмешек.
⚽️Но мы ждем, что она станет чемпионом! А это – уже извечно-русское ожидание чуда и вера в него.
📍Гиллиан Флинн – американская журналистка, которая получила степень магистра по журналистике, недолго поработала в криминальной хронике, а потом трудилась в еженедельном издании.
🎣Это не первый американский или английский детектив, который я заглатываю, от которого у меня в 2-3 дня его прочтения вырабатывается зависимость – «Надо скорее дочитать!». До этого я уже прочла бестселлеры «Девушка в поезде» и «Большая маленькая ложь». Эти книги я читала в том же ритме, с тем же интересом.
🎣Я могла бы рассказать о чем сюжет «Исчезнувшей». Но зачем портить чтение тем, кто захочет познакомиться с этой книгой? Скажу другое. Сюжет сконструирован так, что короткие главы заканчиваются на пике возбужденного и неудовлетворенного любопытства читателя. Читатель хватается за чтение следующей главы – только для того, чтобы покончить с ней, перескочить к следующей, и узнать – как пойдут дела из первой главы. А вторая глава – не продолжение первой, в романе две линии, и главы чередуются. То рассказывает муж, то жена. Первая глава возбуждает твое любопытство настолько, что вторую ты считаешь проходной, и читаешь ее, просто чтобы ничего из повествования не упустить. Но оказывается, что к концу прочтения второй главы, ты уже забыл о первой, твое любопытство снова взвинчено. И теперь ты хочешь скорее проглотить третью, чтобы узнать – как продолжиться вторая.
🎣Но есть в книге и кое-что еще – три поворота, которых ты не ждешь. Это как если бы тебя на машине занесло в поворот, ты только пришел в себя и поехал по ровной трассе, проехал ровно столько, чтобы привыкнуть – она снова ровная и без сюрпризов, и вот в этот-то момент тебя ждет следующий поворот.
🎣Удивительно, но несмотря на такой интерес в процессе чтения, эта книга оставила у меня чувство опустошения. Как будто меня просто использовали. Не дали ничего для ума и души, не сделали лучше, не обогатили, а просто съели мое время. Cовременные детективы-бестселлеры не дают мне настоящих эмоций, какие дает литература или детективы Агаты Кристи. Ты как будто ты жуешь очень вкусную жвачку. Жуешь-жуешь, а проглотить в конце оказывается нечего 🎣🎣🎣
Владимир Петров – депутат Заксобрания Лениградской области – подготовил обращение к Медведеву с инициативой, которая, видимо, должна смягчить пенсионную реформу в глазах россиян. Ведь известно, что в Правительстве сейчас рыщут в поисках решений, которые заставили бы россиян смириться с повышением пенсионного возраста, и она – инициатива – не слишком бы замарала Путина в глазах тех, кто за него голосовал. А голосовали за него люди впредпенсионного возраста.
Петров предложил – государство должно взять на себя ответственность за похороны россиян, не доживших до пенсии (об этом он рассказал в эфире). Хороните, предложил, за свой счет. Говорит: это должно понравиться россиянам, случаи смерти которых в предпенсионном возрасте – совсем не редкость.
Почему я склоняюсь к версии троллинга – если не совсем дурак, то должен понимать, что идет вразрез с линией Правительства, которое уверяет: россияне стали жить дольше. Однако по версии Петрова они «нередко» не доживают даже до пенсии». И при таком раскладе правительственная инициатива сводится к одному – как сделать так, чтобы россияне не доживали до пенсии, и ее не пришлось бы платить. И Петров – пожалуй, яркий проявитель истинных намерений российского Правительства.
Почему версия «ядреной глупости» тоже рабочая. Вообще, у нас в правительстве много, мягко говоря, не самых интеллектуальных людей.
Гугл сообщил мне о том, что телеграм-канал Mash уже опроверг эту информацию. Вслед за каналом информацию опровергли несколько десятков СМИ. Из новой версии следовало, что детдомовец должен был выходить в паре с сыном сотрудницы. Но перенервничал перед выходом, начал плакать, его пытались успокоить, но так и не получилось. Поэтому вышел только сын сотрудницы. Также писалось о том, что сына сотрудницы уже травят. Мы с подругой попереживали и за сына сотрудницы. А потом я решила все же свериться с соцсетями. Ведь источники обновленной информации – организаторы. Ну им-то сам Бог велел опровергать досадную для них версию.
Поверьте, то, что пишут люди, напрямую связанные с центром и с событием в комментариях, например, ВКонтакте – заменит все телеграм-каналы и многие СМИ. Из комментариев причастных ясной сделалась такая картина: перед ЧМ сотрудница-экономист (как и было сказано в первой версии) официально зачислила своего сына в приют в группу дневного пребывания. Эта группа организована для детей из семей, состоящих на учете, как неблагополучные и малообеспеченные. Так ее сын занял место ребенка из приюта.
Это дети из приюта ущемлены тем, что у них нет мамы и папы или есть, но не благополучные. И это им отдавалась привилегия выводить футболиста, чтобы запомнить это событие на всю жизнь. Чтобы оно навсегда скрасило сиротливое неблагополучное детство приютского ребенка. Но эта привилегия – просто ничто по сравнению с тем, чтобы иметь родителей. И если уж мальчик действительно расплакался, чему никаких доказательств, кроме слов организаторов, нет, то вместо сына сотрудницы должен был выйти другой мальчик – такой же обделенный. А если бы они оба перенервничали и заплакали, на скамейке запасных должны были сидеть другие дети – из приюта. Вот и все.
Но травить сына сотрудницы ни в коем случае нельзя. Он не виноват в том, что у его мамы нет совести. Впрочем, как и некоторых «источников информации».
💰 Заплатила за «Идеальную няню» Лейлы Слимани триста с лишним рублей на litres, обнаружила в электронной версии 389 страниц, и легко прочла за вечер. Легко еще и потому, что предложения там короткие – глаз легко перескакивает с одного на другое.
📍Начинается книга с того, что мать двоих маленьких детей возвращается с работы домой и кричит. Ее няня убила детей и попыталась покончить с собой. Я не разглашаю финал. Финал – в начале. А дальше автор пытается развернуть перед читателем обстоятельства, которые предшествовали убийству, написать психологические портреты героев. Последнее ей не слишком удается. Но она хорошо прописала историю о том, как чужой человек может войти в семью, начать влиять на ее жизнь, подчиняя себе, и как родители заглушают в себе внутренний голос – «Внимание, опасность!» – чтобы не лишаться комфортного быта с няней, такой же идеальной, как Мэри Поппинс. Но в отличие от той, у этой няни по имени Луиза – гниющая душа.
📌Посылы, которые автор зашил в книгу более чем ясны. 1️⃣Няня – француженка. Поэтому не стоит думать, будто только восточные люди, арабы – террористы. У убийц нет национальности и религиозной принадлежности. 2️⃣Родители должны сами заниматься детьми, а не поручать их ради карьеры чужому человеку за деньги. Вот этот-то посыл слишком, на мой взгляд, навязчив и ярко проступает в книге.
❓И последнее. Литература ли эта книга? Конечно, нет. Простенькое повествование написанное журнальным языком. Но, тем не менее, автор получила серьезную литературную премию – Гонкуровскую, в 2016 году. Давайте подумаем за что? Моя версия – за актуальность и за упрощение. К сожалению, люди в последнее время сильно упростились и хотят читать простые несложные тексты, написанные ясным языком короткими предложениями. Им лень брести глазами по длинным предложениям Достоевского или Толстого. Такая всемирная тенденция – к упрощению. Для литературы это однозначно плохо
〽️Конечно, это невежливо – выставлять людей за дверь. Обычных людей невежливо выставлять за дверь. Но когда выставляют чиновников, то такие жесты гражданской активности дают возможность последним узнать, как общество или часть общества относятся к их политике на самом деле. Дают возможность столкнуться с реальным неприятием реальных людей. Такие жесты дают им на своей шкуре почувствовать что есть общество и его недовольство. Но при условии, что гражданин может обосновать свой поступок. Владелица ресторана смогла – она недовольно жестокой миграционной политикой Трампа и тем, в каких условиях живут дети мигрантов, разлученные с родителями. Вот у нас, к примеру, можно дружно не любить политика, но не суметь обоснованно ответить на вопрос – „За что?“.
〽️Почему еще я уважаю этот поступок? Потому что он – Поступок. И он может повлечь последствия. Гражданин, согласный понести ответственность за свой поступок, не может уважения не вызывать.
〽️У американцев, конечно, больше возможностей совершать такие поступки – пресс-секретарь их президента ходит в обычные рестораны и кафе. Наш не ходит. Вот у меня нет ресторана, но будь он у меня и зайди ко мне Песков, я б его тоже попросила. И я прямо сейчас могу обосновать за что. Причин много. Выберу одну по степени актуальности – за то, что его начальник, наш президент Путин сегодня самоустранился от обсуждения пенсионной реформы и своего нарушенного обещания пенсионный возраст не повышать.
Ответ прост. Кремль ждет президентских выборов на Украине в 2019 году. И вот тогда-то после них начнется реинтеграция Донбасса в Украину. Несмотря на то, что Донбасс этого не желает. Но опустим это уточнение – когда Кремль учитывал мнение простых людей? Рейтинги у Порошенко низкие. Вертикаль его власти рушится ощутимо. Конкуренцию ему на выборах составляет Тимошенко и глава СБУ Грицак. По прогнозам экспертов, у них есть ощутимые шансы победить. И если кто-нибудь из них победит, то продолжит политику Порошенко. Тимошенко может уверять, что при ней все будет иначе, но она лжет. Будет так же или хуже.
Есть еще пророссийские как будто бы кандидаты – Бойко и Мураев. Вот с их приходом во власть и связаны надежды на реинтеграцию. Кремлю-то Донбасс не нужен ровно так же, как не нужен он Порошенко. Последнему в связи с Донбассом нужна только война. Пророссийским юго-восточным кандидатам Донбасс нужен – как электоральная база. И удивительный в своем нежелании видеть, что же происходит на территории Донбасса, Кремль умудряется рассчитывать на пророссийских кандидатов (с которыми только и возможна реинтеграция) и при этом отнимать у них все козыри и аргументы. Чем хуже жизнь в Республиках, тем меньше шансов у пророссийских кандидатов победить на выборах. Неважно, что рассказывает телевидение о прекрасной жизни в ДНР и ЛНР. Люди на Украине и в Республиках переплетены и связаны родственными и дружескими связями. Они общаются в соцсетях, в мессенджерах. Друг другу они верят больше, чем лживому ТВ.
Если бы Кремль желал помочь пророссийским кандидатам, он бы начал улучшать жизнь в Республиках и избавлять их от коррупции прямо здесь и сейчас. Это не может быть задачей на перспективу. Это не может ждать 2019-го года. Это можно сделать только прямо сейчас. Иначе украинцы будут голосовать за Порошенко-Тимошенко-Грицака, повторяя в голове как мантру – «Наши дети первого сентября пойдут в школу, а ваши будут сидеть в подвалах».
Как известно, в Московской области действует программа ОСВВ – животных отлавливают, проверяют, делают прививки, стерилизуют, вешают на ухо чип и выпускают обратно. Но, судя по всему, программа эта надоела Воробьеву. И в Домодедове Московской области объявили тендер на отлов и эвтаназию 320 бездомных собак. Их нужно было просто отловить и «подвергнуть гуманному умерщвлению. Но как же провернуть дело так, чтобы потратить государственные деньги на то, что государство не оплачивает и не может по закону оплачивать? То есть на убийство бездомных животных?
Те деньги, которые государство выделяет на бездомных животных, должны и могут тратиться только на отлов, вакцинацию и стерилизацию. Вписать сюда убийство невозможно. Нет, впрочем, есть один способ – вступить в преступный сговор с ветеринарами, получить от них справку о неизлечимом заболевании или бешенстве, и на основании этого убить.
Однако в Московской области изобрели еще один хитроумный способ – у муниципальных образований есть право заключать договора, минуя сайт Госзакупок. Но при условии – эти договора не должны быть заключены на сумму, превышающую 100 тысяч рублей. И если договора таковы, то к ним и не нужно прописывать технического задания. Так никто и не узнает, на что на самом деле потрачены деньги. Так было в Воскресенске (Московская Область), и юристы, защищающие животных, тогда вовремя разоблачили махинацию.
Говорят, что сейчас Домодедово выбран неслучайно для пробного убийства 320 собак. Якобы его мэр Двойных состоит в крепких дружеских отношениях с Воробьевым. Но я этого не проверяла, этого не утверждаю, а лишь транслирую народную молву. Одним словом, по каким-то неведомым нам причинам этот Двойных был выбран для того, чтобы покатить по области первый пробный шар убийств. И если бы тендер в Домодедове прошел, то практика убийства животных в Московской области и противозаконные махинации были бы поставлены на поток.
Но тут группа обычных граждан, внимательно прочла условия тендера, объявленного на убийство 320 собак с повышенной агрессией и бешенством. Что это за собаки? И откуда администрация заранее может знать, что у отловленных в случайном порядке животных будет выявлено бешенство (оно выявляется после смерти, после вскрытия черепной коробки) или повышенная агрессия? Согласитесь, способности администрации Домодедово к предвидению прямо граничат с ясновидением. При том, что никаких методик выявления бешенства у них нет.
Активные граждане заметив тендер, подали жалобу в УФАС МО. Администрация города настолько то ли обнаглела, а то ли утратила бдительность, что тендер был объявлен не на 100 тысяч, а на миллион рублей. Ну и техзадание на эвтаназию, конечно, прописала. А, может, и не обнаглела, а просто получила задание – про тот самый пробный шар. Более того, в Домодедове нет пунктов передержки для отловленных собак. А отлов было решено поручить фирме «Вега- Сервис», которая занимается утилизацией биологических отходов после операций. Ну, видимо губернатор и его друзья не видят разницы между биологическими отходами и живыми животными. Жалобу УФАС удовлетворило, аргументировав – техзадание впрямую нарушает требования Гражданского Кодекса. Юрист Маргарита Гаврилова и архитектор Елене Иванова присутствовали на ее рассмотрении.
Но это – не победа, конечно. Воробьев и Ко сейчас придумают что-нибудь новенькое, для того чтобы отказаться от неубийства. Ну что ж, обещаю: приму участие во всех мероприятиях против этих махинаций с законом в Московской области.
Помню свой громкий репортаж „Крокодил“, который обсуждала, наверное, вся читающая страна. Я жила некоторое время с людьми, которые варили наркотик крокодил. Пойти на это меня толкала смесь противоречивых чувств: да, надо показать, что они – тоже люди, мы должны их спасать, не отрекаясь от нашей собственной гуманности, ведь за отречением – для человечества крах. Но еще, конечно, мною руководили амбиции. Глупо это скрывать. Я сделаю то, что не по силам другим. А я знаю свои силы, и мне будет по силам.
Хм, нужно было потрудиться, чтобы только о твоей статье и говорили. Например, сойти с поезда ночью посреди зимы, пересечь при свете только луны речку до заброшенной деревни, где в живых – лишь два старика. Найти черную сгоревшую березу, под которой тебя ждет старик – сельский почтальон, назначивший тебе встречу там. А потом два дня ходить с ним по 25 километров по снегу, в мороз – минус 30, разнося пенсию в пять заброшенных деревень. Вот тогда-то я и поняла, что есть пенсия для людей. „Пенсия – это жизнь“, – говорили мне брошенные старики. И я знала, что тогда мы несли жизнь. А потом я писала репортаж, рисуя композицию, выписывая характеры, героев, отсеивая наговоренное и оставляя только главное, что характеризовало бы моих героев так, как увидела их я. Плакала и смеялась. Тщательно подбирала слова, и шла все время в одном ритме. Перечитывала написанное вслух – не сбился ли ритм?
А теперь скажите мне, пожалуйста, вы читали за последнее время какую-нибудь такую настоящую статью, которая была бы на пике сетевого читательского интереса? Я – нет. Но не потому, что такие статьи больше не пишутся. А потому, что информации слишком много. И чтобы булькнуть в ней сильным информационным пуком и привлечь наше внимание не надо больше проделывать всего вышеописанного. Достаточно просто написать графомански складный текст, который оскорбляет одну часть людей, а другую часть заводит в одобрении, потому что бульканье автора поднимает в этой части общества на поверхность ее низменные инстинкты. Ругайте автора, хвалите. Ему все равно. Он, не имеющий таланта, считает хайп, который вы ему организовали, своим небывалым, непревзойденным успехом. Друзья, хайп убивает настоящую журналистику. По мне, так если кто-то неприятно булькает, то лучше отвернуться и, прикрыв рукой нос, отойти.
Этот пост я посвящаю бульку на тему шлюх-россиянок.
https://www.pravmir.ru/chto-otkryil-nam-mundial-o-nashih-nravah/
И только я вышла из книжного, как по Тверской повалила толпа возбужденных людей – матч закончился. Орали гнусными голосами вувузелы. Сигналили машины. Все держали над головами мобильные телефоны и снимали сзади, спереди, по бокам. А я шла и тихо бесилась. Я вообще не хочу этого всего!
Забежала в метро. Там все тоже вопили, как резанные – «Ра-с-сия! Рас-с-сия!». Дули в дудки. Ликовали. Размахивали флагами перед моим носом. Злили. Пошла я от метро к дому, думая – «Может, хоть там я найду покой». А у подъезда на лестнице, ведущей в маленькую кофейню, где только стойка и кофе на вынос, колбасится наш кофевар Антон.
– Вы смотрели матч?! – замахал мне руками он.
– Нет, – остановилась я, раздумывая – а не выпить ли мне сегодня вторую чашечку капучино.
– Вы что, не видели как они забили?! Сочно! О, как сочно они забили! – Антон махнул ногой. – Акинфеев ногой так, – Антон махнул другой своей ногой, – сяк! Я от эмоций пропотел весь!
А я стою и думаю – человек радуется, а у меня в голове только одно – вот упадет сейчас с лестницы, и кто мне кофе по утрам варить будет? Решила не пить второй кофе, говорят же, что второй – вреден, а пойти в магазин за рыбой. Иду. Оборзевшие соседи дуют в вувузелы из окон. Из машин машут флагами. А я иду и размышляю – ну почему я – такой скверный человек, не могу разделить общего веселья?
Возвращаюсь и решаю все-таки выпить второй кофе. И, видимо, чтобы не показаться нашему кофевару совсем асоциальным человеком, вежливо интересуюсь:
– А кто забил гол?
Зря я это сделала.
– Это же… этот… я забыл… – в ужасе произносит Антон. – Я забыл, как его зовут! Всю жизнь помнил, а сейчас забыл! Как я мог?! Вот я дебил! Ну как же наш этот…
В это время в кофейню заходит мужчина восточной наружности.
– Кто забил гол – наш этот?! – орет Антон. – Как его зовут?!
– Тебе не стыдно, Антон? – нравоучительно изрекает восточный мужчина. – Ты сам такие вещи должен знать. Отскакивать от зубов у тебя его имя должно.
– Вот я дебил, – Антон бьет себя кулаками по животу. Хватает мобильный. – Кто забил гол наш Россия!
В этот момент телефон начинает звонить.
– Не! Не! Не! – кричит Антон. – Не вовремя! Совсем не вовремя, – сбрасывает звонок. – Алиса, не тупи – кто пенальти пинал? Наш этот! Алиса – тормоз!
– Сейчас найдем… – спокойно-металлическим голосом произносит Алиса.
– Дзюба! – раздается крик Антона. – Дзюба! Я сам вспомнил! Красавчик наш. Сочно забил! Огненный парень! Дзюба, о!
А я – простая русская женщина, которую не интересует футбол – стою, держу в пакетике рыбу и думаю: может все-таки не надо было сегодня пить второй капучино?
В связи с чем спешу сообщить: прибывший на место наряд ОВД „Чертаново-Северное“ под руководством старшего сержанта Николаева встал на защиту кошек! Судьба в лице старшего сержанта Николаева, обращавшегося с волонтёрами крайне вежливо и предупредительно, жестоко посмеялась над Волковой. Злая председатель звала полицию на подмогу, но увы, теперь ей самой предстоит разбирательство в связи с жестоким обращением с животными. В этом месте хочется сказать – „Полиция с народом!“. Но я скажу иначе – „Полиция с котиками!“.
❓Мне хочется спросить – а кто заставляет нас реагировать и отдавать скандалам свои эмоции, впускать их в свой разум, писать на них возмущенные комментарии? Не стоит ведь за нашей спиной злой подстрекатель, внедренный туда хитроумным правительством. Или как будто есть мы и какие-то другие мы, не такие рациональные, как первые мы.
📎Я не верю в то, что правительство может отвлечь мое внимание и переключить его с целой пенсионной реформы на какую-то там статейку или малозначительные высказывания совсем незначительного человека. Но таково свойство соцсетей – они через строго ограниченный промежуток времени сбрасывают тему, как змея кожу, и меняют ее на новую. Пользуются уязвимостью нашей психики – мы не можем долго фиксироваться на одной теме. И нам, знающим об этой уязвимости, стоит ли так уж сердиться на себя за то, что отвлеклись на быстропроходящую эмоцию. Это что, повысило упавший рейнтинг Путина? Нет. Это сделало наше правительство, в конец утратившее связь с людьми, к нам ближе? Тоже нет.
📌Страна недовольна. И никакие маленькие скандальчики, рожденные на три дня, не смогут изменить этого недовольства.
– В метафизическом смысле, наверное. Я бы не сказала, что я это чувствую. Такого нет. Скорее, на меня произвели впечатление истории. Личные.
– А может быть, Вы гоните от себя эту мысль – о сопричастности? Как женщины, делавшие аборт, гонят от себя мысли о нем, но когда они пройдут мимо памятника, они вспомнят.
– При чем тут моя мама? Те женщины просто приходили и хотели выговориться.
– Но это Ваша мама сделала им аборт. Вы не думали об этом?
– Ну да… Но дело не в маме.
Мое интервью с Натальей Москвитиной. Читайте, если вы еще не знаете, кто такие пролайферы https://prichod.ru/aktualniye-voprosy/32488/
⚽️Но я все же поделюсь своим наблюдением. Разумеется, под страхом обесценить ненароком что-нибудь еще.
⚽️Кто у нас в стране звезды? Спортсмены – звезды. Писатели, ученые? Нет, они – не звезды. А спортсмены – звезды. Спорт – это такая мирная метафора войны. Ну нам же всегда это внушали. Благодаря спорту в мирное время мы точно знаем – случись что, есть кому за нас постоять. Ведь у нас такие спортсмены! Даже пресс-секретарь президента Песков, который, по всей видимости, ест что-то нездоровое, сравнил ликование футбольных побед с настроением 9 мая 1945 года. Когда была, разумеется не только радость, которую, к слову, невозможно было обесценить, но и скорбь и горе по невернувшимся. Сегодня от болельщиков и конъюнктурных чиновников уже звучат предложения дать звание героев футболистам. Подумать только – не кого-нибудь, а героев!
⚽️И все бы ничего, если б не было войны. Оружием, людьми или просто сердечным участием Россия – в двух войнах. Эти метафорические отражения героев – наши российские футболисты – имеют вполне живых прототипов. Которые, возможно, прямо сейчас сражаются в каком-то смертельном бою. Это наши солдаты. Но в нашей стране не принято о них разглагольствовать, а принято делать вид, будто их нет.
Так вот и у меня возникает вполне правомочный вопрос: почему это я должна чествовать героями отражения, когда есть реальные герои, которых страна таковыми никогда не признает?
Конечно, буду необъективной, если не упомяну оговорку министра: потенциал жизни человека велик, но при условии – если человек сам не укорачивает себе жизнь или обстоятельства не укорачивают ему жизнь. И ведь правду министр гооврит. Например, такие обстоятельства, как увеличение пенсионного возраста действительно укоротят человеку жизнь. Но это независящие от человека обстоятельства. Как тайфун. Как стихийное бедствие. Разве может человек стихийное бедствие предотвратить? Нет. Так и с решениямиями Правительства РФ
1️⃣ вариант связи такой – фанаты видят красивых фанаток и идут к ним проявлять сексизм и домогательства. Эту связь я понимаю. Красивое привлекает внимание. Так было всегда. Не новость. Фанатов яростно осуждаю. Но при чем тут операторы и тв? Фанаты ведь живьем смотрят на фанаток, находясь с ними вместе на стадионе. Но, может, я действительно многого не знаю о футболе. Может, для того, чтобы возбудиться, фанату надо сбегать к экрану, посмотреть трансляцию, вернуться, найти фанатку и начать домогательства.
2️⃣вариант – фанат не купил билет на футбол, у него не было денег. Он сидит дома на диване, смотрит футбол. На экране часто появляются красивые фанатки. А рядом с фанатом – на том же диване – сидит жена фаната. Возможно, ФИФА предполагает, что жена чувствует себя не такой красивой, как показываемая фанатка, испытывает нравственные страдания и чувствует, что ее дискриминируют по внешним данным. Возможно, я снова чего-то не понимаю о футболе, но почему ФИФА заведомо считает, что жены домашних фанатов – некрасивы? Думать так со стороны ФИФА было бы нетолерантно, поэтому я этот вариант мысленно отметаю.
3️⃣вариант – матчи начинают смотреть вовсе не ценители футбола, а ценители красивых девушек, для которых футбол – второстепенное. Такой подход к трансляциям кажется ФИФА обидным и нестерпимым.
Из всех трех цепочек, связывающих сексизм с красивыми болельщицами, операторы и тв у меня выпадают. А четвертого варианта у меня, к сожалению, нет. Но я знаю, что он – где-то рядом.
Донбасс еще в 2014 году проголосовал за федерализацию. Сейчас, учитывая тот факт, что из региона уехали те, кто хотел бы остаться в составе Украины, практически все проголосуют за Россию. Возможны редкие исключения, но они статистику не испортят. Но все же, все же, все же как жаль, что понадобилось четыре года войны и столько крови с обеих сторон, чтобы снова прийти к тому, с чего начинали – к референдуму. И если отбросить разные геополитические тонкости, то в моем лично сознании диссонанс все равно присутствует: я понимаю, почему Россия пытается определить судьбу Донбасса – там живут наши, русские. Но где искать на Украине американцев – я не знаю.
– Сядь и сиди! – время от времени окрикивала его бабушка, не отрываясь от журнала для садоводов и огородников.
Мальчик, конечно, не садился и не сидел. Он прислонял ухо к двери туалета.
– Бабушка! Там кто-то писает! Бабушка, там кто-то какает! – кричал он.
Пассажиры косились на бабушку. Всех раздражал мальчик. Одна женщина, покачав головой, сказала: „Странно, такой большой мальчик. Уже должен знать, как себя вести“. Было слышно, как в соседнем вагоне на мальчика шикнула мама другого мальчика, когда тот подошел знакомиться – „Иди к своей маме!“.
– Сядь и сиди! – тем же, видимо всегда одинаковым для этих слов, голосом прикрикнула бабушка, не отрываясь от какого-то желтого цветка.
– Мороженое! Пассажиры, кто хочет мороженое? Фисташковое? – пошли по вагону проводницы.
– Я хочу! – крикнул мальчик. – Куда же вы? Я хочу. Я очень хочу фисташковое мороженое.
– Сядь и сиди! – крикнула бабушка.
И тут в вагон зашел другой мальчик – весь тонкий, худой, с большими оленьими глазами. Он подошел к нашему мальчику и сказал нежным голосом:
– Мне разрешили прийти. Я же говорил, что приду.
– И ты пришел? – с надеждой спросил наш мальчик.
– Да, – кротко ответил мальчик с оленьими глазами.
Весь вагон замер и уставился на них.
– Ну, ладно, я пойду, – сразу сказал не наш мальчик. – Может быть еще приду. А, может, нет.
И он действительно пошел.
– А где ты живешь?! – протянув к нему руки, закричал наш мальчик. – Где ты живешь?!
– В третьем вагоне, – отозвался не наш мальчик.
– Нет! На какой улице ты живешь?
– Мелиховская.
– А дом?!
– Десять, – донесся далекий голос того мальчика.
– А я на Радужной! – закричал наш мальчик. – Радужная три!
После этого он сел в кресло и сидел, повторяя – „Нет, нет, он не придет“.
Все молчали. Вагон перестал шикать на мальчика. Одна женщина принесла ему глазированные сырки. Объявили приближение города-героя Москвы.
Когда поезд встал, мальчик выглянул в окно и закричал:
– Но это же обычная наша Москва! А обещали город-герой!
И тогда какой-то бородач раздобрился, подошел к мальчику, положил ему руку на плечо и со значением сказал:
– Когда ты вырастешь, мальчик, ты узнаешь, что в нашей стране много городов-героев
Обсуждение внешности одной из певиц, на мой взгляд, было совершенно лишним. Но голос-то! Голос! Что еще обсуждать в певце, если не голос? А вот высказываться или не высказываться о внешности – тоже свободный выбор любого человека, факт в биографию, в данном случае – не самый лучший факт в биографию Земфиры. Но если человек не боится поднакопить таких фактов – ее право.
Все ближе и ближе наше общество подходит к тому, что любая критика – это травля. Но когда человек предлагает свое творчество публике, он должен быть готовым и к тому, что публика будет еще и судить. Судить, а не травить. Если судить творчество нельзя, то что можно тогда? Только кивать и соглашаться.
В нашем обществе нельзя ругать чью-то внешность. Некрасивых нет. Внешность делится на три категории: 1️⃣красивые
2️⃣симпатичные
3️⃣те, в ком красота не видна с первого взгляда
Но при этом мы слишком много говорим о красоте. Красота у нас имеет ранг добродетели. И как тут разобраться? Критиковать чужое творчество нельзя, если ты старше того, кого критикуешь, критиковать тех, кто моложе, нельзя, быть красивой – нужно, если ты старше – тебе в руки age-позитив, если ты – та, чья красота видна не с первого взгляда – в руки тебе body-позитив. Не попахивает ли лицемерием от этого общества?
Я практически убеждена, что и папа и дочи с удивлением вчера узнали о том, что, вообще-то, разрубить живого котенка – грех, и общество данное деяние видит как грех. Так-то им было смешно, когда они это делали. С удивлением вчера семейство узнало и о существовании хабаровских живодерок, осужденных на реальный срок. По другому пункту по факту, но по сути – за живодерство. С удивлением узнало и о существовании статьи за жестокое обращение с животными. А почему? А потому, что осуждение живодерства и, наоборот, доброе отношение к животным не освещаются в нашем обществе достаточно широко. Во многие дома заходят только третьесортное кино, истерические новости о внешней политике и какое-то перетирание чужого белья. Но теперь-то папа и дочи знают. И он „в шоке“. Но боюсь не от того, что его дети сделали с котенком, а от того, что теперь ему и им грозит. Нет, я убеждена, если бы в семье нормально относились к животным, рассказывали своим детям, что тем тоже больно и они все чувствуют, две сестры такое не сделали бы. Две сестры из одной семьи – это уже показатель.
Ясно и то, что этим девушкам в равной степени хотелось и убийства, и славы. Не было бы возможности выложить видео в сеть, не стали бы убивать. Выложить ужасное видео равно привлечь к себе внимание. Прославиться любой ценой. И, видимо, в голове настройки настолько сбиты, что девушки не разбирают, в чем разница заслуженной славы за созидание и талант и черной славы за страшное деяние. Их случай – не исключение, а закономерность. У многих сейчас сбиты настройки. А потому, когда ты идешь к славе, уверенный, что общество будет рукоплескать топору в твоих руках, то и слава оборачивается черной
А некоторые СМИ уже вышли с возгласами – вселенский патриарх Варфоломей решился и дает раскольнической украинской церкви патриарха (самозваного) Филарета автокефалию. Такой вывод сделала пресс-служба Порошенко после прочтения ежегодного послания Варфоломея. Между тем, послание было стандартным, и там не было ничего такого, чего бы тот не говорил в своих предыдущих посланиях.
Варфоломей сообщал – «мы продолжаем молиться за восстановление канонического единства». То есть за то, чтобы не было раскола. Но кажется, Порошенко в своей предвыборной кампании сделал слишком большой акцент на то, что украинская церковь будет независима от Московского Патриархата. Он считает, что его избиратели именно этого и хотят. И, конечно, этого должен добиться именно он. То есть расколоть православных еще больше. Так они расколоты на две части, а после стараний Порошенко будут сразу на три. Но он просчитался.
Самой страшной картиной раскола для меня стал жуткий, просто леденящий кровь случай в Запорожье, произошедший в начале этого года. Мужчина решил покончить с собой и выпрыгнул из окна. В это время из подъезда выходил отец со своим совсем маленьким сыном. Самоубийца упал прямо на мальчика, расплющил его, убил и умер сам. Священник из УПЦ отказался отпевать ребенка, узнав, что тот крещен в церкви Киевского патриархата. Священник извинился, выразил сочувствие, но отпевать этого ребенка он права не имел.
В Фейсбуке появился страшный пост. Некий украинский блогер, назвавшийся другом родителей мальчика, завывая, как припадочный, и через каждое предложение вставляя – «Люди, я плачу. Я ни о чем никогда не просил» – живописал историю, оформил ее фотографией сломанной куклы в коробке. Таких кукол, кстати, в старых американских фильмах ужасов показывали. Воззвал – «Несите кукол люди! Ко входам церквей МП! А-а-а! У-у-у! Всего лишь кукол! Не громите их. Но кукол отнесите! Пусть им будет стыдно! Я вас прошу! Я плачу! Я вас прошу и плачу! Какая им была разница – они, твари, никого не любят! Отпеть ребенка не смогли!». Но ведь действительно не могли, не имели права, так как по канону, ребенок этот – некрещенный. А филаретовский священник мог. И, в конце концов, таковой и был приглашен. Но перевозбужденные подписчики уже несли кукол в храмы МП. Священники МП, крепясь из последних сил, ответили – «Наш священник не мог отпевать ребенка. За кукол спасибо. Продадим, купим хлеба бедным».
После этого поста мне стала ясно – Порошенко будет автокефалию просить. Он уверен, что так он приобретет славу в сердцах и умах. Меня практически не удивляют политики, готовые пройти по трупам к победе на выборах. Но в случае с автокефалией Порошенко меня удивляет своим бесстрашием. Ведь любой, кто внесет дополнительный раскол или усугубит уже существующий, будет расплачиваться за это. И дети его будут расплачиваться. И внуки будут. История с мальчиком – самая жуткая тому иллюстрация. Она показывает – рана проходит по живому. Людям больно.
Марина, здравствуйте! Мне посоветовали Вас, как опытного журналиста, хочу обратиться вот по какому вопросу.
В п. Волот, Новгородской области происходят ужасные события, которые один из пользователей сети назвал «Освенцим для хрюшек». Дело в том, что 21 июля 2018 г. на предприятии ООО «Новгородский Бекон» был зарегистрирован очаг заражения африканской чумой свиней. Информацию об этом можно получить на сайте Комитета ветеринарии Новгородской области http://vetkom.natm.ru/sobytia-novosti/1411-20180721. На сайте указано, что приняты все меры, направленные на предотвращение распространения и ликвидацию очагов африканской чумы свиней.
Согласно пункту 28 приказа Министерства сельского хозяйства Российской Федерации от 31.05.2016 №213. Изъятие свиней проводится под контролем специалистов госветслужбы. Убой отчужденных животных осуществляется бескровным методом. Трупы павших и убитых свиней, продукты и отходы свиноводства, остатки кормов и подстилки, кормушки, перегородки, деревянные полы уничтожаются методом сжигания. Несгоревшие остатки закапываются в траншеи (ямы) на глубину не менее 2 метров.
ГАРАНТ.РУ: http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/71373924/#ixzz5MaHcmS2Y
Фактически на предприятии на 29.07.2018 не происходит убоя отчужденных животных бескровным методом, как это предписано законодательством (проведена ли процедура отчуждения животных неизвестно). В свою очередь ни ООО «Новгородский Бекон», ни представители государственной ветеринарной службы не поставляют в ангары, где находятся животные корма, отключена вентиляция и не поступает питьевая вода. Животные умирают от жажды и голода, начинают есть друг друга. При этом трупы погибших животных не утилизируются.
Сотрудники предприятия и местные жители боятся подавать какие-то заявления в надзорные органы, так как руководители предприятия являются одними из самых влиятельных людей в регионе. Один из людей, которые видел это живодерство опубликовал пост на информационном ресурсе ЧП53: Великий Новгород. НОВОСТИ, информация доступна по ссылке: https://vk.com/region53?w=wall-40496980_5079695%2Fall
Жители поселка Волот и неравнодушные граждане из других регионов просят Вас как журналиста вмешаться в ситуацию и осветить в СМИ данную ситуацию! Помогите не допустить издевательств над животными и нарушения законодательства Российской Федерации
И что теперь делать суду? Проявить мягкость к девочкам-убийцам? Но в таком случае общество решит, что убийство может быть чем-то оправдано. Разве государство решится вступать на такой опасный путь? Ведь люди тогда начнут убивать, подыскивая для себя оправдания. Выходом бы стало предотвращение домашнего насилия в семьях. Но тоже нет – вмешательно разрушит святые семейные ценности. И вот государство – в тисках между неоправданием убийств и неразрушением семейный ценностей. И чем-то придется ему – государству – жертвовать. А чем? Милосердием. Не побудешь особо милосердным, когда в тисках.
Но лично для меня есть в этой истории один важный аргумент в пользу милосердия. Девочки – сестры. Терпеть издевательства в отношении себя одного не так страшно, как видеть мучения и унижения своей сестры, особенно младшей сестры. Тогда срабатывает не только желание отомстить, но и остановить мучителя, защитить того, кого любишь, того, кто слаб. Я думаю, что суд просто обязан учесть этот аргумент. Тем более, что в нашей великой спортивной державе насилие уже сочится изо всех щелей
А журналисты все едут и едут в какие-то дебри, нецивилизованные земли, перелетают огромные расстояния, идут пешком, спят где придется, сидят под обстрелом, чтобы найти историю и принести ее зрителю, читателю. Они уже знают, что редакции, скорее всего, не заплатят, как раньше. А если заплатят, то на гонорар будет сложно покрыть даже дорожные расходы. Знают, что уже не будут первыми – первыми будут соцсети. Соцсети расскажут о событии, но не объяснят, как и почему оно произошло, не посмотрят на той стороне в глаза участникам тех событий, и зрителю не дадут заглянуть в те глаза на той стороне. Но самое страшное не в этом, а в том, что, может и читать-то или смотреть их историю никто больше не будут. Потому что она – не ультракороткая, и ты не справился, не сумел рассказать ее макисмально коротко, использовал много букв, посягнул на чужое время. А только журналисты все равно едут. Не могут не ехать. У настоящих журналистов – миссия, призвание. С призванием невозможно совладать. Миссия ведет. Каждая настоящая командировка каждого настоящего журналиста – это маленькая смерть. Когда он умирает на время для обычной жизни, родителей, семьи и друзей. Вживается в тему, становится ее наблюдающей, но неотъемлемой частью, живет жизнью своих героев, а закончив историю, возвращается и снова воскресает для привычной своей человеческой жизни. И так всю жизнь – умирает и воскресает, умирает и воскресает снова. Но иногда маленькая смерть становится реальной смертью, и журналисты не возвращаются. Каждый настоящий журналист знает о том, что временная смерть может стать смертью вечной. Но он все равно едет, ведь когда-нибудь потом люди все же будут снова смотреть и читать будут.
Мои соболезнования семьям погибших – Орхана Джемаля, Александра Расторгуева, Кирилла Радченко.
Меня сложно обвинить в симпатии к Ходорковскому. Я Ходорковского не не люблю. Я терпеть его не могу. Но когда государственные СМИ обвиняют его в смерти троих журналистов – это отчетливая пропаганда. Да и еще. Из их уст это не сожаление о разрушенных мирах, насильно вынутых из тел, которые сейчас едут в Россию. Это возможность обозначить свою политическую позицию и получить за нее очередные государственные деньги.
Никакие сотрудники центра расследований Ходорковского не могут и не могли быть компетентней в вопросах безопасности самих именно этих бывалых журналистов. Если эти журналисты, а особенно Орхан Джемаль, прошедший огонь и воду, не знали о риске, не разбирались в вопросах безопасности, то кто тогда в них разбирался?
Да, конечно, было бы неплохо, если бы редакции с большим тщанием заботились о безопасности своих журналистов. Но тут мы переходим к другой проблеме – а редакциям невыгодны, не нужны такие расследования журналистов-романтиков-миссионеров. А те, кому нужны – это вот этот центр Ходорковского, шарашкина контора, которая в вопросах безопасности полагалась не на свою компетенцию, а на опыт самих журналистов.
Мне хочется спросить – милые люди, а зачем вы так кричите, требуя извинений Ходорковского? Его извинения вернут к жизни троих журналистов? Нет. Вам было дело до этих журналистов, когда они были живы? Тоже нет. Я открою вам тайну – журналисты в горячих точках часто погибают из-за того, что они привыкли рисковать и привыкли к тому, что если в этот раз смерть пронесло мимо, то, и в следующий ее пронесет. Так бывает. Не надо кричать. Сядьте тихо. Сложите ручки на коленках, ничего не пишите и просто подумайте о том, что ваш глубокий, широкий, бездоннный и бесконечный во все стороны мир тоже может быть вдруг разрушен. А денег вы всегда успеете заработать. Будут еще у вас инфоповоды, чтобы покричать
Скажите, а почему недавно убитая жена священника не обратилась в общественные организации? И даже она не ушла к родственникам? Ну почему ж? Ответ на поверхности – в семьях их действовал патриархальный уклад. Это когда дом – крепость, ничто из него не выносится за двери, есть один доминирующий член, а остальные связаны по рукам и ногам страхом наказания и порицания.
Послушайте что говорят родственники этого отца, у которого был колокольчик, чтобы подзывать к себе своих девочек. Они говорят: тот был прекрасным человеком, святым. На каком основании они делают такие утверждения? А он помогал им деньгами. Возможно, для создания своего образа и помогал. И церквям, может, тоже помогал. Но что он делал с девочками? А что он делал с девочками – неважно. Представьте реакцию этих людей, если бы девочки обратились к ним за помощью? Они – сами последователи патриархального уклада – не приняли бы их, не помогли б. Прав и свят во веки веков тот, кто даёт деньги.
Почему девочки не бежали? Да и тут все просто. Их мир был замкнут на доме, где основным столбом мироздания выступал их отец. Даже школа не была их миром – они за год посетили Ее всего несколько раз. Они, увы, не жили в масштабном мире, в каком живут их сверстники из обычных семей. Их мир был узок – размером с квартиру, из которой отец их не выпускал, и их несчастное воображение подсказывало всем троим одинаково искалеченным только один способ сломать преграду между тем миром и этим – убрать этот столб.
Я убеждена, что общество должно, обязано проявить к ним Милосердие. Общество ведь тоже несёт ответственность за то, что с сёстрами было – за закрытой дверью, когда был жив их отец
– Марк, это ты съел человеческое время? – спросит Бог Цукерберга, когда настанет того час.
– Я, Господи, – ответит Цукерберг.
– Ведал что творил? – спросит Бог.
– Начал осознавать, Господи.
– До тебя никто не съедал столько человеческого времени, – скажет Бог. – Даже Я.
– Прости, Господи, – скажет Марк.
– Ты раскаялся, Марк?
– Да, Господи.
Новая функция – яркое свидетельство: и раскаялся, и уверовал в Бога и смерти убоялся
Кадыров приехал выразить соболезнования родственникам Темирханова, признанного судом убийцей убийцы Эльзы – Буданова. Он написал, что Темирханов был несправедливо осужден, что в его случае суд допустил ошибку. Но на самом деле, Кадыров попал в ситуацию, из которой очевидно было два выхода, и оба – плохие. Не поехать – значит, не быть со своим народом. Поехать – показать Москве, что соболезнует родственникам осужденного убийцы. Показать – Чечня помнит и не простила ту войну. Поэтому Кадыров сказал то, что сказал, а, сказав, он, дал понять, что вроде, и не к убийцы родственникам ездил. Тонкости кавказской дипломатии. Одно «но» – видно, и этого не скроешь: народ собрался почтить Темирханова не как невинно осужденного, а как того, кто смыл с него пятно позора. Смотрю видео с похорон и прихожу к выводу – всё помнят, войну не простили
А мы не виноваты в том, что политики, чиновники, депутаты, судьи и полицейские не умеют пользоваться соцсетями, боятся их и видят в них ту лопату, которой не огород вскапывают, а убивают
http://www.orel-eparhia.ru/news/2018/08061
Мало ли дел в России о домашнем насилии? Их достаточно. Мало ли женщин сидит за то, что убили мужа, защищаясь? Их сидит достаточно. Мало ли мы слышим историй об отцах, осуществлявших насилие по отношению к своим дочерям? Кампания „Я не боюсь сказать“ обрушила на нас такие откровения, что до сих пор от ужаса звенит в ушах. Ну а если всего этого предостаточно, то что делает дело Хачатурян исключительным? А то, что обвиняемые – три сестры. Именно родство троих могло диктовать поведение и определять поступки.
1. Девочки всю жизнь росли вместе, любили друг друга, и собственные мучения умножались мучением близкого существа.
2. Девочки не выходили практически из дома, находились в одинаковых обстоятельствах, имели сходную картину мира (у отца везде связи, бежать некуда, он – всемогущий. По крайней мере в их мире). Ни одна не могла одернуть другую и сказать – „Это плохое решение. Есть другой способ“. В том мире набор выходов из ситуации был ограничен. Для всех троих. Подруга могла бы предложить иное решение. Ее мир – иной. У сестер был один мир на троих.
3. Эмоциональное состояние от соприкосновения друг с другом могло только нагнетаться. Если заистерила от ужаса одна, то другая не могла взять на себя часть ее эмоций. Для этого надо быть спокойней и адекватней, а спокойных и адекватных среди них не было, они находились в одинаковом состоянии. Кроме того, известно, что между членами семьи, тем более, сестрами погодками, пленницами одной квартиры, обмен эмоциями происходит легко и быстро и часто даже без слов.
4. Возможно, каждая сестра готова была терпеть насилие в отношение себя и не сопротивляться. Но насилие по отношение к близкому слабому члену семьи могло пробудить чувства, провоцирующие поведение, противоположное покорности.
Это – памятка для следствия и суда по вопросу родства. Прошу ее учесть.
Когда правда придёт через несколько месяцев в результате расследования, каждый из нас уже выберет для себя ту правду, которая больше всего его устраивает, соответствует его мировоззрению и политическим пристрастиям. Так что настоящая правда незаметно придёт и также незаметно уйдёт, ненужной.
Прошло чуть больше недели после убийства. За эту неделю появлялись разные информационные вбросы. Мы наблюдали борьбу интересов. Я для себя выбрала такую информационную стратегию: я принимаю в расчёт только первую шоковую информацию, когда ещё не успели вступить в игру интересы со своими версиями, эксперты со своими фантазиями. Я знаю, что на дороге в горячих точках может случиться все самое разное, жестокое, неожиданное, непредсказуемое, такое, на что ты никак не можешь повлиять. Такое, что не позволят тебе разлепить рот, чтобы сказать хоть слово. Ситуация, которой ты уже не управляешь.
Однажды мою машину остановили на дороге члены украинского добровольческого батальона, при обыске они нашли под сиденьем рядом с водительским снайперский прицел. Когда я увидела прицел, я поняла, что это – все, конец, меня больше нет, есть только минуты, отделяющие жизнь от смерти, и лучше не тратить силы на слова, чтобы сэкономить их для более менее приличной смерти. Прицел положил в машину израильский журналист, который ездил с водителем до меня. Подобрал его в поле, тупо отнёс в машину и не забрал. Он не предупредил водителя. Водитель о прицеле не знал.
Я также понимаю, что бежать из машины, которую расстреливают или останавливают вооружённые люди, невозможно. Получишь очередь в спину. У меня вызывает сомнения тот факт, что африканский водитель мог бежать. Из всего, что я знаю о работе на войне, я пока рисую для себя другой сценарий – он умолял пощадить его и, поскольку он был своим относительно россиян, его могли пощадить. Но самым бессмысленным я считаю строить версии – слишком непредсказуема война, слишком непредсказуемы дороги на войне. Кроме убийц никто не виноват. Журналисты точно сами не виноваты.
Читайте в понедельник в Русском Репортёре. Номер посвящён пенсионной реформе
В случае „Нового величия“ мне совсем неясно, чем вербовщик отличается, например, от наркодиллера, который подсаживает пока еще чистую молодежь на наркотики, и определяет ее жизненный путь в плохую сторону. Ради того, чтобы у него были клиенты. Вот с „Новым величием“, мне кажется, структура, выпустившая из себя вербовщика, просто таким образом ищет себе клиентов – для отчетности и чтобы тюрьмы не пустовали. С „Новым величием“ структура безусловно нанесла обществу урон – попыталась создать из граждан страны, до тех пор не совершивших ничего предосудительного, преступные элементы, втянуть их в терроризм.
А, вообще, структуре надо сделать выводы, понять, что общество такие методы не одобряет, и оставить их там, где они лежали – в царской охранке.
https://m.lenta.ru/news/2018/08/10/rpcopinion/
Я ехала в эти заброшенные края писать об умирающей деревне. Но эта поездка оказалась одной из моих самых странных. На меня сразу обрушилась мистика места – выходящие под дождем солдаты, погибшие при Ратчинской переправе. Гуляющий по ночам директор сельсовета, умерший ни один десяток лет назад. Мужики, забредающие сюда, чтоб повеситься. И Пустота. Здесь все было усеяно солдатскими телами. А Баба помнит все. Я рада, что успела записать её воспоминания. Таких я не прочту в книжках об Отечественной войне. История вышла не о деревне, не о Бабе, а о русском духе, и кажется, я поняла, чем он пахнет http://expert.ru/russian_reporter/2018/16/panyi-vernulis/
– Почем два огурца? – спросила она.
– Хотите, я вам куплю?
– Ну купи, если можешь.
– Тогда положите бабушке ещё виноград, персики, помидоры.
– Бабушка, вам виноград без косточек? – спрашивает худая загорелая продавщица с измученным лицом.
– Без косточек, – изумленно отвечает бабушка.
– Ой, он дороже, – говорит мне продавщица.
– Без разницы, – отвечаю.
– А вы откуда? – из-за соседнего лотка выходит грузная женщина лет шестидесяти и оставив свои фрукты, обращается ко мне.
– Из Москвы.
– Вы москвичи такие добрые, потому что у вас денег много. А у нас пенсия – восемь тысяч, и цены московские. Ещё ваше руководство сейчас всем пенсионный возраст поднимет.
– Сволочи, – поддакиваю я.
– Сволочи, сволочи! – с энтузиазмом подхватывает она. – Тяжело нам с вами.
– Но люди-то в России добрые, – вставляет продавщица.
– Люди добрые, а руководство – сволочи. С Украиной нам лучше было.
– Кому было лучше с Украиной?! – к лотку подходит покупательница лет пятидесяти пяти. – Вы сначала там поживите, потом говорите!
– Ой, девушка! – обращается ко мне продавщица. – Я же ваш виноград тоже бабушке положила!
– Ничего страшного, я куплю себе другой.
– Нет, ну ты посмотри на них, на этих москвичей, – грузная женщина.
– Вы сначала в этой Украине поживите, потом будете рассказывать!
– Да я там родилась!
– А я там живу! В Николаеве.
– Так и я из Николаева!
– Тогда ерунду не городите, сказки не плетите! Поживите вы при этой Украине, как мы живём!
– Может, заберём у бабушки ваши фрукты? – продавщица.
– Ни в коем случае, – я. – Пусть ест.
– Ой, вы только руки от этого винограда уберите, – продавщица. – Не-не-не, даже не прикасайтесь. Что я вам теперь такой виноград продам, когда вы бабушке всего купили?! Да вы что… Даже не думайте. Теперь я вам все лучшее дам.
– Дай москвичке вон тот персик, очень вкусный, я вчера сама такой ела. До чего вкусный! А вы женщина сказки сами не рассказывайте. Вы в Крыму поживите на пенсию.
– Я при Украине живу и врагу не пожелаю. При Украине им было хорошо… Скажете тоже. Хоть соображайте иногда, что говорите.
– Сами соображайте!
– Дети! – тут молчавшая до того бабушка стукнула палочкой по асфальту. – Не ругайтесь, дети. Мне девяносто один год, я всю жизнь в Крыму прожила. Из-за чего вы ругаетесь?
Женщины разных возрастов примолкли. И бабушка, откланявшись в благодарности – „Спасибо, доброе мое дитя“ – ушла со своими кульками. А мне почему-то все казалось – хоть она и живет 91 год в Крыму, но уже давно не ела фруктов
В этом деле было сложно разобраться. Но суть вот в чем. Когда-то ещё при Украине семьи вернувшихся из депортации татар самозахватили земли. Это происходило в Крыму повсеместно. Татары, вернувшись на родину, не претендовали на дома, которые когда-то принадлежали их дедушкам, бабушкам или родителям. Но они претендовали на свой кусок земли. Некоторые захватывали чрезмерно – для продажи, а кто-то – шесть соток, чтобы жить. Украина никак не реагировала на самозахват – не гнала с земли живущих, но и не переводила землю в их собственность. И тут пришла Россия.
В связи с присоединением Крыма к России был принят ряд постановлений. В частности ст. 22 закона Республики Крым 66-ЗРК/2015, утверждена Постановлением Совета Министров Республики Крым. Гражданин получал право обратиться в уполномоченный орган с заявлением о предоставлении в собственность или в аренду земельного участка с возведённым на нем капитальным строением. Говорят, что это постановление было принято по решению Путина. А, может, это слухи, и его приняли, чтобы никто не мог говорить – Россия будто бы притесняет крымских татар. Но мы договорись не политизировать этот вопрос. Об этой Поляне много чего говорят. Но не местные СМИ. Те боятся даже приближаться к забору, которым застройщик Поляну обнёс. Одно из изданий написало о связи застройщика с главой Крыма Аксёновым и получило судебный иск.
Жители, конечно же, обрадовано побежали подавать заявления, считая, что Россия исправит невнимание Украины. Но увы, их заявление не были пущены в дело – почему-то. Администрация передала землю застройщику – „Монолит“. Застройщик обнёс поляну забором, пригнал туда строительную технику, и она уже работает и разбивает дома (по решению суда). Люди, с которыми я общалась – в тяжёлом психологическом состоянии. Им некуда идти, у них дети, и они охраняют свои дома. Впрочем, застройщик говорит, что они – никто, и Застройщик им ничего не должен. Однако же по доброте исключительно душевной, он предлагает им компенсацию и участок в другом месте. Жильцы отвечают, что компенсация слишком мала, на неё ничего не купить. Застройщик парирует – скажите и за то спасибо, мы высчитываем компенсацию по результатам независимой экспертизы. Жильцы уверяют, что экспертиза очень даже зависима. И они – жильцы – ждали человеческого отношения.
В ночь с 1 на 2 августа они пытались сопротивляться возведению забора. Приехавшая полиция заняла сторону застройщика. За забор приехала охрана в камуфляже, и в нервное состояние впали не только дети, но и дворовые животные. Один из жителей в знак протеста себя поджег.
Позавчера я собственной персоной подошла к группе чеченцев-охранников, которые наводят наибольший ужас на оставшихся за забором татарских женщин и детей, и вежливо поинтересовалась, что они тут делают. В это время они ели арбуз, закусывали шашлыком. Отдыхаем, ответили мне с характерным грозненским акцентом. Спору нет – место для отдыха выбрано распрекрасное – пекло, трава, гудящая техника, разбитые дома.
– Ваш народ, между прочим, тоже пережил депортацию, – напомнила я, – и вы могли бы оказаться в таком же положении, как эти семьи.
– У них нет документов на дома, – ответили чеченцы.
– А вы откуда знаете? Вы же тут просто отдыхаете.
Затем я спросила, как они отнесутся к тому, что мечеть, построенная на самозахваченной территории, будет разбита. Не могла не поинтересоваться, увидев обширный полумесяц на груди одного.
– При нас не будет, – ответили они. – А если будет, мы перейдём на сторону жильцов.
Далее я посоветовала этим гаврикам не стрелять по бездомным собачкам, чем – как говорят – они промышляли по ночам. Возможно, это моя субъективная оценка, но я почувствовала присутствие чеченцев в Крыму. И если это был такой ход по построению своеобразного диалога одних мусульман – татар – с другими – чеченцами, то вынуждена сказать: только политтехнологический извращенец мог такое придумать.
Увы, на следующий день чеченцев
Дальше я не буду вас грузить тем, что Калужский суд не нашёл связи между совхозом „Крымская Роза“ и акционерным обществом „Крымская Роза“, который передал в аренду застройщику эту землю. Или тем, что жители жалуются – один из лидеров их Протеста был арестован. Ну или тем, что этих людей пытаются обвинить в терроризме, проводят у них обыски в поисках запрещённой литературы. Сами же жильцы хотят держаться подальше от политики и от любых религиозных течений. Они боятся, что их арестуют и посадят ни за что. Вернее, просто за то, что им негде жить. Кстати, мечеть тоже построена на самозахвате. И Ее муэдзин – простой человек – сказал мне вчера, что он теперь не поёт молитву, а кричит Ее, подаёт сигнал SOS. Может, кто-нибудь услышит? Тут не знаю, что и сказать – вряд ли тот, который инициировал постановление 252, услышит. Ну, Бог услышит тогда. А я пока, пожалуй, соглашусь – в этом вопросе массива Стрелковое нет ничего политического, ничего националистического. И даже нет ничего личного, просто бизнес. И даже, несмотря на недавнюю весну, никакого патриотизма, только лишь бизнес
Украинско-крымские чиновники, меняя гражданство, переволновались и перенервничали – а вдруг в России нельзя коррупционерить? Да можно же! Россия в этом смысле мало отличается от своей сестры Украины. Теперь под новым флагом и под руководством беспринципных бюрократов они так же рвут на части этот Крым и давят народ. Люди в Крыму говорят – „Такое чувство, будто Крым присоединили к Аксёнову“. Они-то думали, что это крымский народ воссоединился с российским
Много раз, встречаясь с европейскими читателями и журналистами после 2014, я слышала другой вопрос – „Россияне так радуются присоединению Крыма от жадности – хотят больше земли?“. Я всегда отвечала так – „Россияне радуются тому, что люди, живущие в Крыму, вернулись домой. Земля – ни при чем. Люди при чем“.
Да. А через четыре года мы наблюдаем, как большие крымские чиновники – ныне российские, но прежние украинские – сменив паспорта и распустив над головой российские флаги, делят землю, застраивают ее где только можно. Выгоняют из домов людей. Людей. Пусть у этих людей нет документации на свои дома. Пусть они в силу исторических обстоятельств вынуждены были землю захватить. Не многие ведь знают, что татарам после возвращения было запрещено селиться в некоторых крымских городах.
После вхождения Крыма в состав России, Россия хотела быть хорошей с крымскими татарами – она инициировала Постановление, согласно которому люди могли узаконить свои постройки, на которых проживали. Это был серьезный политический вопрос. Мне неясно, почему крымские чиновники не дали людям воспользоваться этой возможностью. Но больше всего мне неясно другое – почему те самые чиновники не дали России возможности быть хорошей. А мне – отвечая на вопрос „Зачем России Крым?“, по-прежнему говорить – „Из-за людей“. Раз на людей плевать, значит, не из-за людей был нужен Крым России, а из-за земли. А если не так, то давайте все вместе поможем людям с „Поляны Протеста“ в Симферополе отстоять свои дома
Подписывайтесь – это реально интересно:
https://t.me/MarinaAkhmedova/556
Производители пошли в школы и буквально презентовали свои формы. Снимали мерки, брали аванс за ткань, за работу. Полный комплект стоил тысяч 5 или 6. Родители роптали, у большинства зарплата – 4-5 тысячи. «В воюющем городе форма за пять тысяч? Мы говорим спасибо, что дети вообще обуты, одеты!». Но, как рассказывают мне в тех же мессенджерах жители республики, во многих школах формы заставили сшить. Люди заплатили в полном объеме. Хотя в министерство образования отсылались запросы – дайте указ-то 174-й почитать! Не дали.
А пару недель назад выступил Захарченко и сказал – «А в этом году форма необязательна. Она будет обязательна в 2019 году». И тут же в сети появился тот самый указ. В нем нет ничего про обязательную форму. Родители очень осторожно спросили у министерства (а только так и можно спрашивать в военном городе) – а кто же виноват в том, что мы вывернулись, потратили огромные деньги, а о том, что форма не нужна, узнали за 20 дней до учебного года? В упрощенном изложении ответ министерства звучал так –идиоты были, идиотами и умрете, надо было сначала указ посмотреть, а если не посмотрели, то так вам и надо
гениально!
https://tjournal.ru/75395-v-novosibirske-vuz-nakryl-tkanyu-obnazhennye-statui-pered-vizitom-rpc
Первыми я встретила на улице Правды студентов. Они шли, размашисто жестикулировали и что-то оживленно обсуждали. Увидев меня, они без паузы переключились на медведя.
– В детстве я хотел такого медведя, – с академической серьезностью продолжил один.
– Подумай, что бы ты делал с таким медведем, например… – ответил другой, а дальше я ушла и больше их разговора не слышала.
– Классный мишка! – открылась дверца проезжавшего под мостом грузовчика. – Девушка-а-а! Маша! Медведь! А-а-а!
– Ну, здравствуй, Миша, – хрипло, как к старому собутыльнику, обратился к медведю бомж в переходе.
Медведь толкал лапами пассажиров в спины, когда я выходила из вагона или делала переход. Наши люди агрессивно оборачивались и мгновенно расплывались в улыбке – „ми-ми-мидве-е-едь“.
– Михаил! – подошел ко мне мужчина в метро.
Я хотела сказать, что так меня еще никто не называл, но промолчала.
Медведя окликали из машин, когда мы с ним шли от метро домой. Причем звали не меня, а его – „Мишка-а-а!“. Как старого знакомого, между прочим. И я думаю, а вот если б я несла большого зайца или крокодила, реагировали бы также на них? Или только с медведем в нашей стране люди ощущают кровное родство?
Каждую неделю Илья Данишевский отбирает для «Сноба» самое интересное из актуальной литературы. Сегодня мы публикуем фрагмент нового романа Марины Ахмедовой (выходит в «Редакции Елены Шубиной»). Горное село в Дагестане, казалось бы, совсем оторвано от современного мира. Как и сто лет назад, люди верят в предания и проклятия предков, пекут цкен и расшивают пояс на свадьбу; семейные легенды вспоминают тут чаще, чем недавно отгремевшую войну. Только Джамиля-учительница обеспокоена тем, что дети все чаще приходят в школу «закрывшись» — в хиджабах, подростки уходят в лес, где живут «правоверные». Она хранит верность традициям и старается жить по законам отцов, но вскоре ей придется выбирать между любовью и войной
1️⃣“Предлагаю раз и навсегда закрыть этот вопрос путем провозглашения монархии с передачей власти по наследству!».
2️⃣«Не нахапались еще, все им мало».
3️⃣“Хорошо рассуждать тому, кто далек от ЛДНР. А нам выборы нужны. А то концерты и парады могут, а как выборы, сразу осадное положение».
4️⃣“Ну а что вы хотите? Поступила команда внушить населению, что невыборы – для него благо. Внушают же нам, что республиканская экономика процветает!».
Это реальное мнение реальных людей, с которыми, как с обществом, не обсудили продление полномочий главы и Народного Совета, а просто поставили их перед фактом
А я поняла: «Поляна Абсурда» – это мини-версия самого Крыма. И по тому беспорядку, который происходит за забором, можно судить о том, что происходит во всем Крыму. Эйфория ушла, настало время наживы. Время, когда патриотические лозунги и борьбу с идеологическими врагами Крыма, саму политику можно монетизировать, превратить в земли, в доход. Один из героев этого текста говорит мне – «Не ищите политику там, где кто-то просто уверовал в бога по имени Деньги»
http://expert.ru/russian_reporter/2018/17/kryim-i-russkij-sudya/
– По поводу допуска в резиденцию, у Орхана впечатление, что нас вежливо послали, – пишет в общем чате Родченко.
– Идите сами туда, вы заплатили кучу бабок, чтобы попасть в эту страну, – отвечает Коняхин.
– Прорваться на охраняемую территорию – это утопия, – отвечает Родченко.
Конечно, утопия и фантастика. И руководитель поездки дает из Москвы утопические, несовместимые с реальностью рекомендации. А я так и слышу, каким отборным матом его покрывают журналисты между собой. К концу переписки чувствуется невысказанное раздражение журналистов.
Особенно меня потряс диалог про взятку, которую журналистам пришлось дать местным полицейским. „Это очень дофига“, – пишет Коняхин и советует в следующий раз быть с взятками пожестче. Ну вот, может, они и были в следующий раз с взятками пожестче? Может быть, они и погибли, пытаясь быть пожестче? От всей этой переписки журналистов с ЦУР ощущение – над ними так прямо колом вставал финансовый вопрос. И он беспокоил всех больше, чем вопрос безопасности людей.
Самый эмоциональный момент – скрин: 4 августа Родион Чепель покинул группу, 7 августа Настя Кулагина покинула группу. Ну да, зачем же оставаться в одной группе с покойниками. А мы теперь, по крайней мере, знаем, кто знал загадочного Мартина – не менее загадочный Родион Чепель, который сначала говорил, что к подготовке командировки отношения не имел. А из переписки мы видим – Мартина, с которым встреча так и не состоялась, нашел он.
Когда журналисты погибли, я встретила в ленте пост той самой Горшковой – „Ох! Ах! Ведь только на прошлой неделе они сидели со мной живые!“. И в другой раз сидели бы живые, если бы вы были хоть немного профессионалами
– Мне понравился этот блогер, – сказала одна. – У него такой…
– Юмор? – спросила другая.
– Нет… – первая еще искала слово. – Ты знаешь, сарказм, – наконец, нашлась она, и на меня прямо пролились из этого слова едкие колкости, насмешливая усталость блогера, наблюдающего за суетностью этого глупого мира.
Дорога вела в наше придомное кафе, и я зашла туда за своим капучино. У прилавка стояла девушка лет 17.
– А что сейчас интересует молодежь? – спросила я нашего кофевара студента Антона. – Что вы сейчас читаете?
– Мы не читаем, мы смотрим, – ответила девушка.
– А кого вы смотрите? – спросила я.
– Блогеров, – сказала она. – Вот есть такой блогер, которого смотрит вся молодежь. Данила Поперечный.
– Если вы хотите, чтобы вас читала молодежь, пишите о Поперечном, – посоветовал мне Антон.
– А о чем он говорит хоть? – спросила я.
– Он высмеивает наших политиков и коррупцию, – ответила девушка.
– А за что хоть он их высмеивает? – спросила я.
– Я не в теме, – ответила девушка.
– А про коррупцию что говорит?
– Я не помню. Но он высмеивает то, что у нас происходит.
– А что происходит-то? – спросила я.
– Я не в теме, – ответила девушка.
– Ясно! – я глотнула кофе. – Вас не интересует политика, вам просто нравится, когда кто-то высмеивает кого-то? С сарказмом, – не без удовольствия добавила я.
– Молодежи нравятся дебилы, – подвел итог Антон. – Мы любим от них ловить такие сочные хахайки.
– Соч-ные ха-хай-ки… – с восторгом по слогам повторила я, и ушла, запивая хахайки капучино.
Поднялась домой смотреть блогера Поперечного, а тут все интервью Дудя с Лимоновым обсуждают
Слушать было противно, как втирают очередной раз, про то, что должны „понять и простить“, смешно, что виновата в этом ВОВ, и 90е. Странно, что не революция 17-го года.
Не смотрю путинскую болтовню уже давно… Там все врут…
я для себя поняла одно – голосовать больше не пойду никогда и ни за кого
У меня двое, но родила, как раз, когда был провал, как сказал ВВП, в девяностые, и начало 2000, капиталов никто не давал за детей, денег не было ни на что, спасибо родителям – помогали, до 1,5 лет платили 250 рублей… И теперь за все подвиги, я еще должна работать до 60 и радоваться, что не до 63…
Единственный внятный тезис – женщинам повысят на 5 лет, а не на 8. Всё остальное – вилами на воде писано и будет по разному трактоваться на местах и в соответствующих министерствах. В пунктах, которые Президент пытался представить как „плюсы“ по социалочке, очень большой простор для толкований и мало конкретики. Ещё мы поняли, что крупный бизнес в нашей стране абсолютно неприкосновенен и может требовать от государства что угодно и в любых количествах, а вот государство от него ничего требовать не имеет права.
Надо отвечать за слова, сказал, что не повысят пока он президент -делай. Говорить не надо, просто бери и делай. Смягчение здорово, только вот уже никогда обратно возраст выхода на пенсию никто не снизит.
По сути ничего не изменилось: пенсионный возраст всё равно повышают на 5 лет (что существенно для наших людей, поскольку уровень жизни позволяет лишь дотянуть до пенсии), но не для всех, а только для избранного богом (как нам рассказывают) народа. Опричники так и остаются льготниками. «Все люди равны…», ну а дальше вы знаете.
Женщин опять поставили обратно к духовке и кроватке? Чтоб не разбредались
Это называется чтобы осчастливить человека, нужно отнять у него все, а потом вернуть половину. Пришел хороший Володя и спас пенсионеров. Никогда такого не было и вот опять.
Депутат КПРФ Валерий Рашкин предположил, что изначальные сроки повышения пенсионного возраста делались «под такое выступление Путина». Не он один предполагал, многие мои знакомые. Противно
http://expert.ru/russian_reporter/2018/17/massoviki-zatejniki/
Дело было в феврале 2015-го, и мне было очень страшно находиться на кладбище в 500 метрах от линии фронта возле Марьинки. Я готовила репортаж, и меня буквально преследовал один покойник. Вернее, я его. Сначала я увидела его в морге. Потом случайно в воинской части – гроб с ним стоял на плацу, и его боевые товарищи прощались с ним. При чем же тут Майкл Джексон? Сейчас расскажу.
Потом мы поехали с его ослабшими от горя родителями его хоронить. Я-то не хотела ехать в ту сторону. И если бы я в тот день работала без фотографа, я бы точно никогда в жизни не поехала туда. Но фотограф спросил – „Ты журналист или истеричка?“.
– Истеричка, – подумала я, но промолчала и поехала.
На кладбище боевые товарищи умершего дали очереди из автоматов – прощальный салют – и уехали Родители все плакали у гроба. А больше никого и не было, слишком опасно там было находиться. Свиноцовое небо постоянно простреливалось. И мне вдруг стало так страшно. Мне стало невыносимо страшно. Мне хотелось убраться куда-нибудь из этого мира.
– Ну почему я здесь? – спрашивала я себя. – Почему именно мне нужно было забраться сюда, где нет никого, как будто мир уже грохнулся?!
Я побежала к машине, на которой мы приехали. Ворвалась в нее, села. И вот в ней пел Майкл Джексон. Он пел – „What about Earth“. Как перевести эти слова – „А что о земле? Что насчет земли? Что будет с миром? Что мы сделали с миром?“. Да, правда, что мы сделали с этим миром?
И вдруг машина, и голос певца и слова его песни стали моим маленьким уютным миром. Я успокоилась. Только водитель постучал пальцем в стекло и сказал – „Марина, машина сейчас самое небезопасное место“.
Я вышла из машины. А те родители все еще прощались со своим покойником. И Майкл Джексон давно был мертв. Но я с тех пор в разные сложные моменты своей жизни слушаю эту его песню, и сегодня не могу не поздравить его с днем рождения.
прости ему вся согрешения вольные и невольные,
даруй ему Царствие Небесное.
Первые – скорбят, тыкают в каждый комментарий свечки. Всячески демонстрируют свои нехитрые политические взгляды. А что там происходило в этом Донбассе последние два года, когда его горькие события ушли или насильно были уведены из информационного контекста? Да зачем вникать, если происходящее там не делится на черное и белое, а пестрит разными цветами. Это ж мука – постигать все цвета, и с политическими взглядами эти цвета не согласуется. Лучше дождаться, когда что-нибудь случится и тогда проявить свою реакцию – оплывшей свечкой или недвусмысленным высказыванием – „Ты ушел. Но ты верно служил отечеству“. Под этими словами подразумевается – я бы так не смог, ну а такие как ты на то и нужны, чтобы приходить и уходить, давая нам возможность и повод произнести наши грустные, но праведно-гневые слова. Увы, скорбцов много и среди журналистов.
Вторые – насмехаются, шутят, не ведая, в каком состоянии и где их самих застигнет смерть. Шутка про парик, конечно же, смешная. Правда, до тех пор пока парик не прилетит в самого тебя или в близкого родственника. Паяцы окружили себя схожими подписчиками. Им пишут в комментариях шуточки еще похлеще тех, что заложены в самом посте. И паяцы начинают думать, что их горячо понимают и поддерживают окружающие. Да нет же. Только та небольшая часть схожих, которыми они замуровали себя от здорового мира, где по-прежнему правят все те же ценности. А мир смотрит, читает и делает свои печальные выводы. Увы, паяцев много и среди журналистов
Очень возможно ожидать в ближайшее время глубоких кадровых перестановок. Но уже с минимальным задействованием людей, принявших участие в событиях 2014 года. Следует напомнить, что самая главная ошибка победителей – торопиться воспользоваться плодами своей победы. Мне хочется верить, что все, что пишут недружественные СМИ о возможном участии России в трагедии с Захарченко, является неправдой. Но даже если «победа» достигнута чужими руками, то поторопившись начать новую страницу жизни Донбасса, вымарав из текста людей и события 14-го года, мы можем совершить непоправимую ошибку. Опираться нужно на то, что оказывает сопротивление. И если каждого, кто имеет свое мнение, вычеркивать из истории, то можно остаться с теми, кто историю создавать не способен.
https://russian.rt.com/opinion/551290-ahmedova-trening-toni-robbins
Четыре года назад людям Донбасса сказали – отныне все будет народное. Люди поверили. Люди умирали за эту «народность». Ну я же видела, как люди шли в бой в 2014, в 2015, веря в то, что потом их дети будут жить там, где все – для людей. Я же видела, сколь многие погибли за это. Я видела, как четыре года люди терпели войну, депрессию, угасание самой жизни, и им попутно внушали – страдания временны, потерпите, пока мы строим народное. Люди видели, как из народа выходят фигуры. И такими для них (не важно, как я сама к ним относилась) были Моторола, Гиви, Паша Дремов и много других не таких известных или вовсе неизвестных фигур. И люди верили в то, что через этих людей «народное» действительно входит в жизнь, предъявляет свои народные права.
Но потом «народное» само начало убивать – и людей, и дух. А как с убитым духом народу терпеть все эти горести и лишения, которые продолжают сыпаться на его людскую голову? Как все это терпеть, когда нет высшей цели? Что сказать матери или вдове или сироте, оставшимся без своих родных, погибших на войне за народное? Мы их забыли, но семьи-то свою утрату очень хорошо помнят. И таких семей в Донбассе много.
Да, кажется, народу в современном мире нигде и никогда не будет места у власти. Но духу-то будет. Дух сильнее капитала. И мне кажется, что пора остановиться – пора перестать выкорчевывать этот дух с корнем. Но тут и вопрос – откуда же взялось это слово «народное» в названиях республик? Мы же знаем, что оно родилось не в Донбассе, там появилось слово «Новороссия». «Народная» родилось в Москве и им быстренько заменили «Новороссию». И еще вытекающий вопрос – зачем же внедрять в сознание людей опасное «народное», а потом бояться его и вступать с этим «народным» в жесткий конфликт?
Но относительно Донбасса ситуация приобрела интересные особенности. В последнее время советники Захарченко активно убеждали его в том, что он целый глава целого независимого государства, и что в отношении Москвы ему нужно держать позу. В результате Москва в его лице столкнулась с некоторой долей строптивости и неуправляемости. Испугавшись этого, а еще больше вдруг обнаружившейся собственной слабости, Москва сейчас может сделать ставку на слабого и безвольного кандидата. Отпуская в его адрес комплименты в надежде компенсировать его слабость и безвольность демонстрацией своей поддержки. Но при этом она не учитывает тот факт, что сейчас это правило начало работать обратным образом – не Москва оказывает поддержку потенциальному кандидату, а кандидат, которого Москва выбирает за слабость и безвольность, дискредитирует Москву. После 4 лет мытарств у жителей Донбасса итак много вопросов к Москве, не видящей для Донбасса никакой другой альтернативы, кроме как «исполнение Минских Соглашений». Поэтому видимая поддержка Москвой непопулярного на Донбассе кандидата только увеличит их количество
Если опустить разные финансово-экономические детали, которые мне бы не хотелось тут и сейчас обсуждать, то главной моей претензией к Захарченко были люди. Каждый раз когда я выезжала на окраины, я не могла понять, почему вот этих людей, живущих на войне под постоянной смертью, смирившихся с тем, что их назначили жертвами этой войны, не вывозят оттуда – туда, куда я возвращалась. В пирующий центр. О, там были не принадлежащие к частной собственности места, которые могли бы показаться раем детям и старикам из самых гиблых мест. Ну почему?! Нет, я не романтик, я просто знала, что этих людей можно было бы спасти. Если бы было желание. У Захарченко и его окружения такого желания не было. Я писала об этом. Мне кажется, я так много писала и говорила о том, что нельзя пировать во время чумы, что всем надоела. Патриотичные российские журналисты хмыками – „Она льет воду на мельницу врага. У нас война. Не время критиковать“. Меня прямо тошнило от их рож. Таких надменных к чужому горю, зато осознающих собственную важность.
Я – тот человек, которого Захарченко завез в аэропорт, чтобы показать войну. Я тот человек, который полз рядом с ним, падал в землю, слушал воздух. Мы убегали от целенаправленного обстрела. Это рядом со мной он бежал и повторял мне на ухо – „Хочешь жить, беги. Хочешь жить, беги“. Я помню его в тот день – нормального парня из Донбасса, решившего защищать Родину.
А спустя два года его пребывания у власти, я уже постоянно натыкалась взглядом на билборды с его портретом и очередным глупейшим высказыванием, подобранным его советниками из Москвы, и спрашивала себя – „Неужели людей столь быстро уродует власть?“. Теперь я знаю, что да. Неокрепших морально простых парней она уродует, особенно если они оказываются в окружении зрелых советников, сознательно искажающих пространство вокруг них. Которые лепят на каждый столб твою физиономию, сочиняют идиоткие стихи о господстве твоем над людьми и заставлять простых людей эти стихи читать. От этих зрелых людей – тошно. Но тошней от журналистов, которые вдруг забыли собственные принципы не лить воду, и стали поливать мельницу врага не ведрами, а целыми бочками этой воды. Нет, война еще, конечно же, идет. Но федеральные каналы уже снимают сюжеты о коррупции в окружении Захарченко. Им подпевают те самые – с загрубевшими в лицемерии рожами. А где ж вы, голуби, были раньше? Поделитесь своим секретом – как это вам удается тут видеть, там не видеть, а потом снова видеть?
Но вот уже неделя прошла с тех пор, как Захарченко оторвало голову. А потом ее ему пришили и положили с пришитой в гроб. А я думаю, ну как жаль, что не нашлось никого рядом с ним, кто сказал бы ему – „Беги, Саня, беги“. Вот от этой своры, искавшей свою выгоду, а сейчас переобувающейся в воздухе. От всей этой толпы. Ты же простой парень, беги туда, где твое место – в свою простую жизнь – и будешь жив. И мне, может быть, даже жаль, что я сама в своем высокомерии не нашла пусть даже пустой возможности сказать ему, как он мне говорил – „Хочешь жить, беги. Беги, Захарченко, беги“.
Друзья мои, можно я вам кое-что скажу? Уже некоторое время мы тихо боремся за то, чтобы толстые литературные журналы продолжили жить. Тихо потому, что тема эта никому неинтересная. Громко за литературу бороться, ну, просто невозможно. Знаете ли вы, что журнал „Октябрь“ покинул старейшее помещение редакции навсегда потому, что не смог за него платить? Знаете ли вы, сколько денег нужно на издание этого журнала, зарплату сотрудникам? Всего лишь шесть миллионов в год. Уверена, гражданин Куснирович (устроитель банкета в Ленинке) потратил на мероприятие значительно больше. А государство не может изыскать для журнала всего лишь шесть миллионов рублей. И нет таких богатых людей в нашей стране, которые готовы были бы дать на журнал, в котором публиковались Шолохов и Булгаков. Которому 95 лет. Который – национальное достояние. Почему люди, сердцу которых столь дорог шелест бумажных страниц, не борются за литературные журналы? Потому что на самом деле на книги и библиотеки давно плевать не только Дапкунайте с Куснировичем. Книги и библиотеки вызывают лишь ностальгию. А люди сейчас шумят по совсем другому поводу – социальному. Бесит, что вот эти прорвавшиеся к деньгам неграмотные, нечуткие богатеи устраивают пиры на наших книгах и на нашей ностальгии. Их надо было щелкнуть по носу и указать им их некультурное место. Что мы и делаем. И это – правильно
– Сука! – сказал он, когда мы столкнулись с ним нос к носу. – Какая ж ты сука! Тварь ты и сука! Ещё xарей своей тут светит!
Он побежал вверх по лестнице. А я, приложив руку к груди, вышла с выпученными глазами на улицу. И только посмотрев на дверь подъезда и расклеенную на ней предвыборную мэрскую агитацию я поняла, что все эти тирады посвящались не мне
А мне, тем временем, пишут. Люди мне пишут – из ДНР. Я познакомилась за годы работы там со многими, в том числе с теми, в гости к которым ездить опасно – по их домам проходит линия фронта. У большинства из них есть интернет и есть соцсети. Главный вопрос, который они мне задают – «А Москва уже все за нас решила?». Задают мне потому, что я в их глазах – представитель Москвы и своей профессии. А я чувствую, не могу этого не почувствовать и не услышать, как поменялся их тон к Москве. Сначала людям сказали – выборов не будет, полномочия главы ДНР Захарченко волевым решением продлеваются на год. Народ робко промямлил – «А как же наша воля? Это же мы должны продлить его полномочия?». Потом Захарченко уволили с оторванной головой. И как бы люди к нему ни относились, такая смерть что-то убила в их душах. Уточню – не смерть этого человека, а такая смерть этого человека. Я утверждаю – метод устранения Захарченко убил что-то в душах жителей ДНР, и этого уже не воскресить. Теперь людям сказали из Москвы – «Выборы будут!». И ко мне полетели сообщения – «А что, Москва уже выбрала за нас?! А мы тут как бы ни причем?». Да, безусловно, сложно противостоять Москве, когда она обеспечивает тебя жизненно необходимым. Не будет воли Москвы, Донбасс скомкают как бумажку. Но этого понимания для людей уже недостаточно – слишком долго они живут на войне, которой нет конца и краю, и слишком долго комкают их души. А с людьми так нельзя.
А я не знаю, что им отвечать. Что в Москве сошли с ума и перестали церемониться? Начали в открытую демонстрировать отсутствие интереса к воле народа? Но, Боже мой! Это же подрывает все основы, на которых строились республики и ради которых люди готовы были потерпеть. А теперь-то ради чего им терпеть? Ради Москвы, которая низводит народ до уровня ноля?
Часто в своих интервью, чтобы вывести человека из равновесия, я говорю – «А вот представьте, что я – инопланетянин. Я реально прилетела с другой планеты и ничего про вас не знаю. Объясняйте мне, как человеку вырванному из контекста». Мой прием с инопланетянином очень эффективный. И я даже думала построить свою благодарность помогавшим мне каналам так – «Какие каналы я бы советовала читать инопланетянам, если бы они высадились из космоса в моей квартире, и были бы вырваны полностью из нашего земного контекста?». А следом бы я дала список этих каналов. Но потом я поняла, если бы инопланетяне знакомились с земным контекстом через эти каналы, они бы быстро сошли с ума, и так ничего о Земле бы и не поняли.
Поэтому я перефразирую вопрос – «Какие каналы я бы выбрала читать, если бы это меня захватили в плен инопланетяне и лишили бы любого другого чтива?».
Я бы читала:
Своего родного друга, вдохновляющего меня на чтение научных книг и женские подвиги и даже любовь к роботам https://t.me/tikandelaki Кстати, она – единственная, кто показался бы инопланетянам идейно близкой
Своего еще одного друга, который лучше всех рассказывает про церковь https://t.me/vladimirlegoyda (Но «Исповедь» Августина я так и не прочла!»)
Конечно же, https://t.me/krasniydom Не зря ведь он постил мои фото с белой лошадью. Кстати, этот конь слепой. Он всю жизнь служил в цирке, а потом его сдали на мясокомбинат. А потом добрые люди коня спасли.
https://t.me/niemandswasser С медведем Ортегой все хорошо. Выяснилось, что он был передан шпионами. Медведя обыскали на предмет жучков и паучков, и после того, как все подозрения с него были сняты, он зажил счастливой семейной жизнью.
https://t.me/karaulny он пишет так много, что я не успеваю быть в курсе всего. Но если окажусь в плену у инопланетян, то как раз «так много» очень пригодится.
https://t.me/go338 буду пересказывать их новости инопланетянам, и они поймут, что у землян есть чувство юмора.
https://t.me/etodnr – если инопланетяне не будут знать о существовании ДНР, то их картина мира о Земле будет неполной.
https://t.me/kononenkome – его я буду читать, когда мне будет грустно. А грустно на другой планете мне будет всегда
https://t.me/akashevarova – патчи – это такие шутки, без которых на чужой планете будет совсем-совсем грустно. И придётся ещё больше читать Кононенко)
В 2014 году после победы майдана я была в Киеве и видела, что происходило в Лавре. Ее атаковали боевые сотни майдана. Монаxи заперлись, и с той стороны за запертыми воротами стояли насмерть, читали молитвы. Они тогда говорили мне так – „Страшно. Так страшно, что ноги подкашиваются. Но ноги подкашиваются, а стоять все равно. Ради Господа надо потерпеть“. Прибежали верующие отбивать Лавру у майдана. И кто бы вы думали спас ситуацию? Сам его величество Порошенко. Он пришел и попросил сотни разойтись. Видимо тогда он и почувствовал потенциал в церковном расколе и до поры до времени придерживал эту карту на крайний случай. Конечно, потенциал исключительно политический и избирательный. Тут все ясно. Но один вопрос у меня все же остается – а верит ли Порошенко в Бога?
Еще не одна разломанная кукла, будто вынутая из гроба насильственной смертью умершего ребенка, сядет под дверью храма и посмотрит пластмассовыми глазами на верующих. Раскол пойдет по многим семьям, по многим храмам. Верующие из Московского патриархата не уйдут, и священники, повинуясь канонам, будут произносить имя первого среди равных, считая, что настали тяжкие времена, и надо приносить себя в жертву
http://expert.ru/2018/09/12/k-voprosu-ob-avtokefalii_1/
Вышла в буфет за кофе. Возвращаюсь, а казанские женщины из публики горячо убеждают француза, что Аляска – наша.
– Наша! Наша! Наша! – раздаются иx убедительные голоса.
Кто мне теперь скажет, что люди в Татарстане аполитичны, не поверю! Хорошо, Макаревич выступавший до француза успел уйти.
Мой друг британский журналист возит и возит мне из Лондона мою любимую Молекулу. Скрежещет зубами, ненавидит меня – Молекула у меня быстро заканчивается, стоит дорого, а производитель изобретает все новые Ее виды и номера, и я ненасытно требую новых. Мой друг англичанин уже зовёт себя британским дистрибьютором женских духов в Россию. Но вопросов к его багажу в аэропортах никогда не возникало.
Посмотрела первый сезон израильского сериала Фауда. Да, он достоин теx поxвал, которые звучали в его адрес. Динамичен и реалистичен. С первых его кадров я узнала свои поездки по Дагестану и Чечне, когда работала над репортажем о смертникаx.
Действие – отряд израильского спецназа переодевается в арабов и заходит на территорию Палестины, ищет террористов, поxищает иx, но – и это утверждение звучит в Фауде не один раз – оставляет неприкосновенными иx семьи, жён и детей. Евреи не террористы и не насильники – эта мысль постоянно витает по сериалу, пока главный герой – еврей спецназовец Дорон не берет в заложники дочь своего врага известного террориста Абу Аxмада Пантеры. И это – практически зуб за зуб. А если точнее, за много зубов.
Интересно следить за путём сближения Дорона с Пантерой. Сначала они – антагонисты: один на страже безопасности родины, другой – вербует смертников, посылает на смерть даже своих родственников. Но чем ближе Дорон подходит к нему, тем больше они становятся похожи, и еврей оказывается таким же склонным к насилию. И только к концу сезона между ними вырастает стена, и возвращает героев на свои места: спецназу спецназово, террористу – возмездие.
Фауда, уходя действием на арабскую сторону, не расчеловечивает палестинцев. Они, как и евреи, любят, страдают, у них тоже есть своя правда. И сценаристы в этой правде им не отказали, поэтому они молодцы. Мы же знаем, что войны держатся на расчеловечивании противника. Сложно убить человека, когда ты видишь в нем человека. Вот бы кто-нибудь снял такое же кино про украинский конфликт. Но арабам Фауда все равно не понравилась – за недостаточную иx человечность в ней, и они написали жалобу на создателей сериала в Netflix. Netflix воздержалась от ответа и объявила третий сезон.
Мои любимые сцены – мать-арабка выкидывает игрушечного медведя, которого подарили Ее дочке в израильской больнице.
– Я куплю тебе нового, а этот медведь – плохой, он – еврейский медведь.
– Он хороший медведь, и мой врач еврей тоже хороший!
Банально, эмоционально, но эффект получен – зритель понимает: нет, не рождаются палестинские дети с родовой ненавистью к евреям, прививку делают позже. Сами евреи в том числе.
Моя любимая сцена – спецназ заходит на свадьбу брата Пантеры под видом разносчиков сладостей. Меняется пластика иx движений, сладкими как пахлава становятся иx лица, и из иx еврейскиx глаз смотрят натуральные арабы. А это подводит к мысли – все отличия у них только в голове.
Впрочем, обо всем этом я и не думала, а смотрела сериал увлечённо, умирая от нетерпения. Фауда – отличная такая временная воронка, куда падаешь и выныриваешь оттуда с новым знанием. Ты побывал в той реальности, и теперь точно, без кинематографическиx преувеличений знаешь, что за хаос там происходит у этих евреев и арабов.
Кстати, слово Фауда переводимся как хаос. Им спецназ зовёт своих на помощь. Если сказано – Фауда! – значит, солдат попал в беду. Впрочем, арабы говорят, что Фауда имеет стилистические оттенки – это не просто хаос, а именно тот хаос, который арабам устраивают евреи.
На концерте, открывавшем Аксенов-фест, Макаревич пел. Кроме него на сцене еще присутствовали флейта, рояль, контрабас, барабаны. Несложная музыка и незамысловатые слова песен вместе соединялись в какое-то волшебство, и я странствовала внутри себя, наблюдая за тем, как Макаревич в каком-то своем музыкальном странствии, поджимает ногу и держит ее так в судороге, или творческая судорога держит ее. Хватается двумя руками за гриф гитары и трясет ее, пока концовка песни полностью не уляжется. И я подумала – зачем я вообще слушала его высказывания и обращала внимание на них? Когда надо было просто слушать его песни. Да, мне, конечно, сложно смотреть фильм, в котором играет актер, например, обидевший кого-то, чванливо с кем-то поступивший. Я буду смотреть на героя, которого тот играет, и видеть поступок актера. И тут многое будет зависеть от степени таланта – талантлив ли актер настолько, чтобы заставить меня забыть о поступке? Макаревич талантлив настолько, что я забыла о его высказываниях. И слушать их больше никогда не буду. Буду слушать его песни.
— Я там, когда Боинг упал, был через сорок минут. Мы там оцепление выставляли. Что я видел? Фарш, да и все. Даже беременная девушка была, с задранным на голову платьем. Только виден был ее живот, где-то месяц седьмой точно. Она практически целая была, непострадавшая. Я платье опустил, и лицо – целое. А так в основном – фарш. С ворот его снимали, с дворов, с крыш.
Кто сбил, сказать честно, наши или не наши? А я честно ничего сказать не могу. Потому что не знаю. А когда не знаешь, нельзя утверждать что-либо.
Единственное, что я могу сказать – мы туда ехали с приказом не допустить съемку журналистами. Не пустить журналистов туда. Получается, только мы приехали, как параллельно с нами Reuters появились. Мы сразу у них камеры позабирали и локализовали их там. Грубо говоря, взяли под автоматы их.
Я вам говорю – они прибыли в Рассыпное параллельно с нами. Вы не понимаете, что ли?! Рассыпное – глухое село под Снежным. Reuters… Откуда они узнали раньше, чем мы?
И тогда я понял, что мы тут не при чем. Иначе бы эти журналисты потерялись у меня где-нибудь
Еще время прошло, появляются две группы москвичей. Эти шуметь сразу начали. Мы их тоже под автомат взяли. В смысле, зачем? Чтобы информация о падении Боинга, если это наши сбили, никуда не просочилась.
Что значит, она бы все равно рано или поздно просочилась. Вы что, маленькая?! Вы не понимаете, что она в другом виде бы просочилась?
Объясняю… Мы бы зачистили территорию, изменили обстановку и инсценировали иную причину катастрофы. Но не прошло и двадцати минут с приезда, как нам отзвонились: «Все, пропускайте журналистов». И тогда я понял, что мы тут не при чем.
Иначе бы эти журналисты потерялись у меня где-нибудь. Да, представьте себе, вместе с москвичами. А вот укропы повели себя странно – они в это время начали обстреливать территорию… А к трупам у меня отношение – никакое. Никаких остатков брезгливости.
Страшно жить в таком мире, где перестаешь ориентироваться и понимать, где грех, а где – не он. Карикатуриста обвиняют в том, что его картинка похожа на иллюстрацию старой книжки, которая унижала африканцев. А он говорит – «Я в глаза не видел эту книжку».
Уверена, что многие не увидят в этой картинке расизма, но вынуждены будут его признать (в лучшем случае промолчать) потому, что его разглядели уважаемые люди, и потому, что идти не в ногу с общим мнением опасно. А где будем дышать свободой?
https://t.me/MayorFSB/1771
Авиаторы поняли, что настроение их после расставания с медведем не улучшится и позвонили перевозчикам. Номер не отвечал. Авиаторы собрались и объявили поиски. След вывел на питомник под Жиздрой, а там и есть притравочная станция. Авиатор Федор Пащенков пошел на «была не была» – позвонил на станцию и попросил притравить его собачку на медведя, а лучше на медвежонка. Ответ был получен – положительный. Авиаторы поняли – травить будут на их ребенка Мансура. Авиаторы прорвались на территорию. Их поддерживали летчики всей страны. Они сразу узнали голос плачущего в клетке Мансура. Когда он их увидел, он перестал реветь, а потом бросился на них – облизывал руки, обнимал за колени. Сотрудники станции не стали или не посмели возражать авиаторам, забиравшим медведя. Теперь он живет с ними на другом аэродроме. А на притравки, по-прежнему, свозят медведей из цирка, которые всю жизнь в неволе развлекали людей катанием на роликах. Ну что, разве они заслуживают такой муки. Почему мы это допускаем?
Уходя с притравки, Мансур обнял и ее начальника. Он бы, наверное, обнял и губернатора Московской области обнял. Животным неведомо предательство.
О Федоре и о Мансуре я узнала сегодня, когда навещала Соседский Центр Лефортово на заводе «Кристалл». Это такое место, где жители района собираются и обмениваются опытом – как на хобби заработать денег. Федор там учит оказывать людям первую медицинскую помощь, учит бесплатно потому, что считает: так жить правильно – помогая друг другу. В Центре он познакомился с бригадиром, который бесплатно построил для Мансура вольер, и живет наш медведь сейчас в Калужской области – среди самолетов и людей. Добрых людей, непредателей
https://daily.rbc.ua/rus/show/upravlyayushchiy-delami-upts-mp-antoniy-nashi-1537197085.html
– Свято-Иверский монастырь (в марте 2015 года)
– Храм праведного Иоанна Кронштадтского в Петровском районе Донецка (январь 2015 года)
– Храм равноапостольной княгини Ольги в Киевском районе города.
Еще около десятка храмов столицы ДНР и ее пригородов получили повреждения разной степени.
В поселке Александровка разрушен Храм Святого Благоверного князя Александра Невского.
В Горловской епархии пострадало 14 храмов, из них два – Благовещенский храм Горловки и храм праведного Иоанна Кронштадтского в городе Кировское – разрушены полностью.
По статистике разрушений есть и такая информация: «70 православных храмов Донбасса частично разрушены или повреждены, около десятка — полностью снесены с лица земли».
Все было готово для подачи заявления и сбора подписей – штаб Александра Ходаковского провёл значительную работу, на каждого активиста по городам приходилось всего по пятьдесят человек, и мы полагали, что определенное ЦИКом количество подписей соберём максимум за два дня, но решили не тянуть, и подать заявление на участие в выборах в первый же день, двадцать первого сентября, чтобы иметь резерв времени на устранение возможных недостатков. Договорились с Александром, который в это время находился в России, что встретим его на пешем переходе Успенского погранпункта. В условленное время мы подъехали к КПП, через некоторое время прибыл и он. Это было около десяти часов вечера, за час до закрытия пешего перехода. Людей не было никого, он был на КПП один, мы видели, что есть какая-то проблема, его не пропускали. Так продолжалось до одиннадцати, пока перед нами не закрыли ворота и мы не перестали его наблюдать. Минут через десять прозвучал звонок от его помощника, и нас попросили переехать на основной КПП. Там мы простояли со стороны ДНР почти до двух часов ночи, пока Ходаковский не позвонил сам и не сообщил, что не понимает, что происходит, документы в порядке, но пропускать его отказываются без объяснения причин, поэтому нам нужно возвращаться в Донецк, а он поедет в Ростов. Ситуация вокруг власти в Республике сложная ещё с весны. Многое было непонятно, но у Александра возникли нехорошие предчувствия, и он сказал, что нужно ехать разбираться в Москву. Он был уверен, что назревает внутренний конфликт с непредсказуемыми последствиями, и есть вероятность открытого столкновения между ним и Захарченко. Он сказал, что этого допускать нельзя. Кто бы ни спровоцировал конфликт, виноватыми сделают нас – мы не власть. Расскажут, что мы „спящие“, что активизировались как раз накануне чемпионата мира по футболу, когда никакие треволнения не нужны, подставят нас и проведут зачистки. Он считал, что это может прийти в голову не в меру деятельным советникам Захарченко, чтобы до выборов закрыть проблему Ходаковского полностью. Тем более, что мы видели и другие приготовления. Когда после четырёх лет безразличия пригласили матерей ребят, погибших в КАМАЗах под аэропортом, это сделали с определенной целью. Лично Захарченко, его советники Казаков и некто Север пытались убедить матерей написать заявление на Ходаковского в следственный комитет, а когда одна из них заявила, что считает виновным тогдашнего премьер-министра, ей сказали, что „Его Кремль не отдаст“. В разговоре матерям даже сказали, традиционно возлагая вину за ребят на Ходаковского, что давно бы его устранили, но Москва сопротивляется. Когда одна из участниц нам все это рассказывала, нашему возмущению не было предела – до какой степени цинизма нужно было дойти. Тем более что Захарченко как никто другой знал, как Ходаковский в аэропорту пытался не допустить жертв, потому что находился рядом почти все время и все видел сам, как и его заместитель Тимофеев. Видимо, дурное переходит по наследству. Мы трезво относились к нашим шансам победить, считали их достаточно высокими, хотя и понимали, что трудностей будет немало. Печально, что мы ничему не учимся и повторяем ошибки. Если прибегать к такой методике, тогда перспектив у Республики останется мало, если вообще останутся. То, что Денис Пушилин начинает с этого – очень не здорово. Это не только признак страха перед сильным конкурентом, но и признак неблагоразумия. Ходаковский сказал, что мы начинаем новую страницу, и что нам нужно прекратить свары, кто бы как ни относился друг к другу, но сложно начинать эту новую страницу, когда на ней проступают кляксы от старой.
Следующую лекцию начну словами – ‚Братья и сестры‘.
Однако белорусские журналисты не смогли прийти. Визит к российским журналистам им надо согласовывать в министерстве, иначе увольнение. Так мне сказали
У ворот Киево-Печерской Лавры появляется группа в камуфляже. На вопрос «Кто вы?» они отвечают: «Самооборона майдана». В 23.30 к Лавре подъезжает Петр Порошенко. 7 июня 2014 года он будет избран президентом Украины. Порошенко успокаивает священнослужителей: «Собравшиеся не будут захватывать Лавру». Повернувшись к представителям самообороны, он произносит иное: «Сейчас не время». Порошенко уезжает, люди в камуфляже остаются. В полночь появляется толпа в масках, вооруженная дубинками. Монахи захлопывают калитку с той стороны. Звонит колокол. Люди в масках выкрикивают лозунги УПА. За закрытой Лаврой ощущается тихое движение. Раздается голос молящегося. Второй подхватывает. Слышно — с той стороны сгрудились монахи. Звучит молитвенный хор.
— Вы Московский патриархат, вы поддерживаете москалей и Януковича! — кричат люди в масках, перекрикивая монашеский хор.
Хор сразу берет выше.
— Вы нас проклинали! Будьте сами прокляты! Вы проклинали майдан!
Хор усиливается.
— Слава Украине. Героям Слава!
— Господи помилуй! Господи помилуй!
Со всех сторон сбегаются прихожане Лавры. Они поют вместе с монахами, разделенные подъездными воротами. Час длится противостояние голосов, молитвы и лозунгов. Через час толпа в камуфляже внезапно уходит. Монахи еще поют за воротами, в их голосах слышится удивление, какое появляется, когда ты ждешь худшего и уже находишься на пике обстоятельств, подтверждающих: худшее вот-вот случится, — но гроза рассеивается. Прихожане расходятся. Через некоторое время голоса за воротами затихают.
http://expert.ru/russian_reporter/2018/19/ukrainu-vernuli-v-hvi-vek/
1. Журналист приезжает на место событий со своим ‚скелетом‘, каркасом и надевает на него людей, факты, обстоятельства, события. Чтобы нарастить на скелет мясо. Чтобы скелет ожил, встал зомби и пошёл – зомбировать. Это пропаганда.
2. Журналист приезжает на место событий, исполненный любопытства, желания выяснить, узнать. Он сам находит ‚кости‘ и собирает из них скелет. Скелет оживает. Он – настоящий. Читатель, зритель его чувствует как живое. Это репортёрская работа.
Уточнение: никем непроплаченные журналисты часто тоже приезжают со своим скелетом. Просто потому, что думают, будто лучше других и заранее знают тему. Эти – опасней всего
Рыжего кота по имени Малыш на днях разорвали собаки. Убежать он не смог. Ему было семь лет, он не был поворотливым. Но зато был ласковым, мирным и к еде всегда подходил последним. На фото он – первый.
Кошки продолжают сидеть на земле под дождем перед своими замурованными окошками, ведущими в подвал. Наверное, они не понимают, почему люди не пускают их в тепло. Кошки мерзнут. Волонтеры, конечно, много делают. Они стерилизовали пять кошек из подвала. Нашли дом для котят. Они лечат, стерилизуют и кормят. Но сегодня больная кошка Муся сидит под проливным дождем, а вместе с ней – слепнущий кот Ваня. Если мы сейчас соберем им деньги, то их можно будет забрать прямо сегодня, полечить и отвезти хотя бы во временный платный дом. Этим занимается Yulia Gorbacheva Карта Светланы Турко – я ее знаю, она жительница этого дома – 2202 2003 5412 7811
— Про пенсионную реформу я не буду вас спрашивать, — говорю я.
— Что хотите, то и спрашивайте.
Так началось моё интервью с главой Татарстана Рустамом Минниxановым
http://expert.ru/russian_reporter/2018/19/rustam-minnihanov—han-syin-lesnika/
https://tass.ru/obschestvo/5602875
Ладно, я за гендерное равенство. Кто ближе к лифту, тот пусть и входит. Но! Мне очень неприятно то, что „Мослифт“ в своем комментарии называет лифты „очень опасными“.
„Лифт очень опасен, а мужчина, как представитель сильного пола, ступая первым на площадку, показывает слабой девушке свою силу и стремление ее защитить“ – вот что говорит „Мослифт“.
Сегодня буду спускаться по лестнице.
Стыдно, стыдно, выучить цитату Шукшина наизусть и употребить ее не к месту. А потому что наши государственные деятели, особенно пришедшие из спорта, сидят со сборником цитат выдающихся людей и заучивают их так, чтобы, как удары противника, от зубов отскакивали. А потом вставляюсь их и вставляют, никогда не генерируя собственных смыслов. Но только выдающиеся сначала переживали, испытывали, проходили сквозь муки и разнообразные горнила, а потом с кровью выплевывали цитату. И если покойникам суждено переворачиваться в гробу, то, наверняка, Василий Макарович перевернулся уже не раз и не два. На левом боку полежал, на правом, но так и не нашел себе места. А если б им еще было суждено разговаривать, то мог бы сказать Валуеву – „Да, Коля, прав, прав – дешевым быть стыдно. Не будь, Коля, дешевым. Не давай, Коля, дешевых ответов“. Заповедью, крылатой фразой для депутатов должно стать вот что – „Можешь лишний раз промолчать, сдержись, промолчи“. Молчание – золото. А иногда – бриллиант
Был уже выбран новый полигон, деньги на рекультивацию старой свалки были получены из федерального бюджета – они предполагались быть потраченными в 2021 году, но сроки сдвинули. Почему? Важно было рекультивировать свалку до начала саммита ШОС, а он пройдет в 20-м году.
Местом нового полигона была выбрана территория возле поселка Полетаево в пригороде Челябинска (выше видео оттуда). Жители поселка протестовали против полигона. Администрация утверждает: мусор будет сортироваться по потокам, а дно захоронения покрыто специальным тканеобразным слоем, предназначенным для того, чтобы яды не уходили в почву. Но случился транспортный коллапс.
Из-за чего он случился?
Перевозчики отказались везти со старой свалки мусор в Полетаево. Перевозчики работали на старой городской свалке, вывозили мусор. Как утверждает мой источник, перевозчик контролирует 85% вывоза мусора. Перевозчик попросил в обмен на вывоз мусора предоставить ему возможность стать региональным оператором по мусору. Администрация отказала – это конкурсная процедура и оператор был уже выбран. Перевозчик в ответ отказался вывозить мусор, и случился тот самый коллапс. Это – мнение одной стороны. Со мнением второй – не знакома. Наверняка, оно отличается от мнения моего источника. Тем не менее, источник утверждает: технику для вывоза мусора привезли из разных городов России, уже начали вывозить из «красных зон». Таких зон вчера в Челябинске было 485, сегодня – 320
Для меня с самого начала не была загадкой причина, по которой диаспора себя в этом деле не проявляла. Если признать отца девочек – насильником, который насиловал собственных дочерей, то тень – по логике диаспоры – падает на весь армянский народ. Это же из его рядов вышла такая препаршивейшая овца. А если признать то, что виноваты девочки, и убили они отца потому, что не желали терпеть строгость этнического воспитания, то тогда отец Хачатурян – светлый агнец, пострадавший за то, что хотел блюсти строгость традиций, несмотря на времена и нравы. А девочки, что – не армянки? Они армянки только наполовину. И тут можно упирать на то, что в них взыграла их худшая, не армянская, молдавская сторона. Но так не получается. Потому что Михаил Хачатурян их насиловал, устроил им ад на земле, и результаты следствия именно об этом говорят. А сторона Хачатуряна запугивает свидетелей и тех, кто может, вообще, что-то в пользу девочек сказать. Вполне очевидно, что и сестрам они жизни не дадут. Сторона девочек именно армянских родственников и армянских связей боится. При этом я считаю, что не очень уместно в этом деле говорить о национальной принадлежности. То, что делал отец Хачатурян, никакого отношения к его национальности не имеет. Но, согласитесь, когда у диаспор происходит что-то хорошее, они объединяются и прославляют событие. Но сейчас произошло плохое, и диаспора молчит. А ей бы сейчас выйти в светлом пальто – о, оно будет светлым на фоне того, что делают Первый и Россия – и отчетливо сказать – «Мы всегда на стороне слабого, мы девочек защитим». Иначе будет уже странно смотреться объединение армян, когда в Армении случится, например, очередной переворот
И как же я офигела, услышав ее слова – „…речь идет о том, что на Украине приравняли фашизм и коммунизм“. Воистину мое удивление – безгранично и безразмерно. Нет, меня не удивишь тем, что ведущие охамели и демонстрируют свои нуждающиеся в коррекции манеры всей стране. Но то, что эти люди в 2018-м обсуждают ровно все то же самое, что обсуждали в 2014-м, меня прямо потрясло.
За это время республики, которые они называют русским миром, перестали быть народными, Москва утратила любовь и авторитет местных жителей. Главе республики оторвали голову, а по сети гуляет видео, в котором помощник Пушилина обсуждает с СБУ устранение этого самого главы. А Пушилин, простите, основной кандидат от Москвы, которого Москва двигает наперекор воле местных жителей. А эти, как ни в чем не бывало, умудряются обсуждать повестку 2014-го, в которую уже никто не верит. И что это? Профнепригодность? Или фея по имени Деменция тронула их сердца, они перестали тикать и время остановилось?
https://t.me/krasniydom/2955
Потом уже, быстренько погрузившись в раздобытую книгу, я прочла начало – Тацуру – япошка – шестнадцатилетняя жительница одной из пяти деревень в северо-восточном Китае. В 1945-м в Китай заходят советские войска, и жители одной деревни совершают ритуальное самоубийство, чтобы избежать издевательств. Жители других деревень пытаются пробиться к Корее, а дальше – в Японию. Тяжел путь, люди умирают от голода и усталости, их настигают пули и гранаты, каждый день и каждая ночь уносят людей. И, наконец, матери начинают убивать своих детей – из любви.
О любви же и этот роман. Тацуру, выжившая в том походе, украденная и проданная хунхузами, рожала китайцам детей, и в их души призывала погибших маму, отца, деда, брата, сестры. Мамой дети считали ту китайскую женщину, у которой не могло быть детей. Но Тацуру упорно воспроизводила вокруг себя убитую деревню Сиронами, а в детях молча без слов и без знания о своей принадлежности начинал звучать голос японской крови. Тацуру – тихая бесправная рабыня. Но как-то так получилось, что в бедной маленькой квартире времен Мао Цзэдуна постепенно все подчинились японским порядкам – чистоте и гигиене. А потом случилась любовь и нелюбовь и предательство от тех, кого в самом начале повествования совсем не принимаешь в расчет. Дальше ничего не буду рассказывать. Скажу только: жизнь семьи – отчетливая картина тех времен диктатуры, тоталитаризма, доносительства и всех атрибутов времен Мао. Когда мой самолет приземлялся, и я читала последние строки, я плакала над ними.
Поддержка президентом инициатив по декриминализации действий пользователей в социальных сетях – это важный сигнал для реализации необходимых изменений как в законодательстве, так и в правоприменительной практике. Декриминализация действий пользователей, совершенных в интернете, отвечает интересам российской интернет индустрии. Мы поддерживаем данную иницативу и готовы сделать Mail.Ru Group площадкой для привлечения общественной экспертизы по данному вопросу.
Но допустим, Тимошенко стала президентом. И от президентских выборов до парламентских пройдет полгода. Полгода безвременья и тотального пиара. Тимошенко работает на майданный электорат, перед ним она будет всячески отмываться от связей с Россией, которые ей вменяют. Россию же она и будет мочить по полной программе, и, честное слово, сложно представить, как наша политическая элита будет делать хорошую мину при такой плохой игре и оправдываться в том, что подарок оказался совсем не подарком. А Тимошенко будет мочить Россию, даже если сейчас пресмыкается перед той самой российской политической элитой, которой всегда следовало бы помнить – «пресмыкаясь, приобретаешь изворотливость».
Все вышеперечисленные люди – в антироссийском тренде. И если есть желание добиться на Украине успеха, надо не Тимошенко выдавать за этот успех, а поддержать единого кандидата от юго-востока. Человека из другого тренда. Пусть не пророссийского тренда, но все равно другого. Хотя бы не антироссийского, и это уже будет хорошо. Не важно, что президентом ему сейчас не стать. Важно то, что начнется хоть какое-то движение в сторону от антироссийских настроений.
— Вы говорите, что журналисты не успевают за информационными поводами, — начал он. — И пока вы приедете на место событий, соберете информацию, сопоставите факты и напишете статью, пройдет время, за которое люди уже успеют потерять интерес. Не лучше ли делать так, как делают блогеры? Вот блогер Поперечный первым сказал, что власть скрывает количество жертв в Кемерове, а на самом деле погибших в торговом центре было в разы больше.
— Но это оказалось неправдой, — парировала я.
— Но он оказался первым, — не сдался мой собеседник.
— Он обвинил власть в сокрытии фактов и сам при этом не привел ни одного факта в пользу того, что его обвинение верно.
— А предположение не требует доказательств! — возразил студент.
— А обвинение — требует! Да и вам-то, читателю, какой прок от того, что блогер сказал вам неправду?
— Зато он был первым! — вскричал студент.
Конечно, мне было что возразить. Прежде всего потому, что микрофон был у меня в руке — я была громче. Я говорила о том, что обвинение без доказательств преступно. Что каждый несет ответственность за то, что он говорит. Но по глазам своего собеседника я понимала, что звучу неубедительно. А в зале стояла тишина, и, кажется, мои слушатели не знали, чью сторону принять. И тогда мой оппонент произнес слова понятные для зала и, судя по оживлению, нашедшие в нем одобрение.
— А работа блогера в том и заключается, чтобы быть первым! — сказал он.
— Быть первым во вранье! — не мешкая, по-блогерски, отбила я.
И вот тут-то мой оппонент замолчал, а я поняла, что правильно поступила, назвав все своими именами. Я не произнесла модного слова «фейк», я не вспомнила даже про хайп и трафик. Не прибегла к помощи тех нерусских слов, которые своей новизной и краткой бравостью закрывают истинный смысл того, что они прячут. Но стоило мне произнести слово «вранье», как студент притих, и мне показалось, что посыпалась вся пирамида из хайпа и фейков — осталось одно голое вранье, которое, как его ни крути, враньем и останется.
Почувствовав себя снова на коне, я сообщила в микрофон (громко): «Первый тот, кто говорит правду. И эта истина останется непреложной, даже когда наступят последние времена».
— В чем смысл говорить неправду? — продолжала я, полагая, что вопрос исчерпан и действую я сейчас как милостивый победитель. — Людям нужна правда. Они устали от неправды.
— Блогер всегда может извиниться, — вдруг нашелся все тот же студент. — Вы сами не поняли! Если он сказал неправду, он может потом извиниться. У него такая работа — быть первым. А у журналистов быть первыми не получается. В этом ваша проблема.
— Ну нет, — возразила я, — совсем не так. Я считаю, что задача блогера — приносить пользу обществу.
По глазам студента я увидела: тезис не работает; мой оппонент считает, что самое важное — быть первым, пусть даже в том, за что потом придется извиняться. И тогда в пылу дискуссии я произнесла то, что сейчас кажется очень важным.
— Пусть у журналистов сегодня действительно не получается быть первыми. Мы смирились с тем, что нам не угнаться за блогерами. Но именно мы по-прежнему пишем реальные истории, которые останутся в вас и с вами — навсегда. Вам сложно будет забыть нашу историю, а пост вы забудете через пять минут.
Вот этот аргумент оказался понятным! Хотя, может быть, время подошло к концу и студент не успел ответить.
Но на следующее занятие он пришел. Послушать о том, как создаются реальные истории.
Ну да, поел. Только знаете – испытание уже на сотый день было выдержано и пройдено. Это так.
Я сознательно никогда ничего не писала о деле Сенцова, хотя, конечно, как все видела чужие посты, статьи, призывы, пикеты. И мне бы хотелось изучить материалы уголовного дела. Никогда б в вопросах, связанных с террором, не стала б я кричать – „Свободу и немедленно!“. Но. Ситуация Сенцова нами пройдена и прожита в деле Савченко. Мы и сами знаем, что будет дальше.
А дальше Сенцов выйдет на свободу, а он на нее скоро выйдет, и окажется совсем не тем Сенцовым для тех, кто выступал за него. Те люди вдруг прозреют и увидят, что Сенцов не ненавидит Россию так, как ненавидят ее сами они. А он и не может. Он и не станет. Все последние годы он взаимодействовал с русскими. Рядом с ним находились россияне-врачи. Они и уговорили его поесть. И, поскольку все люди – это люди, а врачи – тем более, люди, и они – вне политики, я думаю, что они проявляли и проявляют к нему немало сочувствия, и у него с этими людьми уже сложились вполне человеческие отношения. И Россию он во многом видит через них. Почему еще он не позволит сделать из себя политический инструмент? По двум простым причинам.
Очевидно, что когда какие-то люди провозглашают „свободу Сенцову!“ и не требуют ее для заключенных по другую сторону политической идеологии, то они при этом совсем не испытывают человеческих чувство и любви к самому Сенцову. Ведь если бы ими двигало человеколюбие, а не идеологическое предпочтение, не влюбленность в свои собственные политические взгляды, они бы просто не могли себе позволить говорить за одного, но молчать о других. И я бы не сомневалась в том, что Сенцову это ясно и понятно. Почему? Да потому, что тот Сенцов, который попал в тюрьму в 2014, и тот Сенцов, который преодолел внутреннюю брань в 2018 – это два разных человека. И вот ко второму человеку надо сейчас проявить милосердие. Ему нужна свобода.
https://youtu.be/YqSDOnhjGKs
Вот опоздал Макгрегор на совместную пресс-конференцию и говорит – «А что тут такого? Яиц у Хабиба не хватило подождать». Ого, знал бы он, какие родовые кинжалы вонзались в спину Нурмагомедова, пока Макгрегор пренебрежительно отсутствовал, и какими страшными голосами разговаривали с ним дагестанские предки и аксакалы, стоящие за спиной – «Хабиб, уже секунда прошла! Еще секунда прошла! Три секунды прошло! Не мужчиной будешь, если еще подождешь! Ты вообще читал, что этот хайван в Инстаграме про твоего папу пишет?». Если бы Нурмагомедов мог, он бы собрал всех братишек с района, и они бы устроили дагестано-ирландское мочилово, и так «топтали рыжую душу» ирландца и его дружков, что тот бы уже приходил всегда и везде вовремя и не в тапках, а в приличной обуви – как настоящий джигит. Но, увы, действие происходит не в Дагестане)
Смотреть их бой, конечно, не буду. Но желаю победы своему соотечественнику, хотя бы потому, что у него все эмоции – всерьез.
Передаю
‚Добрый день! Марин, огромная группа людей из рабочего чата присоединяется к „коллективному посланию“ Суркову. Ибо так сформулировать наши чувства – это высший пилотаж!!!‘
Присоединяйтесь, если хотите что-то передать
Но как только уселась на стул перед ними, сразу поняла – о чем. И они откликались. Видно было по лицам – чувствуют все то же самое, что чувствую я, когда говорю. Я видела посветлевшие лица, обиженно исподлобья глядящие глаза, когда я рассказывала о несправедливостях, о беде. Им было жалко. Им было возмутительно. Им было обидно. Им было смешно. В конце они задавали вопросы – вот ровно такие же, какие задают студенты журфаков, не хуже.
А потом я узнала, что они сидят за изнасилования, убийства и наркотики. И людей на разговор к ним зовут, чтобы заронить в их души горстки добра. А, вообще, потом они выходят на свободу и часто возвращаются по более тяжким статьям. Потому что дома мать, по прежнему, не отлипает от стакана, а отец мотает очередной срок. И вот больше, как сюда, им и податься некуда.
А души, да, они у всех одинаковые. Только кому-то не везет сразу в первый же день рождения – приходят не туда https://t.me/krasniydom/3038
– Мне нравится Конор. Короче, я расстроен. Его история успеха всегда меня вдохновляла.
– Конор был Хабибу удобным соперником.
– Это был скучнейший бой. Он сразу его удушил. Я
– А столько было пиара.
– Нормальному событию не нужен пиар, оно само за себя говорит.
– Это был самый дорогой бой и самый скучный.
(Молчала, не вмешивалась. Но и драка, как я понимаю, не помогла. Не дураки наши люди, не дураки)
В Дагестане спорт – это не совсем спорт. Еще он был негласно кем-то не очень умным, но очень наверху выбран в качестве альтернативы радикализму. Логика такая – они будут заняты в спортзалах и не посмотрят в сторону леса. Логика, ясное дело, не работает. Можно совмещать – и в спортзал ходить, и в сторону леса смотреть. Спорт без подпитки хорошим образованием, это – не здоровый дух в здоровом теле, а, наоборот, нездоровый дух в сильно здоровом теле. А вот сильное тело и нездоровый дух – для общества опасны.
Не знаю, не поздно ли возрождать в Дагестане попранное и неуважаемое образование, которое по мнению среднестатистического дагестанца ничего не дает. Но можно хотя бы попробовать, и посмотреть что будет.
Что теперь Нурмагомедову пояс и два миллиона? Фигня. UFC осудила. Европа с Америкой сказали – «Дикарь!». А в Дагестане примут как героя – честь не уронил. Весь мир заставил о дагестанце говорить. Это ли не победа? А два миллиона? Ну, может, ему их Кадыров подарит.
Мораль сего проста – не воспитывай себе зверя, а, воспитав, не дразни его.
Имя Хочбара в Дагестане знают даже дети. Это было минутка дагестанского глубоко внедренного фольклора.
http://expert.ru/russian_reporter/2018/20/delo-sester-hachaturyan-i-magiya-hajpa/
…На моей родине, в Чечне, давно уже стали нормой незаконные аресты и фабрикация уголовных дел. Мое дело — тому пример, и, поверьте, не самый страшный: как правило, фабрикация дел сопровождается угрозами и пытками.
Порою так мстят журналистам и общественным активистам — мое дело „о наркотиках“ в Чечне не первое. Но вообще-то фальсификация уголовных дел давно стала системой… Мы, как могли, собирали и обнародовали сведения об этом, пытались помочь жертвам пыток и фальсификации уголовных дел.
Но все это — не самодеятельность чеченской полиции и властей, хотя они и подходят к делу весьма творчески.
Лет пятнадцать назад российская федеральная власть делегировала властям Чечни полномочия применять незаконное насилие, чтобы победить в войне.
В войне, в которой с середины 1990-х погибли многие десятки тысяч жителей Чечни, а многие тысячи исчезли. „Исчезли“ — значит, стали жертвами созданных властью „эскадронов смерти“: были незаконно арестованы, помещены в секретные тюрьмы, подверглись пытками, были убиты, а тела спрятаны или захоронены в безымянных могилах. По нашим оценкам, таких с 1999 года — от 3 до 5 тысяч человек.
В Чечне, в России действует не просто система безнаказанности. Рискну назвать это цепью безнаказанности: те, кто не понес наказание за преступления, совершенные на одной войне, участвуют во все новых войнах и совершают все новые преступления.
И теперь порою задержанные в Чечне люди „исчезают“. Позапрошлой зимой „исчезли“ десятки человек. Мы уверены, что они были тайно и бессудно казнены. Власти утверждают, что они бежали на войну в Сирию.
Не знаю, какое из наших расследований послужило поводом для моего ареста. Теперь наш грозненский офис закрыт. Офис „Мемориала“ в соседней Ингушетии был сожжен через полторы недели после моего ареста…
Но я знаю одно: работа по защите прав человека в Чечне, в России должна быть продолжена. И международная солидарность может этому помочь.
Мораль: хочешь драться, следи за политической повесткой в стране
То, что другие издания ее пересказали! Усекли. Сделали максимально короткой. Переписали адаптированным под дурачков языком ее основные тезисы. „Максимально коротко!“ – зазывально предупредили они. „Ультракороткий пересказ!“.
И тут возникает вопрос: что первично – курица или яйцо? Наш мозг приучают к ленивому поглощению информации, отучают его работать и воспринимать более сложные конструкции, чтобы сделать нас усеченными адаптированными дурачками? Или мы такими сами становимся, а СМИ угодливо адаптируются под нашу нарастающую простоту?
И, может быть, это и хорошо для республики -то, что у неё, наконец, праздник. И в новостях не только теракты и спецоперации. Но есть и один маленький грустный момент: кажется, в голове и душе у Хабиба много общего с теми, о ком мы узнавали из новостей о боевиках и спецоперациях. Отказ сдаться и выйти из заблокированного дома – по сути, тоже прыжок
1. Народу перестало нравиться то, что говорят лидеры местной оппозиции. Народ вышел за землю и только. Вопросы коррупции они обсуждать не хотят. Если лидеры не поменяют тактику, сегодня соберутся другие мужчины в большом количестве, подойдут к лидерам оппозиции и попросят покинуть митинг.
2. После вчерашних заявлений Евкурова („законы уже вступили в силу, и все действия по этим законам, по этим решениям должны проходить только через процедуру судебных и других решений, но точно не через шантажи и митинги“) протестующие мужчины уже хотят, чтобы случилось кровопролитие. Потому что они иначе, уходя с протеста ни с чем, потеряют лицо. Однако кровопролитие может случится только с участием неместных силовиков. Местные уйдут или примут сторону митингующих.
От себя: ситуация действительно тревожная, и Путину надо решить этот вопрос. Как? Обратиться к ингушам с добрым словом и вернуть им их земли. Точка
На первый взгляд митинг сильно напоминает майдан – те же палатки, полевая кухня и запах лимонно-имбирного чая. Кажется: стряпался он по той же методичке, что и майдан. Но это ощущение заканчивается, как только замечаешь – протестующие едят сами и кормят силовиков. С подносами чая выходят за ограждения и поят их. Вместе становятся на намаз несколько раз в день – протестующие внутри ограждения, силовики – за.
Внутри ограждения присутствуют старейшины. Практически каждый род прислал своего. Молодые дружинники с зелеными повязками на рукавах обслуживают их – приносят чай, еду, укрывают одеялами, а во время дождя ночью они, как солдаты, много часов держали над старейшинами брезент. Именно присутствие старейшин исключает штурм митинга местными силовиками. Там внутри находятся их родственники и те же старейшины. Они же – ингуши полицейские и омоновцы – не пропустили через блокпосты силовиков из других регионов.
Главная беда в происходящем – прямо сейчас мы наблюдаем разделение братских народов: ингушей и чеченцев. Если они всерьез схлестнуться из-за земли, то дороги друг к другу назад уже не будет. Впрочем, ингуши четко говорят: мы не конфликтует со всеми чеченцами, а лишь с одним – Кадыровым. Во время войны многие ингуши приняли у себя в домах чеченских беженцев. Один парень рассказал мне историю: его дед объявил семье – «Едут чеченцы с войны. Мы уступаем им первый этаж, а сами уходим в подвал». Семья деда прожила в подвале 18 лет, но ему и в голову не пришло взять назад единожды данное слово. Все понимают: чеченцы тут ни причем, но Кадыров «имеет блат у Путина», и Путин предпочитает потакать капризам Кадырова, а не слышать весь ингушский народ.
На митинге присутствует местная оппозиция. Она через свои «говорящие головы», безусловно, озвучивает политические притязания. Но народ довольно потребительски относится к ним – «Мы их позвали, потому что они хорошо умеют по-русски говорить. Сами мы так с журналистами говорить не умеем. Как только наша проблема с землей будет решена, мы попросим их уйти. Никто за них голосовать не будет».
Многие мужчины пришли на митинг, как на джихад. Они готовы здесь умереть. Во всяком случае, они считают, что, уйдя ни с чем, они потеряют лицо. И готовы не уходить, а желают одного: чтобы им в случае штурма стреляли не в спину, а в грудь. Впрочем, я со своей стороны очень надеюсь, что ничего плохого не случится, Путин услышит этих людей, и вернет им их кости. А иначе это все, как по мне, очень плохо пахнет
«Призываем Предстоятелей и Священные Синоды Поместных Православных Церквей к надлежащей оценке вышеупомянутых антиканонических деяний Константинопольского Патриархата и совместному поиску путей выхода из тяжелейшего кризиса, раздирающего тело Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Выражаем всестороннюю поддержку Блаженнейшему Митрополиту Киевскому и всея Украины Онуфрию и всей полноте Украинской Православной Церкви в особо трудное для неё время. Молимся об укреплении её верных чад в мужественном стоянии за истину и единство канонической Церкви в Украине.
Просим архипастырей, духовенство, монашествующих и мирян всей Русской Православной Церкви усилить молитвы о единоверных братьях и сестрах в Украине. Молитвенный покров Пресвятой Царицы Небесной, преподобных отцов Киево-Печерских, преподобного Иова Почаевского, новомучеников, исповедников и всех святых Церкви Русской да пребудет над всеми нами.»
В нашем роду, конечно, была и есть кровная месть. А у какой семьи ее не было? Один случай расскажу, четыре года назад был. А то, что для нас западло, я вам рассказывать не буду. Был случай – развелись муж и жена. Он по правилам развелся – со стариками приехал, решили как полагается. Поехал он домой. Его остановили менты в масках. Увели. Били-били-били, и, короче, слух пошел, что с него сняли штаны. Нет, слушай, нас абсолютно не волнует – сняли или не сняли. Главное – слух пошел. Род его вызвал, дали оружие, деньги, времени сколько надо. Он через месяц возвращается – не смог убить. Я в Бельгии живу, и мне теперь стыдно стало. Я не мог людям в глаза смотреть. Ха? Каким бельгийцам?! Я их за людей не считаю! Это не люди, а роботы. Я ингушам и чеченцам не мог в глаза смотреть. Теперь у него выбор был – либо убить, либо самому умереть. Теперь если у меня с кем-то разборки будут, они мне в любой момент могут сказать – «Иди, сначала надень те штаны, которые с вас сняли». У каждого рода есть боевое крыло. Мы собрались. Я из Бельгии прилетел. Мы сами провели расследование, нам самим, хочешь не хочешь, следователями приходится быть. Даже если кто-то слух в вотсап закинул, мы все равно найдем первого, кто это сделал. Короче, мы нашли, что это – ее двоюродный брат, начальник РОВД бил. Да, мы застрелили его.
А был случай другой, когда одного за убийство нашего посадили. Мы собрали деньги и его у суда выкупили. Ему суд дал бы тринадцать лет, а зачем нам ждать, пока он выйдет через тринадцать лет. Ха? Конечно, убили. Мы что, деньги за него заплатили, чтобы его оставлять? Это – Ингушетия. Здесь свои законы. Мы с Россией не потому, что мы такие патриоты. А потому, что один раз наши старейшины слово дали с Россией всегда быть. Мы слово держим. Я в Бельгии живут десять лет, я ненавижу европейцев. Они – роботы. Смотри, в кафе парочка зашла, сидят – засосы такие у них. В конце она – «Ой, я свой кошелек забыла!». Он – «Ты могла бы его в следующий раз не забывать!». А только что они там – засосы-масосы… Я этого не понимаю. А русские – не роботы. Но России с нами тоже чуть-чуть посправедливей надо быть. Землю нашу забирать – несправедливо сейчас. Земля – наше святое».
Это был записанный мной ингушский монолог – для понимания картины происходящего.
Не пропустите, друзья!
Воскресенье, ТК СПас, 21 октября, 18:30.
#парсуна #парсунаспас #спас https://www.youtube.com/watch?v=YzLdmDbSs8s&fbclid=IwAR1MGfqAu8nEu9zAiiSttQlrJreQgDnk5EDEMUD73xwNLlCbJ1qL3b4lS6o
И сколько их – таких печальных людей, чью жизнь мы каждый день наблюдаем через их веселые аккаунты в соцсетях? Голова в современном мире – вот оружие массового поражение. Мы же не знаем, о чем он там думает, тихо сидя за задней партой. А, может, печаль бомбой зреет в ее голове, и среди взрывоопасных элементов там же – депрессия, злость, обида?
Тот парень, который назвал себя печальным, забрался на фонарь во время митинга Навального прошлого года. И я теперь думаю, что этим фонарем он просто хотел себя развеселить, прогнать свою печаль. И, кажется, многое из того, что делают такие печальные люди, убивая себя и других, продиктовано не политической борьбой и яростным принятием каких-то идей, как это было в прошлых веках, а тем, что им грустно и скучно, и некому их любить. А когда их депрессия наконец взрывается, они почему-то считают, что прежде нужно сделать отложенную запись в соцсети – посмертную записку. И, наверняка, воображают эффект от нее, когда уже все случится, и все будут знать, на что он оказался способен. Не знаю, почему они не думают о том, что сами этого эффекта не смогут наблюдать. Их самих уже не будет. Мне почему-то кажется, что молодые люди, большую часть жизни прожившие в интернете, не допускают мысли, что их может не быть.
1. Почему Порошенко заявляет, что внесет проект закона о передаче церкви в Верховную Раду? Это разве Рада решает вопросы о церковном имуществе? С каких пор? 2. Константинопольский патриарх – он что, такой жадный до недвижимого имущества?
3. В случае положительного ответа на вопрос 2, почему бы Порошенко не выдать Варфоломею что-нибудь из своей недвижимости, раз он такой щедрый?
Сообщают, выйдя со встречи – «Нам предложили остановить у нас коррупцию. Это – пряник. Коррупция нас вообще не волнует. Она везде есть, и к нам сверху из России спускается. Нам предложили муфтият вернуть. Это – пряник, но он нам не нужен. Нам угрожали – это кнут. Нам предложили кнуты и пряники, сказав, что вопрос наш о земле слишком мелкий и до Совета Федерации он не дойдет».
Наказывать СМИ, выдавшее фейк, не надо. Но нужно публиковать результаты расследования – „Вот, пожалуйста, посмотрите: такое-то СМИ стало первоисточником фейка“. Жестоко? Не уверена. Гораздо жестче обошлись с Владиславом Рейхом из Керчи, выдав его за убийцу. Почему поспешили? Потому что ради трафика нельзя терять ни секунды, нужно успеть быть первым. Но в журналистике важно все же не только быть первыми, но и правдивыми.
https://foma.ru/chto-pisali-v-internete-v-1812-godu-pro-vtorzhenie-napoleona.html?fbclid=IwAR14aInjmWwZ4AIcgPp2L2zy3n_ppRuxkID0KpKGQzrlVNemCuCw3G5T2Hk
Предыстория: после появления видео, где Кадыров угрожал ингушам, старейшина Нальгиев прилюдно назвал его пастухом.
Прямая речь очевидцев визита: «Кадыров подъехал со своей охраной к ППС. Патриот (позывной) вышел из одной машины и сказал – «Мы как гости едем». «Как гостей мы вас пропустим» – ответили ему. До того, как Кадыров подъехал, никто не знал, что Сурхахи ждать гостей.
Баталхаджинцы (последователи религиозного деятеля Батал-Хаджи) встретили его. После Кадыров отправился в мечеть. Хитрый ход – если зашел в мечеть тебя никто не тронет. В доме старейшины уже собрался его род – с ППС сообщили о гостях. К вечеру у старика собрался целый митинг. Патриот отправился к этому старейшине, он ответил – «Пожалуйста, приглашайте гостя».
Кадыров пришел.
– Я приехал из-за того, что вы мой род назвали пастухами, – сказал Кадыров.
– Тысяча лет пройдет, и тогда то, что я сказал, будет в силе, – ответил старик.
Кадыров встал с места.
– Если вы так встречаете гостей, то я ухожу!
– Подожди, – зашумели люди.
– Ты слишком горячишься, – обратились другие старейшины к старейшине Нальгиеву. – Он все же у нас в доме.
Дальше Кадыров сказал, что против ингушей никогда ничего не делал. Никогда в жизни у них ничего бы не взял. Сказал, что Евкуров предложил подписать бумаги по земле, и он подписал, не разбираясь (тут можно Евкурову не позавидовать). А также о том, что все его предки и по матери и по отцу пострадали за ислам. Он говорил то, что мы – ингуши хотели услышать».
Это была ингушская, а не моя версия событий. Поэтому я не гарантирую ее дословность и достоверность.
Убийц жалеть нельзя, и потому интересна природа происхождения этого червяка. Откуда он взялся? Почему жалко? Жалеть надо других – ту учительницу, которая на видео идет по коридору ему навстречу, миг, и ее нет. Того парня, который идет ему навстречу, секунда, и его нет.
Может быть тогда он – этот червяк – выползает из одной фразы, которую часто повторяют родители своих смертельно провинившихся детей – „Он был таким хорошим, мы его так любили, не знаю, что с ним произошло“. Но Росляков, наверное, не был никогда хорошим, раз за телом его не обратились. Наверное, никогда не любили его. И от этого еще жальче – тех, кого он убил.
„— Вы хотели бы, чтобы Чечня объединилась с Ингушетией и был один лидер — Кадыров?
— Что? Сейчас, побежали мы за ним! Мечтать ему не вредно. Мечтать еще никто никому не запрещал. Его армия — слабые пацаны, они не готовы умереть. Просто у Кадырова блат у Путина. И он свою руку первым делом положил на нас, своих братьев. Не могу сказать, что я не уважаю Кадырова. Но мне кажется, ему слишком часто говорят, что он фараон“.
http://expert.ru/russian_reporter/2018/21/esli-byi-rossiya-byila-chut-spravedlivee/
Польские власти разбирают памятники советским солдатам, избавляются от символов тоталитаризма. Огородили памятник, разбили, оставили. А кто-то пришёл и на польском под ним написал – „Памятники не забудем. Боевое братство чтим“. А мы чтим тех, кто чтит отдавших жизнь за то, чтобы другие могли жить, строить, избавляться от символов, ломать, то есть быть по всякому свободным. Пусть памятники живут в сердце. Я этот запомню
„Мы не думаем, что он собирался совершить суицид. Он испугался, когда понял, что пути назад нет. Нет, он не знал этого, когда только шел убивать. У людей бывает так – человек берет в руки ружье и думает – «Все, я иду это делать», но в глубине души он допускает – «А, может, я остановлюсь». А потом не останавливается, начинает, делает, не может остановиться, но обратного пути уже нет. Были случаи, когда ребята доходили с оружием, с гранатами до школы, но разворачивались, вкусив того, что – «Да, я мог бы».
В 2016 году к нам обратилась одна бабушка. Ее внук вел себя странно, агрессивно, читал непонятные страницы в ВК. Она сказала, что от его рюкзака пахнет керосином или бензином, и мы поняли, что там находился коктейль Молотова. Мы и фото нашли, где он держит его в руках. Он пошел с ним к школе, побродил рядом полдня, понял, что – да, он может – стал другим и вернулся домой. Бабушка тоже говорила, что он после этого изменился, стал уверенным в себе, ведь он понял свою силу – «Бойтесь меня, я могу» – и эта сила еще долго кормила его“.
Во-первых, авоськи – наше всё. Вернее, скоро авоськи – маленькие, компактные, которые сворачиваются в трубочку размером с губную помаду – станут нашим всем. Мы будем ходить с ними в дамских сумочках и в портфелях. А пакеты вообще изымут из производства, когда человечество осознает то, что уже итак известно, но имеющие уши да не слышат – ну не разлагаются пакеты, их чересчур много, природа и живность от них страдают, да и мы страдаем от того, что землю разъедают мусорные полигоны.
Во-вторых, сколько-сколько там стоит пакет в „Азбуке Вкуса“? Десять рублей? Пятнадцать? А средний чек каков? Не верю, что человеку, отоваривающемуся в этом дорогом магазине, будет жалко десять рублей на пакет. Да он и пятьдесят рублей заплатит за него, не заметит.
Вот „Азбука Вкуса“ на сайте своем объясняет, почему она вся такая из себя гринписовская не изымает из обращения пакеты вообще. А потому что люди к ним привыкли. Ну, к бесплатным пакетам они тоже, скажем так, привыкли. Да и сам магазин тоже имеет полезные привычки – например, получать деньги за пафосно дорогие продукты. Он их и теперь получит – за платные пакеты. И еще за сумочки из волокна, которые стоят 359 рублей. Такую точно не загрузишь в дамскую, чтобы вечером после работы зайти в магазин со своей „тарой“. Она просто не сворачивается.
„Азбука Вкуса“ рассказывает, что пакеты разлагаются 400 лет, выделяют ядовитые вещества при сгорании, а один человек в среднем использует 181 пакет в год. А вот не верю в их искренность. Да потому что те, кто действительно заботится о планете нашей общей, придумали бы что-то более дешевое и удобное, чем сумочки из волокна по 359 рублей или одноразовые сумки за 40, которые сразу рвутся. И изъяли бы пакеты насовсем. А так все похоже на лицемерное прикрытие жажды наживы благими намерениями.
Любите авоськи. Они – в моде.
– А есть ли в вашей группе мальчики?
– Есть один, – отвечали они. – Но он играет за другую команду.
Вот это достойный эвфемизм
Захарченко я ругала, а что писать про Пушилина, я не знаю. Мне кажется, что в выборе главы ДНР, которым Пушилина назначили задолго до волеизъявления народа, он тоже – фигура, лишенная выбора.
Но люди продолжают мне писать. А пишут следующее: от Киева они отвернулись, когда майдан навязал им свой выбор, свое правительство, за которое Донбасс не голосовал и не проголосовал бы. И за это Донбасс возненавидел Киев. Не зная еще, что пройдет четыре года, и ровно также поступит с ними Москва – выбора лишит.
А ездили ли эти люди в час пик в метро? Я на прошлой неделе в нем оказалась в 8.20 утра. Жесть. Внесли и вынесли. В другой раз, когда придется так рано спускаться в метро, соберу волосы в хвост – чтобы они не лезли в глаза и рты прилипшим ко мне пассажирам. Однако я постараюсь так рано в метро больше не заходить. Даже за деньги. И теперь мне интересно, кто в Минтрансе думает, что люди добровольно идут в общественный транспорт в часы пик? Люди все же вынужденно едут на работу. Но, возможно, я чего-то не понимаю, и в стране много любителей просто потолкаться в трамвае и метро ранним утром.
Пока мне не предложили разумных аргументов, объясняющих, зачем с людей, которые едут на работу, итак претерпевая дикие неудобства от нарушения личной зоны комфорта, брать больше денег. А мне самой они на ум никак не приходят. Желание повысить комфорт проезда в часы пик мне понравилось бы больше.
Когда люди увидят в новостных сюжетах кадры — например, о черепахах, запутавшихся намертво в пакетах, или о коровах, умирающих оттого, что съели зацепившийся за куст пакет, — они сами захотят жить экологичней. Обзаведутся авоськами, которые шьют, например, незрячие, или, как раньше, начнут пользоваться хозяйственными сумками — кстати, в Европе они в моде. А пока пакеты просто превращаются из бесплатных в платные, для экологии в этом проку ноль.
Я не знаю, что движет владельцами сетей — действительно желание сделать планету чище или стремление заработать, прикрывшись «гринписовскими» идеями. Если пакеты становятся платными в магазинах дешевых продуктов, куда приходят пенсионеры и многодетные семьи (особенно в малых городах России), которые считают каждый рубль, то покупатели, конечно, начнут пользоваться своими сумками. Но не потому, что прониклись экологическими проблемами нашей общей Земли, а потому, что бедны. В этом будет практический толк, но не идеологический. А за спасением Земли должна стоять идеология“ https://daily.afisha.ru/relationship/10444-rossiyskie-supermarkety-otkazalis-ot-plastikovyh-paketov-chto-s-etim-ne-tak/?fbclid=IwAR2em37glfg28rbSlmxBzxA3KFIKSNMdjaJ9078Y_MsQesBXqcFh1y6LA88
Но несмотря на все мое огромное желание выступить экспертом в этом вопросе, на память приходит только один неподходящий случай.
Сидим мы в редакции на планёрке. В качестве темы номера я предлагаю их – сексуальные домогательства. И сталкиваюсь с немягким редакционным отпором.
– Между прочим, – говорю я, – я могла бы подать на каждого из вас в суд! – говорю, обводя мужскую половину редакции указательным пальцем.
(Ну, справедливости ради надо заметить, что не на всю, а только на кое-кого.
– Подашь через двадцать лет, – невозмутимо отвечает главный редактор.
Вот и весь мой нехитрый комментарий.
Он рассказал мне о перерождении, которое произошло с ним на митинге. Раньше старики вместе с властью всячески гнали от себя молодежь, которая верила не так, как они, не по традиции. После развала Союза границы открылись, и молодежь смогла ездить за религиозным образованием в восточные страны, там они узнали, например, что зикра в исламе нет, а старики верят не совсем по правилам. Свою новые знания они принесли домой и лишили стариков части паствы. «Вы не хотите верить по старому, по традиции? – спрашивали их старейшины. – Значит, вы – террористы!». И долго-долго в республике, как на всем северном Кавказе, шла эта тихая война со спецоперациями и КТО. Но вдруг на митинге к ночи пошел дождь. Всего лишь холодный дождь, и молодые, приученные уважать старших, всю ночь, как солдаты держали над Барахоевым и другими старейшинами тент. И те, кто верил по традиции, и эти – неугодные. Утром старейшина Барахоев первым делом взял микрофон, попросил прощения у Всевышнего за свою ненависть и назвал всех молодых людей без исключения – своими детьми. Он раскаялся. И не постеснялся в этом признаться.
Не знаю, что еще он говорил в микрофон все эти дни. Наверное, он обидел Кадырова, которому, как считает Барахоев, достались ингушские родовые земли. Он говорил в микрофон на ингушском, я его не понимала. Но когда он говорил со мной по-русски, я все же склонилась к тому, что он – положительный. И, конечно, я буду переживать, если с ним случатся неприятности. Впрочем, я надеюсь, что они с ним не случатся. Ведь в нашей стране действует пока еще живая Конституция, и государство наше – светское. Шариатский суд – вне закона. И я надеюсь, что главе республики Чечня это известно так же хорошо, как мне
1. @krasniydom – ну это вообще папа моего канала, он первым заметил его, когда тот был маленьким, и вырастил до приличных размеров.
2. @karaulny – не знаю, сколько человек ведут этот канал, но если один, то он не спит, не ест и не ходит в туалет, а стоит на страже новостей, чтобы не пропустить ни одной. А все для нас старается. Ему – медаль за мужество и самоотверженность.
3. @niemandswasser – с этим человеком я почти всегда не согласна. Но когда я его читаю, то не могу удержаться от здорового смеха. Реально смешно. Продлевает жизнь.
4. @go338 – тут попадается много полезной информации, которую мне, как журналисту, можно и не брать сразу на веру, но осмыслить точно полезно.
5. @ekvinokurova – узнаю об эмоциональном взгляде на политическую жизнь России. Практически не пропускаю ни одну запись.
6. @vladimirlegoyda – все почему-то думают, что я работаю на церковь и поэтому так рьяно пощу своего друга Владимира Романовича. Пока не работаю. Пока просто хожу туда в качестве прихожанки. А пощу потому, что с ним почти всегда согласна. Иначе бы мы не дружили.
7. @gorky_media – отсюда я узнаю о литературных новинках. Канал помог мне не пропустить несколько действительно интересных книг. А потом я долблю главреда Gorky Костю Мильчина просьбами срочно выслать мне ту или эту книжку. Их-то снабжают издательства, а мне все покупать.
8. @bjour – это маленький канал о Франции. Но автор не пропускает ни одной культурной новости оттуда, пишет о Франции с такой страстью, что хотя бы из эстетических соображений на него стоит подписаться.
Она – это новый тип женщины. Вы скоро сами поймёте, что он – этот тип –
сформировался, и скоро о нем всерьёз заговорят. Я сама когда-нибудь напишу подробней о характеристиках этой новой женщины, но пока для примера скажу – к этому же типу я отношу архитектора Нери Оксман. Если коротко, то это женщины, которые всегда актуальны, которые обновляются, сохраняя ядро, но обновляются не мантрами, не примитивным позитивом, а информационным потоком, который они чувствуют и с которым умеют договариваться и взаимодействовать. Они много читают, учатся и генерируют внутри себя столько энергии, что могут передать Ее залу, и каждый в этом зале зарядится на полдня точно. Никогда не видела Тони Роббинса, но думаю, Тина его энергией бьет. И хотя я сама могу надавить на человека так, что мало не будет, Тина даже меня выручала в самые сложные моменты моей жизни – мы просто садились напротив, пили кофе, и в эти моменты моей слабости она отдавала мне что-то своё, от чего я становилась сильней. Из Ее коротких записей тут в Телеграме тоже бьет энергия. Подключайтесь к ней и питайтесь)
И вот такое при том, что корейская косметика считается одной из лучшей в уходе, в ней – прогресс и всякие нанотехнологии. Но, судя по всему, это совершенствование и стало причиной повального отказа – косметика многофазовая: одним протри, другим поскреби, третье впитай, четвертое вотри, снова поскреби, вспень, взбултыхни, скатай, подожди, десятое нанеси. Девушки говорят, им приходятся ради этих многих фаз вставать на два часа раньше, чтобы успеть собраться на работу, и они не высыпаются. А не лучше ли это время потратить на сон и чтение книг? В общем, такой уход, приводящий лицо к соответствию с нереалистичным стандартом, они считают зверским. При всем при этом «корейский стандарт красоты», кажется, достигается только при помощи пластической хирургии. О чем говорит статистика – каждая третья кореянка проходила ее. Чтобы быть красивой по-корейски, нужны большие глаза, губы бантиком, вздернутый носик и белое лицо. Не представляю, откуда кореянке взять два из этих пунктов.
Но зачем я-то об этом здесь пишу, я ж не бьюти-блогер? Предупредить хочу – кажется, зреет новое зверино-серьезное женское движение, и его подгребет под себя феминизм, а женщины, именно через отказ от косметики, начнут вот так уравнивать права с мужчинами. Скажите мне, что феминистки итак от нее отказываются и не бреют ноги. Да-да, только теперь от нее отказываются нефеминистки.
А всего этого могло бы и не быть, если бы производители косметики не морочили девушкам головы многофазовым уходом, дали б им поспать и почитать на досуге.
PS. Жестью будет, если, потеряв женщин, производители обретут покупателей этой многофазности в лице мужчин ☹
„Марина отважно спускается в кромешный ад и бродит его кругами.
И она же находит дивный рай в обыденной жизни“.
Сергей Шаргунов
„Марина Ахмедова — один из самых интересных прозаиков,
пишущих сегодня о Северном Кавказе.
В ее текстах документальная основа сочетается с увлекательным письмом и глубоким психологизмом — тем самым, что стал визитной карточкой Ахмедовой-репортера“.
Ольга Брейнингер
Первая книга уйдёт @evinokurova – ей нравится моя „Хадижа“ на ту же тему – ислама, террора и любви
https://book24.ru/product/kamen-devushka-voda-3435290/
На деда заведено уголовное дело. Я не смогла найти его контактов, но если он сам выйдет на меня, я буду его защищать. Хотя он и не был прав, когда вынул пистолет. Но я считаю, что он был доведен и спровоцирован властью, которой все никак невдомек – ну не будут люди спокойно ходить мимо мучительно умирающих живых существ.
Вечерний позитивный контент из Твиттера
1. Скажите, пожалуйста, а вы, правда, верите в то, что если уже расколотую чашу ударить об пол и расколоть еще раз, она станет целей?
2. Вы действительно считаете, что договариваясь со светской властью (в частности с президентом Порошенко) и исключая из своих решений мнение самой Украинской церкви, вы таким образом удовлетворяете просьбу Украинской церкви?
3. Не смущает ли вас тот факт, что предстоятель Украинской церкви вас об автокефалии не просил и, более того, прямым текстом просил вас отцепиться от этой церкви и оставить ее в покое.
4. Как в создаваемый вами образ голубя мира вписывается тот факт, что вы снимаете анафему с человека, заслужившего эту анафему нарушением канона?
5. Значит ли это, что теперь каноны можно нарушать, и они – дышло: куда повернул, туда вышло?
6. Не забыли ли вы о церквях Донбасса, которые никогда не пойдут под автокефальную церковь, и как вы себя будете чувствовать на смертном одре, понимая, что разделенных войной людей вы еще раз разрезали по живому – по церковному?
7. Отдаете ли вы себе отчет в том, что когда подавляющая часть украинских священников и сам митрополит окажут духовное сопротивление, желая остаться в Русской церкви, с которой их связывают глубокие духовные кровные узы (а с вами – нет), то неминуемо начнется местами кровавое побоище за храмы и за веру? Не кажется ли вам, что вот тут ваш миротворчески-голубинный образ дает трещины и рассыпается в перья?
8. Ну и зачем вам – пожилому смертному человеку – все это надо?
https://t.me/ChicotTheJester/1279
– Вы в курсе, что ваша рука между моих ног? – спрашиваю его.
– Да, – твердо отвечает он. – Я ее туда положил.
– С какой целью вы это сделали? – уточняю я.
– А потому что вы – Марина, – отвечает он, – высокого качества женщина.
– Ага, – соглашаюсь я. – Только вам от этого ничего не светит даже в следующей жизни. Поэтому ручонку быстренько уберите.
Ручонка убралась. Но инцидент на этом не был исчерпан. На следующий день я начала выносить мозг главному редактору.
– Вот, значит, как? Меня на ваших глазах лапают – меня, вашего сотрудника! А вы сидите и молчите!
– Я не заметил, – лениво отвечает главный редактор.
– Все вы заметили! Но промолчали!
– Но ты и сама себя в обиду не дала, – говорит он.
– Я-то не дала! Но речь не обо мне. А о вас! Вы промолчали!
Короче, я так накрутила нашего главного редактора, что он пошел к тому человеку и все ему сказал. Но теперь я думаю, а что мне надо будет делать, если я увижу, как сам наш главный редактор грязно кладет руку кому-нибудь на зад. Как мне – уважающей себя феминистке – надо будет поступить?! Если женщине не понравится рука нашего главного редактора на своем заду… Я говорю «если» потому что я знаю многих женщин (как бы прискорбно это ни звучало), которым очень даже нравится, когда им кладут руку на зад, и не нравится, наоборот, когда ее не кладут. Ну вот хотя бы посмотрите, как в Инстаграме возвеличивают человеческий зад, как фотографиями оного оформляют то одно великое философское изречение, то другое. Иногда такое чувство – подойдешь к какому-нибудь заду, и он начнет сыпать на тебя цитатами Ошо и Тони Роббинса. И вот я размышляю дальше – а имею ли я право вмешаться, когда увижу, что главный редактор кладет руку кому-нибудь на зад, и этот зад не сопротивляется? Вот что делать мне – простой российской феминистке?
Но если он, например, кладет руку и женщина начинает тихо глотать слезы, понимая: если она эту руку сейчас смахнет, то все – никаких больше публикаций в нашем журнале ей не видать, как своих ушей. Нет, я, конечно, тогда подойду и скажу. А я знаю что сказать. Но че-то пока у нас в редакции таких ситуаций не возникало, когда б все сошлось – и рука, и недовольная попа. У нас, конечно, разное бывало, но над тем, что бывало, можно было потом на планерке дружно похохотать. Прежде всего потому, что у нас в редакции – очень дружественная, демократичная атмосфера, где каждый уважает другого. Не могу себе представить, чтобы какой-то наш сотрудник сказал – «Я вот так сейчас сделаю, и мне за это ничего не будет!». От кого не будет? Чего не будет? А ты не офигел ли, чел? Там, где реальное человеческое равенство, такие слова в принципе прозвучать не могут. У нас бывают истерики, и чаще всего их устраиваю я. Когда мне кажется, что какой-то информационный посыл – негуманен, античеловечен. И вот именно поэтому мы так не упражнялись на историях с сексуальными домогательствами. Первое – всегда есть презумпция невиновности. Второе – информационная политика не должна расходиться с убеждениями сотрудников редакции. Я в это верю.
https://t.me/kononenkome/17252
Читаю первый абзац этого английского творения – „Kolpakov became intoxicated“. Не банально got drunk, а по-серьёзному интоксикейтид прямо как Скрипаль. Отсыл очевиден. Отправили его, не иначе.
Следующий перл – „Колпаков не помнит инцидент, но смиренно согласился со всеми обвинениями“. Слышишь, инвестор – не помнит, а согласился. Вот же бедный агнец, в жертву себя принёс.
„Женщина – единственная, кто свидетель этого инцидента“. Тут статья намекает на то, что всего этого могло на самом деле и не быть. Плохая манипуляция – не тонкая
А однажды отец Петр вышел из храма из своего, стоящего на погосте Галицких и Мамонтовых. Из того, откуда в тридцатом священник Александр уехал прямо на Бутовский полигон. Отец Петр хранит ту бумажку из архива – „Расстрелять!“. Из того храма, откуда отец Александр, вернувшись из лагерей, прежде, чем отправиться в последний путь на полигон, махом состарившийся, выходил и играл на баяне для деревенских – чтоб хоть какая-то радость им была в те времена. Отец Петр читает протоколы его допроса, взятые из архива – и нигде, нигде тот священник не говорит – „Отрекаюсь“. Вот из такого храма отец Петр вышел в тот день на речку посмотреть. А там девушки топят чёрного щенка в холодной воде. Щенок борется, всплывает, визжит, но нога человека снова отправляет его под воду. Отец Петр побежал, побежал вниз. В воду. Девушки – от него прочь. Схватил щенка, обнял и унёс.
Когда-нибудь – может быть – эти девушки придут к нему на исповедь в храм и расскажут о том, что делали однажды на речке. И отец Петр будет сгорать от ужаса внутри – он всегда горит, когда слабых бьют или когда в грехах о насилии на исповеди признаются. В детстве начал так гореть, когда большие взрослые люди при нем мучили животных. Бог животных себе для радости создал – знает отец Петр. И пока Бог ещё держит чашу терпения, глядя на то, что человек делает с ними. Держит, не выпускает, потому что терпелив.
Наверное, и отец Петр отпустит грех тем девушкам, если они придут, начнут исповедь, надеясь на прощение и не зная, что слушает их – тот самый человек, который несся по пригорку вниз. Без рясы он был, в штатском. И про то, что гореть он, слушая, будет – не узнают. Священник – образ и подобие – спокоен и терпелив.
Может, те девушки, и правда, когда-нибудь придут, ведь, увидев отца Петра, они убегали от него из-за стыда, а не от страха. Он думает так
А пока простите меня за то, что я не сумел изжить из себя то, что сам порицал и обличал в других. Я заслуживаю самого большего порицания. Но простите меня. И давайте вместе идти к миру без домогательств. У нас много работы!“. Так могло бы выглядеть идеальное объяснение главного редактора Медузы.
Я часто говорила, что Донбасс – наш, объясняя: плевать на прибавление территорий, люди – наши. Но теперь я знаю, что и земля – наша. Это родная наша земля, и она страдает от оторванности от России. Ее степи, шахты, сады возле простеньких деревенских домов – от них так и пахнет русским.
За годы войны на Донбассе, которая длится уже пятый год, все, что оставалось у людей – это их дух, их русскость и их воля, за свободное изъявление которой они заплатили кровью, мясом и смертями. Я вместе с ними погружалась в такие глубины крови и мяса, что казалось: на дне нас ждет только мрак, смерть, ад. Но нет, со дна все равно светил он – дух.
Сегодня все предрешено – дух должен быть изгнан. Администрация президента Российской Федерации после убийства Захарченко не справилась с растерянностью и поступила так, как привыкла поступать везде – забрала выбор у людей и решила за них, кто будет главами территорий. Это, может быть, и правда неважно сейчас, кто конкретно будет главой Республик, было бы неважно, если бы за этого любого главу проголосовал сам народ. Гораздо важней то, что Администрация сломала волю людей и сказала духу – „Пошел вон! Ты откуда вылез – из крепостных? Из этих поганых шахт? Пошел отсюда. Тут правим избранные – Мы“. Конечно, Администрации хотелось, чтобы во главе стояли абсолютно управляемые люди, не имеющие авторитета у народа, готовые пойти на все, что прикажут. Таких и выбрали. Но если сравнить вред от почему-то неудобного для Администрации главы и сломанной волей людей, если положить вред от того и этого на чашу весов, то можно только, закрыв лицо, бежать в страхе. Нельзя так ломать людей. Опасно так ломать людей. Дух восстанет, и тогда мы все прольем кровь.
Все, что было сделано в ДНР и ЛНР за последние пару лет – тяжкие ошибки. Несовременные ошибки, совершенные людьми, не чующими, как времена меняются под их ногами. Те ошибки, которые были сделаны там – это глубоко российские ошибки. Потому что Донбасс – это русские. Потом что русские люди, живущие в России, не простят власти Донбасса
Позвонила Валерию Фадееву. Мы работали в одном медиахолдинге до того, как он стал секретарем Общественной Палаты. Тогда – когда он был главредом «Эксперта» – я могла зайти к нему в кабинет почти в любое время. Сейчас так же в почти любое время я могу ему позвонить.
– Марина, – сказал Фадеев, – вы же знаете, что Летов выиграть не мог! Активистами действительно было устроено интенрнет-голосование, но по правилам конкурса опрос проводил ВЦИОМ. Телефонный опрос. Мы могли учитывать только данные ВЦИОМ. Летов – современный умерший музыкант, я знаю, что у него много поклонников, и было бы прикольно, если бы он победил. Но в опросе участвовало много пожилых людей, которые не любят рок-музыку. Ну не набрал Летов нужных голосов. А мы могли опираться только на ВЦИОМ. Общественная Палата ничего не решала, решали правила конкурса. И я устал это объяснять.
Вот так поговоришь с человеком лично, и картинка меняется. Такие дела, друзья
Например, сижу я в кафе, пью свой капучно. За другим столиком сидит незнакомый чел, тоже что-нибудь пьет. А Facebook в это время не дремлет – автоматически находит нас рядом, идентифицирует и присылает рекомендацию на дружбу.
А я, может, не хочу, чтобы этот человек знал, кто я. Я не хочу пить кофе и знать, что вот этот незнакомый человек напротив только что получил от Facebook рекомендацию и теперь тихо просматривает мой профиль. Узнает, чем я живу, о чем пишу. Сличает – ой, а она не такая красивая как на фото. Конечно, не такая! Я вышла просто попить кофе. Не расчесалась. Не накрасила ресницы.
Но еще больше мне не нравится следующий вариант – я сижу в кафе и о чем-то говорю с собеседником. Если я говорю что-то тайное, то меня спасает только то, что невольный слушатель за другим столиком не знает, кто я. А теперь что? Это все равно, что таблички вешать на спины и на грудь – «пользователь такой-то, номер такой-то».
Та же система будет следить за частотой и продолжительностью встреч двух пользователей, чтобы определить – случайность их встречи или закономерность. Оставляйте телефоны дома, когда идете на тайную случайную встречу и не хотите, чтобы она стала явной – для Марка Цукерберга, ну и для всех сопутствующих обстоятельств.
После отмены кровной мести в Чечне (поверьте, эта традиция еще даст о себе знать) утратил авторитет и институт старейшин. Ведь старейшины выносили решение – кому мстить, в каком объеме и форме. Были и другие приемы для уничтожения авторитета старейшин. Например, отсутствие „виновной руки“ – это когда группа в камуфляже и масках похищает и убивает твоего родича, а ты не знаешь, кому мстить. Руки нет. Их было пять, шесть, семь, их лица были закрыты.
Так вот. Когда я прочла о старейшинах в суде по делу Титиева, то первой мне в голову пришла такая мысль – после митинга в Ингушетии что-то изменилось. В Ингушетии старейшины не прогнулись под Кадырова, а ему самому указали его место. Они укрепили свой авторитет. И, может быть, чеченские старейшины вспомнили, что до прихода Кадырова так же было и у них?
83 епископа смиренно со всех городов Украины, со всех ее окраин добрались в славный город Киев. Прибыли, естественно, в Лавру. 83 человека, которые возглавляют священные епархии великой и святой Украинской Православной Церкви, потому что их позвал чиновник, призванный защищать в стране интересы всех, несмотря на их пол, возраст, партийную или религиозную принадлежность – всех!
А чиновник ножкой топнул: не буду с ними видеться где они хотят, а пойду туда, куда я скажу им… А не захотят, так они, значить, российские сепаратисты! Враги Украины! Один я не враг Украины, а вокруг все враги!
Подождали, подождали епископы, поспрашивали друг друг друга – зачем звали-то. Да и разъехались восвояси.
А чиновник тот теперь будет везде жаловаться, что не захотели с ним встречаться архиереи, не уважают истинных патриотов, и вообще гнать их за это надо…
Вот таких гарантов Конституции произвело нам время и обстоятельства. Что ж, Бог терпит. И мы подождем“.
„В разгар заседания Собора архиереев Украинской Православной Церкви Порошенко позвонил Блаженнейшему и очень эмоционально заявил, что он ждет епископат в Украинском доме, спросив, почему архиереи не едут к нему на встречу. Онуфрий ему говорит, что закономерно, раз будут обсуждаться церковные вопросы, то и встречаться на церковной территории. Порошенко не согласился“, – говорит собеседник.
Другой архиерей, тоже присутствующий на Соборе сообщил „Стране“, что телефонный разговор митрополита Онуфрия с президентом получился очень жестким. Если глава УПЦ был спокоен, то президент явно злился. Он настолько громко кричал в трубку, что его слова долетали до многих находившихся в зале архиереев.
Другой архиерей, тоже присутствующий на Соборе сообщил „Стране“, что телефонный разговор митрополита Онуфрия с президентом получился очень жестким. Если глава УПЦ был спокоен, то президент явно злился. Он настолько громко кричал в трубку, что его слова долетали до многих находившихся в зале архиереев. В частности было слышно, что президент в ультимативном тоне требовал от владыки Онуфрия пойти на попятную в процессе автокефалии. В ответ на комментарий главы УПЦ по этому поводу в трубке раздался раздраженный голос: „Какие каноны – Какие каноны!“.
В это время дверь открылась. Я заглянула в кабинет, увидела строгую женщину с серьёзным причесоном и решила не рисковать, а воспользоваться третьим вариантом, самым безопасным – врач.
Сейчас они шалят не с кнопками и клеем, а с телефонами, на которые снимают учителей в неловкие моменты. Учителям надо понимать, что они с любой минутой своего урока могут оказаться в ютюбе. Старшим учителям это сложнее понять. Учительские головы летят – за пару недель несколько скандалов, и их участники-учителя, конечно, заслуживали увольнения. Но не Евдокия Ковалёва. Школьник пошалил, она отнеслась серьёзно, высказалась. Старый
учитель старой закалки. Считает, что учить должна не только предмету, но и жизни.
А преступники – те СМИ, которые детские шалости раздувают до идеологического высказывания и политической борьбы. Таким образом они множат эти шалости. Нас похвалили, на нас обратили внимание, сделаем ещё – придём на митинг, который не знаем, за что, напишем слова, которые не можем обосновать. А детям в этом возрасте ничего, кроме внимания, и не надо.
В состоянии умиротворённости пребывают только афонские коты
В Великую Отечественную были собаки санитары, вывозящие на санях раненых солдат. Были собаки, которые ложились под вражеские танки с гранатами. И эти собаки уж точно сделали поболе тех верующих, которые что-то, мягко говоря, критичное пишут об этой церемонии. Но самое противное – это маслянисто-высокомерный тон, в котором они пишут свои осуждающие комментарии. Да, вот вы не смогли бы впрячься в сани и из окопов по снегу и под огнем тянуть раненых, а они смогли. И та собака, за которую молились в Америке, жизнь за человеческих детей отдала.
И пусть, Варфоломей – старый маразматик, но это не значит, что все, происходящее в храмах Константинопольского патриархата, надо обругивать. От этого Русская Православная Церковь, находящаяся в сложном положении, не выигрывает, а теряет – демонстрируя свою косность и неотзывчивость. Пойду ли к священнику, которому не понравилась молитва над погибшей за человека собакой? А зачем он мне нужен такой? Я общаюсь с людьми, которые меня обогащают, а не обедняют. Но вы уж простите, что Бог создавая животных, делая их преданными человеку, вашего мнения не спросил. Вы в современном мире живете, друзья мои. И надо понимать, что некоторые люди и когтя некоторых животных не стоят.
https://www.facebook.com/events/292678588122609/?ti=ia
Подаренные мне книжки были отлиты в наилучшей бумаге. Это такие кирпичики, тисненые золотом. Открываешь, любуешься гладкими белыми страницами, отчетливым шрифтом. Даже пальцем по бумаге для удовольствия проводишь. А читать – нельзя и не надо. Впрочем, и невозможно.
Вчера вечером я поняла, что у меня скопилась стопка таких книг, небольшая, но все же именно вчера вечером она почему-то начала меня раздражать. Я оделась, сказав себе, что иду за капучино. Затем я решила, что неплохо было бы сходить на помойку.
– Но ты же утром уже выносила мусор, – напминила я себе.
– А кошачий лоток?! – напомнила я себе.
– Не такой уж он и грязный! – напомнила я себе.
Все-таки вывалив кошачий лоток в мусорный пакет, я пихнула туда позолоченные книги и тайком пошла на помойку. Пока я шла по двору, мне все время казалось, что иду я совершать преступление. В голове моей звучал голос моей первой учительницы, которая строго-настрого запрещала писать на полях книг не только ручкой, но и карандашом. Эта учительница приучила нас в детстве не наступать на хлеб, если увидим его на земле, а взять и отнести в сторонку. И тому, что книги – святое. Моя фантазия пошла дальше и я представила физии этих очень богатых людей, когда б они увидели, как я крадусь с их книгами на помойку. Потом я зачем-то вспомнила еще одну историю про книгу, которую мне рассказали другие люди – пришли они как-то в гости к одному богатому человеку, а у него огромный дом, и в нем – камин, а на каминной полке книга лежит раскрытая – изваянная из камня.
В это время, знала я, никого на помойке не бывает, кроме крыс. Поэтому книги я собиралась положить в контейнер осторожно, чтобы не переломить хребет ни одной – все же живые существа. Но дойдя до помойки, я увидела двух мужчин неместной наружности! Один держал за лямки раскрытую дерматиновую женскую сумку, как будто ждал, что ему сейчас с неба что-то в нее упадет. Вот тут-то и подошла я.
– У вас что там? Книги? – вежливо покосился он в мой пакет.
Книги?! Я тащила на помойку книги и собиралась выкинуть их потихоньку, инкогнито, чтобы ни один дом, ни одно дерево и ни один живой человек об этом не знал. Ну разве что только крысы. И тут нате вам – мой грех был озвучен.
– Да, – также вежливо отвечала я. – Но мне кажется, вы не будете их читать.
– Какой читать? – спросил мужчина. – Макулатуру собираем!
Я передала ему пакет и понеслась, делая для себя вид, что спешу за капучино. Но на самом деле, я спешила уйти раньше, чем он доберется до кошачьего лотка. А потом я обернулась, увидела, как бедняк любуется золотым тиснением, усиленным светом фонаря, и подумала что книга и ее нишевый потребитель все-таки нашли друг друга.
Лучше б смертников не было вообще, но мы-то знаем, что в современном мире хватает тех, кто хочет умереть. Однажды в Дагестане я видела смертников. Они кричали – „Мы хотим умереть так же, как вы хотите жить!“.
Не думаю. А думаю, что это соприкосновение школьной реальности и цифровых технологий. Так в региональных шкодах было всегда. Но вот в одном городе кто-то выложил видео с плохим учителем, во втором подумали – у нас тоже есть такой учитель, чем мы хуже. И так пошло.
В соцесетях обсуждают учительницу из Комсомольска-на-Амуре Татьяну Лескову. Она хорошенько надавала ученику в школьном коридоре. В моей ленте уже который пост, где люди спрашивают – „Кто те уроды, что написали петицию в ее защиту и оставили там две с половиной тысячи подписей?“. А что, трудно поискать кто? Интернет сразу выдаст. Это ее бывшие ученики. Возможно, они оправдывают насилие тем, что их она никогда не била, а в этом случае была доведена очень трудным ребенком. А, возможно, их били в школе, в семье, они и в своей семье собираются бить, и физическое насилие, ненаносящее физических травм, а оставляющее только душевные – считают нормой жизни. А оно – не норма. Взрослый не может бить ребенка, как бы тот его ни довел. И тут надо задаться вопросом – а есть ли у наших учителей инструменты успокоить этого ребенка как-то иначе? То, что ребенок неприкосновенен, не значит, что ему дозволено все. Учителю следует вызвать полицию? Приедет? Собрать комиссию и перевести ученика в школу для трудных детей? А не станет ли мальчик от этого еще агрессивней и не будет ли он там бить особых детей? Не сломает ли это его жизнь. Вопрос ведь в том, как помочь мальчику, а не сделать ему и окружающим ещё хуже. Есть ли у наших учителей такие инструменты?
https://www.youtube.com/watch?v=5cktf0iOt-s
Эксперты уже говорят, и они, конечно, ещё скажут, что именно те встречи и разговоры заронили в души девочек, закрывшихся молниеносно хиджабами, дурное радикальное зерно. Но на самом деле зерна попали туда раньше – вместе с ядовитыми парами тяжелого производства, пьющими и бьющими отцами, отсутствием красоты, перспектив и социальной надежды. А в Иордании и Саудовской Аравии, ну пусть хоть в ближнем Дагестане, куда смертница переехала вскоре, мужчины не спиваются и не убиваются. Там, конечно, полно своих подводных камней, но для первого взгляда они затмеваются золотой пылью в глаза, которая оказывается, в конечном итоге просто пылью. Но зачем девушке в 17 лет думать об этом? В 17 лет принято верить в сказки.
А молодой имам? Я почти уверена, что это он организовал ей отъезд в Дагестан. Он-то знал, что Ее жизнь – временна. Что ей придётся уйти во имя светлой идеи. Кстати, уйти во имя этой идеи самому у него кишка слишком тонка. Для этого всегда есть девушки. Особенно те, которые чужого рода племени, временно названные сёстрами. Вопрос только в том, что эти „сестры“ верят в то, что все по-настоящему, и они нашли на востоке большую любящую семью, которой в Челябинске у них не было. Но эта семья сыплет пороховой пылью в глаза. Им – конечно, девушкам.
Вместе со мной в сессии участвовали преподаватель из Оксфорда, писательница и телеведущая Мэри Энн Зигхарт, которая была модератором дискуссии, Президент Publicis Groupe France Агата Буске, Директор «гендерной инициативы» Нью‐Йорк Таймс Франческа Доннер и руководитель редакционных партнерств и специальных проектов BBC World Service Group Эмили Касриэль.
Модератор сессии сразу подняла градус дискуссии, сказав, что искренне не понимает, почему в мировых медиа миру о новостях рассказывает взрослый белый мужчина, при этом его ровесница-женщина от аналогичной деятельности отстранена. Представитель BBC ответила, что они адаптируются под запросы аудитории той страны, в которой они вещают, а Агата Буске сообщила о том, что они принципиально стараются нанимать молодых женщин-фотографов.
К началу моего выступления участницы удрученно сошлись на том, что женщинам в журналистике тяжко. Поэтому я решила остановить эту лошадь на скаку и заставила всех вздрогнуть уже на рассказе о МатчТВ. Я коротко описала царивший на старте скепсис на тему того, что женщина неспособна создавать новое спортивное телевидение, но результат нашей работы заставил и скептиков признать, что канал получился. Ну а потом я перешла к своему видению текущей ситуации.
В современном мире мы по-прежнему больны «Синдромом Золушки», при котором хорошей, но забитой девушке нужен принц, для того чтобы стать королевой. Этот нарратив безраздельного превосходства использовал и Трамп, в своей борьбе против Хиллари Клинтон, отождествляя ее с Медузой Горгоной. Я не фанат Хиллари, но помню, что репутация Медузы, созданная мужчинами, заставила всех забыть, что она была прекрасной девушкой, которую изнасиловал Посейдон. При этом, один из лидеров прогрессивного мира, в качестве аргумента политической дискуссии, просто выставляет своего конкурента-женщину страшилой. Выходит, пожилая женщина страшна, а он сам – красавец.
Я решила вовлечь в дискуссию примерно 500 человек, сидящих в зале, чтобы показать инструменты, которые и могут изменить существующие нарративы. На мой вопрос – «кто пользуется социальными сетями?», руки предсказуемо подняли все. Тогда я спросила, а понимаете ли вы, что каждый должен для себя ответить на вопрос «кто должен сделать меня королевой?» и менять ситуацию самостоятельно, используя собственные каналы коммуникации.
Я говорила коллегам, что ситуацию меняет личный пример тяжелой работы, где женщина делает карьеру, не слагая с себя обязанности по рождению и воспитанию детей и сохранению, при этом, своей женственности.
Меня провожали аплодисментами и, кажется, никто в зале не ожидал, что женщина из России может быть независимой, самостоятельной и заниматься, продюсированием спортивного канала.
Я, в принципе, считаю, что русские женщины куда более независимы, чем женщины на Западе, поскольку они все еще собираются на форумах с вопросом «что делать?», в то время как мы говорим об этом заметно меньше, но знаем единственно верное решение: брать ответственность за собственную судьбу и карьеру на себя.
Я не тот верующий, чувства которого можно оскорбить. И не монархист. И даже не сладкоежка. Но имею что сказать – хорошо, что это сделали, по крайней мере, не свердловские кондитеры. А то история в чем-то бы повторилась
https://www.facebook.com/100000425910962/posts/2206944662663043/
Ну а если вам после прочтения захочется помочь отцу Пётру, пишите мне на почту, я все пришлю
http://expert.ru/russian_reporter/2018/23/iskushenie-scherbetom/
https://t.me/pokolenieY/1418
А еще подошли две девушки и одна из них говорит – „Ваша книга „Дневник Смертницы“ спасла мне жизнь“. „О, – подумала я, – неужели наставила ее на путь истинный?“. „Шла я как-то поздно вечером домой, – продолжила она, – и держала в руках вашу книгу. Тут ко мне пристали какие-то маловоспитанные типы. Я выставила вперед книгу, чтобы отбиться. А они говорят – „Да она еще и читает! Ну покажи хоть, что ты там читаешь“. Она показала – „Дневник смертницы“. Они говорят – „Ой, иди лучше отсюда!“.
Спасибо большое всем, кто пришел. Я была очень рада вас всех видеть и познакомиться лично.
О! Еще получила подарки – двух кошек из полудрагоценных камней, мыло из Прованса и 100-процентное аргановое масло. Подарочки я люблю. Все уже в деле
Дмитрий Алешковский („Такие Дела“) опубликовал скриншот приказа о смартфонах. „Аэрофлот“ сразу лишил его платиновой карты и накопленных миль. Алешковский прокомментировал приказ так – „Савельев совсем поехал головой“. А теперь я расскажу, почему за время нашей общественной капмнии за бортпроводниц меня не лишили платиновой карты. 1. Потому что у меня ее не было и нет. И я бы не взяла такую в обмен на то, чтобы перестать защищать бортпроводниц. Но ничего дурного не вижу в том, что она есть у кого-то часто летающего. 2. Я никогда не говорила, что Савельев поехал головой. Это – переход на личность. Если ты хочешь победить в борьбе, не переходи на личности, будь методичен и последователен, говоря только исключительно о деле. Запретили смартфоны? Что ж, не думаю, что „Аэрофлот“ – организация посерьезней министерств. Почему же в министерствах телефона не запрещают? И не думаю, что через „Аэрофлот“ проходят какие-то супер-секретные документы. В этом запрете читается лишь явное желание скрыть негуманные методы работы с сотрудниками и собственные просчеты, а также решения, которые могут возмутить общественность. Как возмутили списки бортпроводниц. А если всего этого в работе „Аэрофлота“ нет, то к чему такая секретность?
Сливы есть везде. Но! Для того, чтобы они не нанесли тебе репутационного вреда, нужно так построить работу с людьми, чтобы а) они были в большинстве своём лояльны руководству, б) не было фактов, рассекречивания которых стоило бы бояться.
Сейчас „Аэрофлот“ со всех сторон выглядит плохо. Во-первых, сразу ясно, что компании есть что скрывать. Во-вторых, неясно, где забота о людях – у сотрудников есть семьи, родители, дети, они должны оставаться с ними на связи, а не дергаться каждую минуту, думая о том, что если что-то случиться, те не смогут позвонить
Речь в нем идет о Юзовском металлургическом заводе. От его же сотрудников сообщение и пришло.
«Больше года мы стабильно работали, – пишет коллектив. – Наша продукция уходила на экспорт. А теперь производство остановили, нам не платят зарплату. Людям ничего не говорят. Новое руководство Министерства промышленности и торговли тоже не приезжает на завод. Еще в начале недели обещали объяснить нам, что вообще происходит, но до сих пор никто не появился. Кормят завтраками. И каждый день – одно и то же. У нас нет денег на еду. На заводе работает 800 человек, и все мы остались без средств к существованию».
Это не первое письмо, которое я получаю от рабочих ДНР. Очевидно, что им просто некому жаловаться. Некуда пойти. Нет органа, в который они могли бы прийти, и их бы там приняли как людей. А не как крепостных, которые вместо того, чтобы молча умереть с голоду, требуют еды для себя и своих семей. И если вот это значит, что Россия не бросила Донбасс, то я боюсь даже подумать, что будет, когда она его бросит.
Мне известно, что данное предприятие находилось под руководством Тимофеева, он же Ташкен – ближайший соратник Захарченко. Теперь Захарченко «уволен», ближайшее его окружение в опале. Опала ближайшего окружения вызывает много вопросов к «увольнению» самого Захарченко. Если он был такой герой, окруженный такими героическими людьми, то отчего же тех столь молниеносно выдворили в Россию, и даже простых рабочих бросили умирать от голода? Это предприятие сейчас никто не хочет брать на баланс – оно убыточно. Для того, чтобы выйти на безубыточный уровень, ему необходимо восемь тысяч тонн металлолома. А территория в месяц дает около трех. Сухой расчет. А что есть людям? И не должно ли государство позаботиться о людях, даже в том случае, когда их труд стал ненужным? Мой ответ: именно в этот момент оно и должно о них позаботиться. Если его отношение к ним чуть мягче, чем к рабам
Я почитала то и это. И осталась со странным чувством – что мне в голову вбили гвоздь: теперь, глядя на человека с нарушениями здоровья, я буду думать – „А не нужен ли ему секс?“, „А, может, он ждёт, что мы – общество – будем с ним об этом говорить?“. И я, увы, буду думать об отсутствии в его жизни секса, а не пандусов, не лекарства, не санитара, не возможности отдохнуть в санатории или получить инновационную терапию. А вдруг этот человек в последнюю очередь думает о сексе и оскорбился бы, заведи кто-то с ним разговор на эту тему?
А, может быть, этот человек считает омерзительным покупку проститутки, потому что, правда и как ни крути, нельзя покупать живых людей, даже если они продаются? Может, он не покупает секс по той же причине, по которой его не покупает здоровый одинокий человек – начнём с начала, не одобряет покупку живого человека.
Ах, нет?! Он же инвалид! У него нет выбора! Он купил бы, но не справится с покупкой без нашей помощи. Вот так возражают люди, которые во всех других случаях требуют не считать инвалидов в чем-то ущербными, говорят, что мы все равны. Так давайте не будем отказывать и инвалидам в праве сохранять своё достоинство. Давайте благодетельное общество не будет лезть в столь глубокие сферы личной жизни человека.
В этих общественных обсуждениях – яд и один конфуз. В первую очередь для самих инвалидов.
Но чем больше я вслушиваюсь в их высказывания, тем бледнее и слабее становится мысль моя о политической школе. Не поможет. Взять и вытряхнуть из депутата, чиновника все его человеческое нутро и заложить на то место новое не получится. Если она говорит – „Государство не просило ваших родителей вас рожать“, то это не оговорка, это, извините, нутро, глубокое убеждение, картина мира.
Если депутат Госдумы говорит – «Любой человек — вот даже вы, — наверняка хотели бы работать в Госдуме. Кому это было очень надо, те и пошли в депутаты. А тем, кому это было почему-то не надо — тем не до жиру, идите на биржу труда, вас там переобучат из нефтехимика в маляра или повара, причем за государственный счет», „Не можешь заинтересовать работодателя своими профессиональными навыками — иди работай руками и плати налоги» – то и это нутро человека, который вообразил, что достиг пирамиды комфортного существования, усевшись в депутатском кресле. Все остальные – неудачники, идите работайте руками, а я тут – пробился локтями – и буду работать устами.
Они не понимают, что не так они говорят. По их, так они говорят правду. И это – действительно их правда. Они так видят мир: все остальные – неудачники, маляры и повара. Кстати, гораздо более полезные профессии, чем депутаты. Таких людей невозможно обучить или заставить выражаться социально-справедливо. Заставить их можно только молчать. И, видимо, придется. В людях, которые работают все больше руками, очевидно, скопился социальный протест. Они сейчас обостренно на все реагируют. А дальше будет только острее.
Васильева попросила учителей и воспитателей говорить на чистом понятном русском языке, а не сыпать заимствованиями -инновациями и проектными деятельностями.
„Я с этой „проектной деятельностью“ сталкиваюсь – только прихожу в детский сад, в школу любую, – там „проектная деятельность“. Мы всегда работали над поставленными задачами, мы сами себе их ставили. …И родители, и вы повторяете эти слова, зачем? Открывайте почаще словарь: что бы это значило по-русски? Не увлекайтесь вы этой ерундой. Семечко посадили, полили – у вас „проект“. Да не проект это! Не надо, ребята! Цели и задачи были всегда, только назывались по-другому. Планы, тактика, сейчас – проекты. Бордюр у клумбы покрасили – у нас „проект“. Ну, бред“.
Ну, правда, бред. Я когда слушаю людей, у которых изо рта так и вылетают – тайм-менеджмент, кейс, инновация, трабл, фейл – всегда про себя думаю – „Наверное, так они кажутся себе умней“.
#автокефалия #фанар
„Я считаю, что высказывание своего мнения — это важное достижение человечества. Если Киселев высказывает свое мнение, то это достижение для нас всех. Важно, чтобы мнение высказывали и другие. Меня поражает, что для высказывания своего мнения нужно сказать, как позорно его высказывает Киселев. Я считаю, что это очень благородно, что он его высказывает» – ответил журналист.
Вообще не стала бы обращать внимания на эту заметку, если бы не этот ответ, прочтя который, я расхохоталась. Давайте проведем эксперимент. Поймаем человека на улице, у которого есть свое мнение, и он очень хочет его высказать. Он может его высказать сто раз, но его мнение услышат только идущие мимо, попавшие в диапазон его голоса. Киселеву же вручен канал, вещающий на всю страну. И какое бы мнение тот ни высказал, оно – даже не прошенным – влетит в чужие уши.
Я опущу утверждение о том, что человечество жило и развивалось ради того, чтобы венцом его достижения стал условный Киселев, высказывающий своё мнение. Это и без моих комментариев смешно. Но перейдем к мнению. Итак. Киселев высказывает мнение. Однако аудитория совершенно не соотносит это мнение с ним самим. Существует Киселев и Мнение. Они для страны существуют отдельно. Мнение, озвученное Киселевым, не считается аудиторией мнением Киселева. Вопрос – почему? Простой ответ – такова репутация этого человека. Из этого какой вывод? Человек, не имеющий репутации, не имеет для аудитории и мнения. Поэтому я бы говорила не о журналистике мнений, а о журналистике репутаций. Таково мое мнение)
Что будет на Украине после введения военного положения? Никаких митингов из-за роста цен на газ, например.
Провести митинг или пикет легально будет невозможно. Несанкционированные митинги будут давиться на корню. Полиции и Нацгвардии будет дано разрешение на применение против митингующих спецсредств. Так поступает власть, сама родившаяся из протестов. Во Франции лучше.
Та женщина была вся высохшая, как щепка, с головы до ног в чёрном. Она схватила меня за руку – у неё были сильные руки. Я спросила Ее, какой день был самый счастливый в Ее жизни. Она ответила – свадьба, били в барабаны – там-там. Гости нарядные пришли.
Я спросила Ее, какой день был самый несчастливый в ее жизни.
– Смерть дочери, – ответила она, тревожно переглянувшись с другими женщинами.
– Болела? – спросила я.
– Да! – отчаянно закивали женщины.
Но я уже знала, что Ее дочь пять лет назад убил Ее сын – отвёл в горы и застрелил. Или задушил. Та подралась с девушкой из-за парня. В драке обнажилась Ее грудь. Этого оказалось достаточно для того, чтобы он Ее приговорил. Я видела и его – он не понёс никакого наказания.
Глядя на чёрную высохшую женщину, я не могла не строить своих ассоциаций. Она сохла от того, от чего, полагала, спасают Ее маникюрные ножницы. Ну вот они и укололи Ее.
Но эта практика была изжившей себя традицией, не имеющей отношения к религии и сохранившейся только в некоторых сёлах. Однако, как объяснили мне, в Корана нет чётких рекомендаций об обрезании девочек. „Необязательно, но желательно“ – объяснили мне. Желательно?! Услышав это слово, я уже не сомневалась в том, что люди, верующие больше внешне – исполнением ритуалов – расшибут себе лоб, желая казаться истинными верующими, и начнут обрезать своих дочерей. Я уже не сомневалась в том, что отмирающая традиция возродится религиозным ритуалом. Но совсем не ожидала увидеть в Москве клинику, как само собой разумеющееся, рекламирующие услуги женского обрезания. О чем это говорит? О том, что эта практика в исламском мире России прямо сейчас распространяется – уже как обязательная.
Есть разные виды обрезания. В Африке отрезают все подчистую – и малые губы и большие, потом все это дело зашивают и вставляют внутрь трубочку, чтобы писать. И это – неимоверный ужас. Не знаю, как даже в примитивных мозгах могла родиться мысль о том, что так делать можно.
Есть обрезание, когда отрезают малые губы и клитор – лезвием, без наркоза. Ужасно.
А есть тот тип обрезания, который практикуется, например, в Дагестане, в основном в аварских сёлах. Отрезают клитор. Раньше это делали ножницами для стрижки овец. Или специальным ножичком. Я общалась с женщиной, которой удобней орудовать маникюрными ножницами. Она не задумывается о том, что делает. Так принято. Так делали ей, Ее матери, Ее бабушкам и прабабушкам. Так бывает – когда ужасное действо кажется само собой разумеющимся.
Два года назад летом я была на мельнице, где в жерновах под песни и звон бубенцов, подвешенных к жерновам, чтобы отогнать нечистых духов, женщины мололи семя льна для урбеча. Все они были обрезаны и обрезали своих дочерей.
– А вы испытываете оргазм? – серьёзным журналистским тоном спросила я.
Молодые засмущались, зарделись. Некоторые девушки даже выбежали вон.
– Я нет, – ответила одна молодая, понаглей. – И даже не знаю, что это такое. И не узнаю, из-за того, что мне сделали обрезание.
– Это не из-за обрезания! – ответила женщина средних лет. – Это вопрос к твоему мужу, почему ты не испытываешь оргазм.
– А ты испытываешь?! – крикнула молодая.
– Конечно, испытываю, – высокомерно отвечала та.
Женщины загалдели. Я поняла, что молодым просто не с кем об этом поговорить. Мнения об оргазме разделились.
Я сделала несколько публикаций о обрезании. Местная прокуратура начала расследование, но не выявила фактов существования женского обрезания в республике.
– Он не имел права! – кричал тот. – У нас так не принято!
Когда я сказала, что а у нас принято, он сузил глаза и сказал, что мне очень бы пошёл хиджаб. Я решила дальше не будить религиозного зверя, ведь многие люди четко знают, что нельзя делать другим и могут говорить об этом часами, но при этом не задумываются о том, что читать нравоучения постороннему человеку – это гораздо хуже, чем невзначай дотронуться до чьей-то руки.
Но потом я подумала – а он ведь и не смог бы дотронуться невзначай. Он, конечно, со своими переформатированными мозгами вложил бы в прикосновение смысл, греховную мысль. Кто ж его знает, какие внутренние бесы набросилось бы на него, когда бы он пожимал мне руку.
Мы же помним, как Иисус обратился к толпе с вопросом – „Кто прикоснулся к одежде моей?“. Потому что он почувствовал, что от прикосновения из него вышла сила. А человек тайно касался с намерением исцелиться. Если бы коснулся нечаянно и без намерения, Иисус не обратил бы на это внимания – он был в толпе, где все касались друг друга.
Так вот. Главное – это намерение, которое вкладываешь в прикосновение. Если не можешь справиться с намерением или мыслями, которые в тебе рождаются от самой возможности прикоснуться, то лучше действительно не касаться.
Так Тина Канделаки протянула руку Хабибу Нурмагомедову – без намерения. Он с намерением Ее не пожал.
– Путин, конечно, поднасрал с этой пенсионной реформой, – сказала бабуля.
– Что об этом говорить, все равно ничего не изменишь, – вздохнула женщина пятидесяти пяти.
– И не только с пенсией поднасрал, – вставила молодая.
– Про народ забыл, – строго и безапелляционно заявила бабуля. – Народ ему не нужен уже.
– А и народу он теперь не нужен, – сказала женщина пятидесяти пяти. – Столько всего обещал перед новыми выборами, а пришёл и сделал все наоборот. Не верят ему больше люди.
– А бабушка моего мужа верит, – сказала молодая. – Она его любит и говорит, что он не виноват.
– А кто виноват? – спросила женщина пятидесяти пяти.
– Сам поднасрал, а виноваты китайцы? – отрезала бабуля.
– Может, американцы? – неуверенно произнесла женщина пятидесяти пяти с нотками бывшей любви в голосе.
– А что же это получается, Путин – американский агент? – сделала вывод бабуля.
Женщины замолчали. Та, которая пятидесяти пяти лет вздохнула и наконец сказала – что ей очень хочется из этой зимы на море
Прихожу я на косметическую процедуру. Намеренно не скажу на какую, чтобы нечаянно не разоблачить героя… или героиню. Но не важно. Замечу только, что процедуру эту делают только женщинам.
Лежу. Мастер мне рассказывает:
– А ты представь, звонит мне знакомая и просит – „Прими, пожалуйста, срочно от меня девочку“.
Приходит девочка. А у неё – кадык. Ложится. Волосы по кушетке распускает. Грудь третьего размера упрямо смотрит в потолок. Но и кадык – тоже.
– И как же тебя зовут? – спрашивает мастер.
– Ника, – отвевает девочка мужским голосом и тут же добродушно начинает выговаривать мастеру – зря она носит спортивные костюмы, с Ее-то данными можно было бы откровенней одеваться.
В процессе долгой процедуры Ника разговорилась и сообщила – да, она была мужчиной, а потом стала женщиной, но только сверху. Снизу она – как родилась, мужчина. Впрочем, снизу она тоже хотела стать женщиной, но психологическая экспертиза вынесла постановление: умом Ника – мужчина.
Ника оказалась словоохотливой и рассказала, как снимает мужчин. И вот ради этого исключительно момента я и решила, как можно тактичней, поведать эту историю вам. Ника ходит в ночные клубы. Ах да, она прошла специальные курсы макияжа. Наносит профессионально макияж, идёт в клуб, выбирает мужчину и мигает ему накрашенными глазами, пока он не спеша глушит алкоголь. Дальше он подсаживается к Нике, и она с ним кокетничает.
– А кадык? – перебила рассказчицу я.
– А он уже так пьян, что не видит его, – отвечала она.
Потом они едут к нему.
– А как же то, что снизу?! – снова не утерпела я.
– Когда снявший Нику мужчина узнает о том, что у неё снизу, он жестоко бьет Нику по лицу. И Ника возвращается домой избитой. Но есть мужчины, которые к тому моменту так разгорячены, что решают – один раз можно.
– И каких мужчин больше, ты не спросила? Тех или этих? – поинтересовалась я.
– Вторых, – ответила мастер. – А я подумала, – добавила она, – в каком же мире я живу. Лучше бы я не слышала этих историй.
– Хм… – задумалась я, и какое-то время мы молчали потому что я чувствовала – во мне должна оформиться какая-то мысль.
– Ника ненавидит женщин, – наконец, произнесла я.
– Из-за того, что Нике приходится прилагать столько усилий для того, чтобы стать нами, а нам все дано от природы? – спросила мастер.
– Нет. Потому что он – мужчина, которому нравится власть. Женщинам он доказывает, что может их переиграть их же методами, хотя не имеет того, что для этого надо, снизу. А мужчинам – что они не такие, как думали о себе.
– Да… – задумчиво согласилась мастер.
Мы потом ещё помолчали. До тех пор, пока во мне не оформилась ещё одна мысль – жить в одном мире можно и нужно с разными людьми. Но самые неприятные из них те, которые любыми методами хотят обрести Ее – власть.
„Эксперт“ передачи „Доброе Утро“ выдал советы многодетной семье из Подмосковья по экономии – в супермаркеты детей не водите (они же такие дети – вечно канючат им что-нибудь купить), товары берите не с верхней, а с нижней полки (родили много детей, теперь не выпендривайтесь и ешьте дешевое), берите корзинку вместо тележки (а то сгребёте весь магазин, поскромнее надо быть, граждане), на елки вешать деревянные игрушки, а лучше самодельные или печеньки (стеклянные дороже, и дети их бьют, опять же – семье расход).
Конечно, Первый Канал мог бы позвать настоящего эксперта, который рассказал бы семье, в какие государственные структуры та может обратиться за поддержкой, в какие фонды за красивыми игрушками на елку для детей, ведь Новый Год – это главный праздник в воспоминаниях о детстве.
Но такого эксперта не позовут – не та повестка в стране. У нас повестка – государство не просило ваших родителей вас рожать. И Первый своими разговорами о том, как хранить воду в термосе, чтобы экономить газ, а также мыться и стираться в одной воде, уже внедряет Ее в сознания.
Если это не так, жду в следующем выпуске сюжет о термосе и двухразовой воде с ведущими в главной роли.
В бою редко кто испытывает ненависть – все силы уходят на борьбу со страхом, желание выжить и сделать дело. На бой тоже мотивирует не ненависть, а чувство долга, спокойная вера в правоту собственного выбора, ну и невозможность бросить начатое, как в нашем случае. Ненависть в соцсетях – явление гнусное и контрпродуктивное. Чаще всего надрачивают в себе ненависть те, кто хочет заглушить в себе чувство неполноценности от того, что не заняты настоящим делом. Большинство из тех, кто люто ненавидит в сети, никогда не пойдут на передовую реализовать свою ненависть, а большинство из тех, кто сидит на передовой и занят делом, никогда не поймут тех, кто сидит на тёплом диване и горячо ненавидит.
Есть ещё те, кто надевает форму, фотографируется с оружием и распространяет флюиды праведной ненависти в сети, даже толком не понимая, что испытывает человек, приговорённый каждый день залезать в холодный и грязный окоп и вынужденный наблюдать одну и ту же картину из года в год под страхом быть убитым ежеминутно, но не испытывающий уже этого страха, притупленного монотонной безысходностью.
http://www.ec-patr.org/docdisplay.php?lang=gr&id=2629&tla=gr&fbclid=IwAR1YE6OExHDCtwCta_fWdFbWjKjn_HQyOKA1QRGiaZv0QoPvQQvJPIGGKqw
Я, да, считаю, что многие украинцы несут ответственность за то, что с ними происходит – виноваты своим молчанием. Молчали, когда в Луганске „взрывались кондиционеры“, когда волны мобилизации гнали на убой, а назад возвращались гробы, когда отворачивались от своих же срочников на вокзалах, чтобы не думать о войне, и когда снаряды летали над городами Донбасса, убивали людей, и когда в Раду пришли тупоголовые комбаты, за которых кто-то проголосовал. Но я также убеждена, что умное правительство должно делать все для того, чтобы не усугублять человеческие трагедии. Пусть украинцы приезжают к нам. Наши двери всегда должны быть для них открыты
Папа, утомившийся от выстругивания в сарае, не найдя ответа, может воспользоваться цитатой свердловской чиновницы Ольги Глацких, сообщивший молодежи о том, что государство им ничего не должно.
– Дело в том, – бодрым голосом скажет отец, – что государство не просило нас вас рожать. Это было наше собственное решение, сын. И мы сами понесем за него ответственность.
Можно много рассуждать о том, как будет формироваться отношение взрослеющего человека к власти страны, в которой он живет, и которой он не нужен, которая не просила его появляться на свет. Все игрушки – разобраны. Все стеклянные шары достались более счастливым детям. Остались только грубые деревяшки. На мальчик одну такую, и скажи спасибо, что хоть ее дали, ведь, прости, тебя никто не просил рождаться на свет. https://www.pravmir.ru/derevyashki-na-elku-i-kipyatok-v-termose-novaya-strategiya-vospitaniya-molodezhi/?fbclid=IwAR194UhYoQawbd_QF9fDay1Oks0qDB1K75g4thG1l88J7IOmnH8qEPB9epc
Мы говорили о цветах – их так много в лавре. Павел показался мне крепким хозяйственником. „Седьмого июня у нас пошли абрикосы, – говорил он. – Сад просто оранжевый. – А виноград! Гроздья до трех килограмм“.
Потом я спросила его про Филарета – говорят, будто он сожительствовал с женщиной, но слыхала я, что в некоторых монастырях происходят вещи и похуже. „Церковь свята и непорочна! – рявкнул он. – А те, кто такие вопросы поднимают – ищут себе подобных, подверженных таким же страстям“. „То есть надо не замечать, чтобы не прослыть подобным?“ – со всей наглостью парировала я. Он отвечал, что зло всегда ищет защиты и кричит, а правда — она тиха, спокойна и всегда режет душу.
Потом меня ругали и высмеивали за это интервью более продвинутые граждане. Ухохатывались, можно сказать. И вопрошали – от чего же я не поинтересовалась, зачем он ездит по лавре на таких дорогих машинах и, вообще, жирует не по-детски. А я просто ничего не знала о нем, и не знала, что будет интервью.
Но все равно стою на своем – Павел мне понравился. Это – личное. У любого журналиста бывают симпатии и антипатии, которые он до конца интервью придерживает в кармане. И сейчас я сожалею о том, что происходит с ним и с лаврой, с ее розами, абрикосами и виноградом. Но и думаю – если и есть у Павла недостатки, а они, конечно, у каждого есть… или так – если и есть у Павла те недостатки, которых не должен иметь священник, то пусть испытания на прочность помогут ему от них избавиться и вернуться к своим розам и абрикосам.
А интервью называлось – „Цветок, доросший до небес“.
Представляем ситуацию дальше – развивающуюся по той же логике. Проходит два года. Одна из московских клиник предлагает отрезать девочкам мизинцы на левой ноге. „Вопрос медицинский, – комментирует уполномоченный по правам ребенка. – Это вопрос к докорам. Ничего, что вредно детям – нельзя“.
„Когда доктор Лиза вывозила детей из-под обстрелов, ни один ребенок не спросил ее – „Тетя, а на эти реанимобили вам точно денег дал не Путин? Если Путин, то мы не поедем, а лучше тут умрем“. И когда она завозила еду в бомбоубежища, никто не спросил, на чьи деньги был куплен хлеб. Главное – голодные смогли им насытиться. Лиза – человек-миссия. Такие люди рождаются один на миллион. Я считаю ее героем“.
Моими соседками были – кассир крупной торговой сети, студентка, владелица палатки на рынке, бухгалтер и та самая бабуля 75 лет. Иногда они обсуждали Путина – ругали его, говорили о том, что не чувствуют после пенсионной реформы связи с ним. Больше не чувствуют, а раньше чувствовали. Недобро смеялись над тем, что он их держит за дураков и парировали – „Сам дурак“. Телевизор они смотрят, но теперь для того, чтобы еще больше обозлиться.
Я сразу почувствовала что-то неестественное в общении бабули с навещавшей ее дочкой. Было в нем что-то слишком сладкое со стороны дочери, чрезмерная присюсюкивающая забота. Потом я узнала, что дочь – уборщица, получает 15 тысяч рублей, работает пять дней в неделю. Замужем. Семья живет на пенсию бабушки.
– На чем доехала? – тихо спросила бабушка, когда ее дочь, войдя, присела на кровать.
– Он довез.
– Он что, на работу устроился?
– Да.
– Водителем.
– Курьером. Но сегодня заказ отменили, он психанул.
– Есть дома есть что? – понизив голос, спросила бабуля.
– Навалом еды. Я сварила целую кастрюлю борща – купила по акции подкопченные кости. А ему паштета баночку купила. Сегодня баночку рыбки куплю.
– Можешь на те деньги горбушу в „Пятерочке“ взять…
Кассир получает 30 тысяч в месяц. Она встает в 4 утра. Работает до 5 вечера. Пять дней в неделю. Она – боевая и много злится на дороге, когда за рулем. Сначала наказывает тех, кто ее подрезает, а потом думает о том, что это опасно. С виду она – грубиянка. Но на самом деле, у нее нежная душа. Когда ее привезли из операционной, она громко кричала от боли и плакала. Что кричала?
– Марин! Я тебя прошу, засеки время! Скажешь мне, когда два часа пройдет! Хоть пожру! Хоть какое-то счастье должно быть в этой жизни!
А вечером она стояла уже в ногах моей кровати и говорила:
– Моя мама работала на пилораме всю жизнь, наравне с мужиками. Ворочала бревна вместе с ними. Когда они ее обижали, из меня как будто сердце выкручивали. Я поэтому научилась рано драться, я била их. Сейчас она пенсию получает – восемь тысяч. А соседка, которая не работала, тоже восемь тысяч получает. И где она – справедливость? А дальше мы и совсем пенсию получать не будем, и справедливости будет еще меньше.
Привет Голиковой, считающей, что можно сэкономить миллион рублей, бросив курить.
Сидим мы в кофейне ЦДХ после выступления, разговариваем. К нам за столик подсаживаются иностранцы – мужчина и женщина, благообразные европейцы, и, я же вижу, что чиновники. Начинают задавать вопросы о цензуре. Он – из Международной Ассоциации Издателей, она – из Ассоциации Издателей Великобритании.
Но я себе и представить не могу, что заявлюсь в строгом костюме на книжное мероприятие в Великобритании, буду задавать вопросы о цензуре и записывать их в блокнот. Разве меня не прогонят?
„Мы пишем без имен“ – предупредили нас. „Все, что я скажу, вы можете записывать от моего имени“ – ответила я. „А нам этого не надо, – сказали они. – Мы пишем доклад для внутреннего пользования“. И этот ответ удивил меня не меньше.
Позже я разузнала – Украина и еще две соседние страны подали в Ассоциацию что-то вроде жалобы-требования на исключение России из рядов Ассоциации. Поскольку у нас цензура. Я не буду этого даже комментировать. Мои книги были запрещены на Украине в 2015 году. Теперь что касается цензуры. Мы отвечали честно, раз уж и иностранцы были настроены доброжелательно по отношению к России, и всем своим видом давали понять – они здесь для того, чтобы помочь России остаться в Ассоциации.
Итак кратко ответ по цензуре в литературе: как таковой ее нет, в книгах можно писать все, что хочешь, цензура существует в СМИ. На телевидение, например, писателя не позовут, если он говорит что-то не то. Еще пример: RT – канал, поддерживающий Донбасс, никогда не даст мне написать колонку о Донбассе, хотя я – тоже за Донбасс, но ведь я обязательно скажу что-то не то. Но и в Европе, давайте не будем притворяться, это тоже так, а, может, хуже.
Далее. Книги сейчас выходят тиражом – 2-3 тысячи экземпляров. Что это для такой большой страны, как Россия? А ничего. Капля в море. Какие влияние они могут оказать на умы в масштабе? Очень ограниченное. И смысл вмешиваться цензурой в эти 2-3 тысячи, которых никто (если сравнивать с масштабом страны) не прочтет? Ну и, конечно же, экономическая цензура. Тебе не скажут – „Вот этого ты нам тут, пожалуйста, не пиши“. Тебе просто не дадут грант на то, чтобы продолжать выпускать толстый литературный журнал со столетней историей. Тебя, как писателя не поддержат, и ты пойдешь на другую работу пахать и оставишь даже мысли о книгах. Это печально. Но это – так.
Дальше наших иностранцев сильно интересовало – а не побоятся ли в России публиковать произведение о геях и лесбиянках. „Произведение – да! – в сердцах отвечала главред литературного журнала. – Но назовите мне настоящее произведение о них на русском!“. На русском никто не смог такого припомнить. Но зато вспомнились скандалы, когда графоманы кричали о том, что их великие творения о меньшинствах завернули по идеологическим причинам. И это – конечно, тоже неправда. Их заворачивали по совсем другим причинам. Порнографическим, я бы сказала.
Ее травили в школе – за лишний вес и спущенное веко. Она родилась с закрытыми глазами и не могла их открыть. Наверное, предчувствовала, что ей не понравится смотреть на этот мир. Говорят, за это ее травили даже учителя. Видимо, то, что Путин не таков, стало последней каплей. Я посмотрела ее страничку в соцсетях. Она выкладывала новогоднее поздравление Путина стране. Скоро новый Новый год – без этой девочки.
С кем ни пытаюсь тут заговорить, мне в лицо орут – „Посмотрите что наделали НТВ!“. Они тут побывали только что. После них невозможно работать. После них журналист тут – последний человек. На НТВ подали смерть Наташи как результат только школьной травли. Но ведь из-за письма затравили и мать. Жители Сафонова просили передать Администрации Президента, если не побоюсь – „Это хорошо, когда дети пишут письма Президенту. Слышьте их и отвечайте им“.
Денег нет. Общей цели на будущее – тоже. Как и хороших ожиданий на будущее.
„А если начнется, сразу пойдем на Москву. У вас – 2019-й начинается, а мы в 90-х все ещё живем“ – сказали мне.
Я уже давно в поездках вижу непозитивный настрой людей. Путина после реформы разлюбили. Навального никогда не примут. Ждут нового Ленина.
Ниже – текст Александра Ходаковского о том же
http://patriot-donetsk.ru/22657-putinu-nuzhno-gotovitsya-proiznesti-znamenitoe-bratya-i-sestry.html
Мать девочки Наташи, повесившейся в подьезде, продолжает работать. Со мной разговаривать она отказалась. Сказав лишь – „Вы видите, меня не уволили, я работаю“.
„Женщина у нас работает двадцать лет, и за это время я не видел её ни разу. За письмо девочки Путину не ругал“ – добавил главврач, сказав также, что ему скрывать от прессы нечего.
А потом я вернулась во двор, где жила девочка и спросила первую прохожую, в каком подьезде жила семья.
– Я – семья, – ответила прохожая. – Я её бабушка.
Бабушка так сходит с ума и так нуждается в психологической помощи, что сама набросилась на меня с разговорами. Час мы стояли с ней на снегу и на холоде.
– Дочь стояла у входа в поликлинику, шла мимо заведующая и говорит – „Это твоя дочь написала Путину? Нас сейчас вызывали из-за её письма на совещание“. „Как написала?! Какое письмо?!“ – ахнула дочь.
– А что она в нем написала? – спросила бабушку я.
– Что денег становится меньше. Нас трое вместе с матерью, и мы живем на десять тысяч. А вы все врете, что жить стало лучше.
Это к слову о том, почему вранье в телевизоре не работает. Оно заходит в российские дома и встречается там с нищетой. Собственная нищета сильнее чужого вранья.
Это не мое утверждение,а обоснование принятых партией заповедей.
Прошлась по семи пунктам и осталась с двойственным ощущением. С одной стороны, конечно, хорошо, если члены ЕР будут – „относиться к людям с уважением и пониманием“, „помогать им“, „не допускать высказываний, унижающих достоинство людей“. Но, вообще, я думала, что этому в детстве мама с папой учат, а потом этому учить уже можно только закоренелых хамов.
Теперь не смогу избавиться от мысли, что член партии соблюдая нормы элементарной вежливости, насилует себя и отдает на заклание этим семи партийным заповедям
Помню, было довольно тяжело организовать с ним интервью. Нет! Это было практически невозможно! Во-первых, я чужой человек и могу его сдать. А отец, задушивший свою дочь за проступок, находится на свободе. Во-вторых, ну кому захочется о таком вспоминать? А я хотела написать об этом рассказ.
Помню, я выспрашивала его о том, как само удушение произошло. Это ведь не выстрел. Не нож в сердце. Для того, чтобы задушить человека, надо преодолеть его сопротивление, мягкое сопротивление его горла. Что он говорил в словах, я не запомнила. Осталась только картинка в голове. Они едут куда-то в село из города. Он сказал ей, что надо съездить в село. Он уже все задумал. Он знает, что будет. А она догадывается. В безлюдном месте он останавливает машину и начинает душить. Она сначала сопротивляется.
Медийное пространство вновь и вновь возвращается к этой теме – убийств чести. Она – горяча, но я не думаю, что кого-нибудь она по-настоящему волнует. Дагестанские и чеченские чиновники лгут – они не могли не слышать об этой традиции, они и ее впитали с молоком матери. Но говорят и правду – это не массовое явление. Все зависит от степени патриархальности семьи. В одной республике могут жить люди, которые закроют глаза на позорящее поведение дочери, и люди, которые казнят за малейший гендерный проступок.
С таким трудом я заполучила то интервью. Я все спрашиваю себя – почему же, почему ты его до сих пор не расшифруешь? Был бы новый хайп. А мне кажется, что ответ вот в чем – проговорив с тем человеком два часа, я с ужасом увидела, что он не жалеет о том, что сделал. Там не было любви. А иногда отцы убивают, чтобы спрятать свои собственные грехи по отношению к детям.
„С вами никто не будет разговаривать“ – это главная фраза, которую мне раз сто пришлось услышать в Сафоново.
Я пишу тексты. Да, журналисты печатных изданий не такие расторопные, как журналисты телевидения. Но я хочу разобраться в ситуации, а для этого мне необходимо, чтобы со мной кто-то говорил.
Я зашла в школу, где училась девочка, повесившаяся на веревке в подъезде, и ее директор отпрянула от меня в ужасе. Я видела в ее глазах страх.
– Все комментарии у следствия! – крикнула она.
А я надеюсь, что ее уволят. Не потому, что она не захотела со мной поговорить. А потому, что она не захотела поговорить с девочкой. Знала, что девочку пинают одноклассники, когда та идет по школьному коридору и обзывают страшным словом, которое мне никто так и не решился назвать. Знала, что учительница географии унижает 14-летнюю Наташу потому, что у нее – лишний вес и спущено одно веко. Хотя, пожалуй, не поэтому. Она унижала ее потому, что сама была в одной стае с сильными учениками, которые травили одного слабого.
Я звонила матери Наташи, она наотрез отказалась общаться со мной. И как же быть мне – пишущему журналисту, который приехал позже всех, когда журналистам уже никто не верит, но хочет разобраться? Кто будет со мной говорить?
У меня был адрес матери, и я могла бы войти в дом, подняться на нужный этаж и позвонить в нужную дверь. Но я так никогда не делаю. Считаю, что каждый человек имеет право на неприкосновенность частной жизни. Я могу дожать человека, но гадливость потом я не выну из своей собственной души. Ну и как с такими личными принципами написать репортаж.
Я пошла к главврачу поликлиники, в которой работает мать. В городе говорили: он отругал мать за то, что ее дочь написала Путину. Мать уволили. Мать отругала дочь, дочь повесилась. Я просто вошла к нему в кабинет и поставила перед фактом – „Хотите отвечайте, хотите – нет“.
– Она работает у нас двадцать лет, – сказал он. – Из-за потимизации была переведена из санитарок в уборщицы. Ее никто не увольнял. За письмо не ругал. Я ни разу ее не видел. Пишите, пожалуйста, как я говорю, не искажая.
И как же быть журналисту? Верить? Точку в сомнениях может поставить только кто-то из семьи Наташи. Я поехала во двор, где она жила. Он был безлюден. Никто не выходил из окружавших его многоэтажек. Шел снег с дождем. Было серо. Я увидела женщину, медленно заходящую во двор, и спросила ее, где живет семья Наташи – просто, чтобы завести разговор.
– Я – ее семья, – ответила та. – Я ее бабушка.
Мы стояли час на холоде и говорили. „Дочь стояла у поликлиники, – рассказала она, – мимо заведующая идет и говорит – „Нас сейчас всех на совещание вызывали! Это твоя дочь написала письмо Путину!“. „Как Путину?! – ахнула дочь“.
Я получила ответы на все свои вопросы. И еще раз убедилась для себя: когда ты остаешься человеком, пространство самым непостижимым образом само устраивает для тебя встречи, чтобы ты могла написать свой текст. А потом я пошла в первую попавшуюся забегаловку и случайно услышала разговор школьниц за соседним столиком – они хорошо знали Наташу, а одна видела ее за несколько часов до смерти. Да, они назвали то слово, которым обзывали Наташу. Я теперь знаю его.
У Наташи были соцсети. Там она избражала себя маленькой феей с крыльями. Маленькая фея жила в ее полном теле. Этого никто не понимал. Она думала, что когда все отвернутся, останется один главный человек – Путин, который, как говорят в телевизоре, никогда не отвернется, он слышит всех. Жаль, что с ней тоже никто не захотел говорить. И что в ее случае непостижимого волшебства не случилось.
Вот вопрос – а к чему такие строгости из-за самоубийства ребенка? Разве это первый случай по стране? Ответ в том, что письмо Путину было. Оно попало на сайт президента. После чего (по данным этого источника, а источник – проверенный) прокуратура связалась с полицией Сафоново и Смоленской области. 14 ноября глава Сафоново Балалаев уже провел совещание с главврачом поликлиники, в которой работала мать Наташи, Кристалинским. 18 ноября Наташа повесилась. Совпадение? Ну-ну.
Делом занимаются следователи из Москвы. Имена мне известны. На следующий день после похорон они запросили эксгумацию тела. Мать дала согласие, и она была проведена.
Больше всего над Наташей в школе издевалась учительница географии. Ее никто не увольнял, поскольку та – подруга директора школы. Теперь я понимаю, почему так бегали от страха глаза директора, когда я к ней вошла. Обе должны быть уволены без права в дальнейшем работать в школе – даже уборщицами. Хотя уборщица – вполне себе уважаемая профессия. Просто пусть эти женщины больше никогда не заходят в школу.
Далее. Администрация президента должна научиться нормально реагировать на обращения. Она несет ответственность за то, что случилось с Наташей.
Далее. В первый день моего пребывания в Сафоново никто со мной не говорил. Администрацией муниципального образования и следствием были выставлены прочные такие препоны на пути к правде. Но правда выплыла наружу благодаря совпадениям, случайным встречам и людям, которым мое имя о чем-то говорит. Сейчас у меня – полная картина произошедшего. Я также теперь понимаю, кто в разговоре со мной лгал, а кто говорил правду. А кто говорил лишь часть правды, таким образом, полностью искажая картину произошедшего.
Зачем я об этом пишу? Я не хочу, чтобы еще один ребенок раздобыл веревку и пошел давиться на ней в чужом подъезде.
Большие тексты – это не такие же тексты, как посты, в которых просто больше букв, и тебе нужно больше времени и сил потратить на них, чем на пост. Большие тексты – это эмоциональное и интеллектуальное погружение. Это – тотальное существование в тексте, и попробуй выйти из него, он тогда уже не будет тебе показывать волшебство – оправдывать использованные метафоры, закругляться в смысловые кольца, наслаиваться смыслом под смыслом, пока не отрастит много слоев и не достигнет наивысшей глубины, которая вдруг отчетливо посмотрит снизу на читателя в финале и возвысит его.
Да, за то, чтобы текстовое волшебство случилось, надо заплатить. Например, тем, что я не буду смотреть новости, не буду читать другие каналы, не буду писать посты. Но обещаю вернуться к вам завтра.
Я считал и считаю, что все, что связано с Россией, должно иметь здоровый вид и состояние, чтобы это транслировать, и чтобы это не отторгалось. Тогда я слабо представлял себе внутриполитическую и социальную жизнь в России – сказывалась отлученность, а потом присоединение Крыма, которое эйфорией, как первым снегом, укрыло землю. Сейчас благодаря собственному опыту и общению с друзьями я лучше понимаю внутреннее устройство России, и оно неоднозначно. Есть пример, когда в Российской глубинке происходит трагедия – убивает себя девочка подросток, – и эта история включает в себя письмо-обращение к Путину, что заставляет власть суетиться, брать с матери расписку, что она не станет давать интервью, и прочие нездоровые вещи. Скоро в Русском Репортёре выйдет об этом статья Марины Ахмедовой – почитайте.
А есть пример, когда российский журналист пишет публикацию обвинительного характера в отношении Кириенко, и тот выходит на редактора и говорит: если я дам тебе слово, что я непричастен, – ты поверишь? А этот журналист тебе поверит? Я слабо представляю себе это и в прошлой, и в нынешней Украине. Я регулярно сталкиваюсь с противоречивыми примерами, но однозначно есть здоровое начало, и я в него верю, несмотря на предельную критичность в отношении России многих моих собеседников. И именно это здоровое начало я хотел бы видеть инструментом экспансии, а мы в этом смысле должны были, или должны ещё стать образчиком нормальности и адекватности, а не превратиться в пресловутого маленького уродливого карлика.
Для любителей отточенного слога и ёмких метафор 👉 https://t.me/aleksandr_skif
Это не мой жанр, но – нет! – дайте я об этом напишу! Я ещё летом хотела, увидев в итальянском Vogue съёмку из этой деревни. Тогда же я впервые узнала о существовании Рубчинского. (Да, у меня нет денег на современных российских дизайнеров, и если бы деньги для того только и были бы нужны, чтобы тратить их на современных дизайнеров, то я бы сказала – фуф, как хорошо, что их у меня нет.).
Так вот значит, летом смотрю я на эту съемку – где модель турчанка изображает русскую народную моду, скособочившись на фоне развалившейся деревенской церквушки, как сжимает она в руке большой аляповатый крест, посмотрела на ее разноцветные лосины, они же леггинсы, на непонятые сапоги, как будто сшитые из взбесившихся заплаток, на платок, надвинутый на лоб, на усищи ее, но больше – на бабьежное выражение лица, почитала, как итальянцы из модного журнала эту фотосессию расхваливают и ещё называют ее «миксом из советской безвкусицы и вычурного китча» и подумала – «А?! Советское тут причём? Советские люди обмерли б от страха, явись им такое в их советские времена!». Так оно и вышло – жители деревни увидели свои родные окрестности на страницах итальянского Vogue, от ужаса перекрестились и со страху побежали свою собственную фотосессию устраивать – в сарафанах. Честно говоря, так себе вышло, но все же лучше, чем у современных дизайнеров.
И ещё я подумала – «Какое катастрофическое уродство! Ну что в головах у этих людей, называющих себя дизайнерами?!». И дальше думаю – «Ну-ка напишу я сейчас про этот трагической дизайнерский кошмар». Не написала. Подумала – сейчас меня заклюют, обвинят в том, что у меня просто не имеется ни денег, ни того самого тонкого потаённого чувства, которым избранные люди оценивают современное искусство. Опять же – не мой жанр.
А теперь читаю такие новости про детей (если это правда) и понимаю – вот оно что в голове у этих людей. Творишь уродство в поступках, знаешь, что твой друг творит уродство в поступках и молчишь, и все оно на твоём творчестве отражается.
Но к утру пришло сообщение в Instagram – от небольшого чиновника области. «Но, может быть, это неправда?» – ответила я. «Это правда. Мальчик повесился из-за конфликта с педагогом. Мои дети его хорошо знали».
Что лично я думаю? Жду подтверждений. В «Одноклассниках» в группе Сафоново уже вовсю идет обсуждение. «Наш город, да и страна вообще, – пишет одна участница в комментариях к сообщению о мальчике, – уже давно напоминают зал ожидания на вокзале с заметенными снегом путями. Граждане, дорогие, не жалко себя – детей пожалейте, вы ведь так и умрёте на этих убогих лавках и ваши дети вас там сменят”.
Любая трагедия, похоже, начинается и заканчивается, обсуждением вины власти (местной и большой) и собственной нищеты. Кстати, в Сафоново я впервые четко поняла, что такое нищета работающего человека. Это когда человек пашет, пашет, пашет и пашет целыми днями, а из круга бедности выбраться не может.
По-прежнему, и все еще надеюсь, что мальчик жив.
Пока картина, собранная по крупицам, такова: мальчик, 17 лет, 10 класс, побил четвероклассника. Был вызван к директору. Между ними состоялся неприятный разговор. Мальчика нашли на чердаке – повешенным – 12 декабря.
Неизвестно, конфликт в школе стал причиной самоубийства или что-то другое. Тем не менее, передают, что директор якобы в реанимации. Далее.
Глава района Бабалаев на итоговой конференации сообщил, что во всем виноваты интернет-секты. Он и в разговоре со мной эту мысль задвигал. Лично я с ней не согласна. В Сафоново и без интернет-сект довольно мрачно. Директора он увольнять не собирается. Когда с кем-то приятельствуешь и не хочешь кого-то увольнять, вот тогда и заводятся разговоры о интернет-сектах. На них все можно свалить.
Я очень боюсь стать разносчиком недостоверной информации. Пока, ничего не утверждая, я делюсь тем, что приходит мне от местных.
Я поговорила со многими местными и больше всего меня потрясла сцена в швейной мастерской, куда я вошла погреться. Услышав, что я журналист, люди жаловались на минимальные зарплаты, на пенсионную реформу, на ту же нищету и на больших московских правителей, которые, всех посадив на минималки, сами „сытые сидят, довольные“. Я заметила на стенах портреты Путина и Медведева, и сказала:
– Но на стенах они у вас по-прежнему висят…
– А мы их просто снять не успели, – ответили мне.
Почему именно так закончилась жизнь девочки, написавшей письмо Путину? Кто предал ее?
http://expert.ru/russian_reporter/2018/25/ochen-strashnoe-pismo-putinu/
Предыстория такова: миллиардер Гуцериев строит в Сколково киноконцертный зал «Амфион». По словам Гуцериева, с цирком du Soleil был подписан договор – об аренде зала на шесть недель в году.
В своем Инстаграме Запашный обратился к Гуцериеву с вопросом – не стыдно ли тому поддерживать чужие цирки, а не российские. «Сначала надо помогать своим, а мы нуждаемся в помощи, – написал он. – Ваши деньги нам не помешают». А потом 15 декабря на заседании совета по культуре и искусству он обратился к Путину с жалобой на то, что Гуцериев дает площадку для зарубежного цирка, а это неприемлемо потому, что негативно скажется на российском цирке.
Что я могу сказать по этому поводу. На российском цирке негативно сказывается то, что братья Запашные продолжают мучить животных. Прогрессивные страны держат тенденцию на отказ от животных в цирках. Принимают законы о запрете этих цирковых пыточных.
Наши красавцы не только продолжают животных пытать, но еще и передают «вышедших на пенсию животных» на притравочные станции.
Я – вообще не любитель цирка, по доброй воле я туда не пойду. Но если бы передо мной стояла жесткая необходимость его посетить и был бы выбор из цирка Запашного и du Soleil, я бы выбрала последний. Там не используют животных. И цирк сознательно сделал этот выбор в сторону доброты, полагая, что животные должны жить на свободе. В том цирке животных играют люди, и потому их представления можно назвать искусством, близком к театральному. Дети должны ходить в добрые цирки, а не в те, за фасадами которых скрываются пытки и жестокое обращение.
Что касается самого Запашного, то человек, мучающий животных, в принципе не должен давать советов по культуре и искусству. Никому. Он сам в них нуждается.
Казалось бы, ничтожная новость. Но она очень красноречива и многое обьясняет – например, почему на Украине терпеливое большинство, и все делается с его молчаливого неодобрения
– 80 журналистов были убиты. (В прошлом году было убито 63 журналиста.) Больше половины из них были убиты предумышленно.
– 348 журналистов находятся в заключении. Больше всего в тюрьмах Турции и Китая. В случае Турции, это профессиональные журналисты, в случае Китая – непрофессиональные.
Эти данные косвенно подтверждают рассказ одной девушки, которая только что вернулась из Китая. Вчера она рассказывала мне о том, что Китай захлебнулся информацией. Журналистом там может стать каждый. Он заходит на новостной ресурс, свободно публикует свою статью, и она появляется со множеством других на платформе. У читателя глаза разбегаются, мозг растекается от их множества.
После того, как Китай утонул в такой „журналистике“, профессиональные журналисты и авторитетные редакции (если таковые к тому моменту еще остались и не успели утратить свою репутацию в погоне за трафиком) закрыли свой контент. Хочешь прочесть – заплати.
И китайцы платят. А китайские профессиональные журналисты живут не так уж и плохо теперь. Или не так плохо, как в недавние времена всемирного информационного потопа.
Видимо, все это ждет и нас. Устав от фейков и непрофессионализма, люди начнут платить за настоящую журналистику.
О! Я, конечно, не хочу, чтобы непрофессиональные (и профессиональные тоже) журналисты сидели в тюрьме!
https://spzh.news/ru/socseti/58404-sravnenije-biografij-glavy-upc-i-pcu?fbclid=IwAR2l_JR5ndP4bjq0HpcGOnnNlDgygj11RSZKV_Dqq3VTc2cRu_DbOU-01wQ
С Фадеевым мы подружились в 2008. Я уже работала в холдинге. Фадеев позвонил мне и сказал – „На войну в Грузию вы не поедете. Я вас не пускаю“.
«Я – крепостная?“ – спросила я. „Нет“ – отвечал Фадеев.
«Ну и все“, – сказала я и поехала.
А Хемингуэй – мой любимый писатель. И его книга „По ком звонит колокол“ всегда лежит у меня на столе
https://kikonline.ru/2018/12/19/valeriy-fadeev-ya-horoshiy-glavnyiy-redaktor-no-plohoy-pisatel/
Вижу в этом пиар-попытки заглушить информационный эффект от ситуации с самоубийством девочки в Сафоново, написавшей ему письмо. Но мертвые не воскресают. Я смотрю на это все и вижу Наташу. Чем хуже была она?
Ну или второй вариант: это я – сухой и чёрствый человек.
http://www.patriarchia.ru/db/text/5326894.html
Мне, в общем-то, все равно, что думает о них Путин, мне не все равно, что думают о них люди, наблюдающие парад подобострастия и лести по телевизору. А их отношение к профессии отражается на каждом ее представителе. „Вашего брата не за что уважать“, „Вы все врете“, „Вы никогда не посмеете сказать Путину правду“ – я сотни раз слышала от людей такие слова.
И каждый раз, каждый год я задаю себе вопрос: ну зачем они так, а? Где чувство собственного достоинства? Его в принципе нет или те люди, которые ходят на эту пресс-конференцию, как-то глушат его в себе, переламывают?
„А как ваше здоровье, Владимир Владимирович? Никто же этим не интересуется. А я вот пришла этим поинтересоваться. Запомните меня прямо сейчас!“.
И только теперь до меня, кажется, начинает доходить, почему они себя так ведут. Журналистика для многих перестала быть кропотливой работой, профессионализмом и проявлением таланта, а превратилась в „ухватить судьбу за хвост“, „поймать момент“ и „оказаться в нужное время в нужном месте“. Пресс-конференция Путина – нужное место в нужное время. Возможность задать ему вопрос – видимо, хвост той самой судьбы. Но, к сожалению, все эти плакатные пресмыкания – лишь демонстрация своего непрофессионального уровня.
https://birdinflight.com/ru/mir/20181220-claas-relotius-fake-reports.html
https://youtu.be/g_vQx35RJjU
Первый текст содержал 36000 символов с пробелами. Второй – 40500 символов с пробелами.
Еще лет семь назад в репортажной журналистике четко была озвучена просьба – не писать тексты больше 25 тысяч знаков. Говорилось: читатель устал от букв, они его не вштыривают, он экономит время.
Года два назад заговорили о том, что текст не должен содержать больше 15 тысяч знаков. Читатель совсем-совсем устал. Буквы его давно не вштыривают. Времени – еще меньше.
В качестве эксперимента я пыталась ужать текст до 15 тысяч знаков, а потом поняла: невозможно в таком объеме нарисовать портреты нескольких героев, обозначить ситуацию и показать историю в развитии. Это как если ты приходишь к герою, чтобы взять у него психологическое интервью, показать читателю его внутренний мир, а он говорит – „У нас всего 15 минут“. Сухую заметку написать можно. Историю создать нельзя.
В то же время в этом году я читала лекции о журналистике в разных университетах и была вынуждена прочитывать лонгриды студентов и начинающих журналистов. Это были такие реальные простыни с описанием своего авторского внутреннего мира и с героями, разбросанными по всей этой простыне, но не собранными в один пучок. Авторы как будто наслаждались тем, что из-под их пальцев выходят буквы, еще буквы, еще и еще буквы. А опубликованный лонгрид становится чем-то вроде интеллектуального статусного элемента – как сумочка за миллион для какой-нибудь жены богатого мужа. Я ерзала, вычитывая эти тексты, портила себе прическу, сопела, пыхтела. Я бы давно бросила это чтиво, если бы оно не было моей работой.
И вот в конце года я, наплевав на все советы типа „пиши, сокращай“, нагло накатала текст в 40 тысяч 500 знаков, он стал самым моим длинным текстом и… самым читаемым.
Поэтому к концу года я прихожу со стойким убеждением – я не буду больше сокращать свои тексты. Если текст интересный, его будут читать. А проблема с нечитаемостью текстов все-таки объясняется не столько их объемом, сколько их качеством. С этой уверенностью и захожу в Новый год.
Читайте тексты!
Ближайший поселок от места падения метеорита – в 70 км. Человечеству снова повезло. Но как представишь, что из космоса опять полетят железные подарки и будут падать на наши дома, офисные и торговые центры, детские площадки, сразу все те политические дрязги, которые люди устраивают сами себе, кажутся третьестепенными на фоне этой космической неотвратимости.
Не уверена, что я – авторитет в этой теме только потому, что когда-то написала громкий репортаж „Крокодил“, который был запрещен Роскомнадзором. А потом роман „Крокодил“, который вышел в АСТ и не был запрещен Роскомнадзором, а был переведен на разные языки. Но какое-то мнение у меня на этот счет все же есть.
Несколько лет назад я решила писать о людях, пользующихся наркотиком крокодил не потому, что я была очень доброй и хотела им помочь. Как и многими начинающими журналистами (а себя ту я считаю начинающей относительно себя этой) мною двигали амбиции и азарт. Мне хотелось написать что-нибудь громкое.
Я приехала к этим людям и осталась у них. Я наблюдала процесс варки наркотика на жуткой кухне жуткого дома. Туда приходили эти отверженные, доживающие свой последний год нанаркотике. Начинали они тоже с героина, но постепенно опускались и могли позволить себе только дешевый крокодил. Через час после инъекции начиналась ломка. Нужно было вводить новую дозу – сваренное на кухне вещество цвета мочи. И так – 24 часа в сутки каждый день до самой смерти.
Сначала я просто растерялась. О чем писать? Как они вмазываются? Что они умрут? Что они сгубили свою жизнь и жизнь своих близких? Что крокодил их съест, и просвета никакого нет? Просвета действительно не было. Но нужно ли было об этом писать?
Я провела немало времени с этими людьми, узнавая их и их истории, пока через эту крокодиловую муть не начала видеть людей. Я была с ними так долго, пока не начала видеть в каждом из них отдельно взятого человека.
Я задавала много вопросов. О жизни. О детстве. О прошлом. О несбывшихся мечтах. Мечтой всех, даже самых опустившихся женщин был ребенок, которого они так и не родили. Даже у жестокой и склочной главной героини, которую все звали Ягой. Я называла ее по имени – Мариной.
И вот когда я поняла, что могу рассказать об этих людях, вернее, когда они стали людьми для меня, и когда я поняла, что в их историях будет предостережение и свет для читателя, я уехала. И с тех пор, когда на встречах с читателями, на меня в ужасе выкатывали глаза и спрашивали – „Зачем вы об этом написали?“, я отвечала – „Конечно, этих людей не спасти. Четко осознавая, что спасения для отверженных не будет, общество должно участвовать в процессе спасения. Важен сам процесс – обществу он позволит сохранить свою человечность“.
В ту поездку я пыталась помочь руководителю крупного благотворительного фонда выйти на свободу. Он был арестован просто так – формировалась монополия местной власти на благотворительность. Он – близкий друг Лизы. Накануне она побывала в Донецке сама и считала, что надо действовать тихо, мягко, без огласки. Я считала, что надо шуметь и буянить.
В день перед гибелью Лизы тот человек был выпущен на свободу. Была огласка. А я утром 25-го то засыпала, то просыпалась, думая, как вмиг меняется жизнь, и надеясь, что сейчас прочту – она жива.
Я верю в то, что некоторые люди – избранные, и рождаются они на свет с миссией. И в то, что когда они умирают, то они просто уходят куда-то – туда, где нам не видно – продолжать нести свою миссию.
Я никогда ни разу не спустила ни одному человеку, который при мне оскорблял Лизу. И не спущу.
„Мы, безусловно, свою позицию давно обозначили по поводу поддержки соотечественников за рубежом“, – заявил Путин на недавнем заседании СПЧ. И Россия действительно неоднократно обозначала позицию – русские своих не бросают.
Сейчас на Украине находится не менее 45 пленных россиян. Многие — в критическом состоянии, им не оказывается даже миниальная медицинская помощь. Вопрос обмена между Россией и Украиной это сейчас буквально вопрос жизни и смерти.
Это не политическая позиция, это позиция меня, как гражданина России. Эту позицию разделяют Катя Винокурова, Сергей Шаргунов, Антон Красовский, Маргарита Симоньян, Марина Ахмедова, Алексей Касьян, Маша Баронова. Россияне должны вернуться домой как можно скорее.
Но чтобы это произошло, нам всем, как минимум, надо перестать молчать и делать вид, что ничего не происходит, и говорить о том, что почти полсотни наших сограждан удерживаются в плену. Мы хотим, чтобы они вернулись на родину, к своим родным и близким. Если мы промолчим, на родину будут возвращаться гробы.
На Новый Год принято давать себе обещания. Мы даем обещание не себе, а нашим согражданам. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы россияне вернулись домой. Присоединяйтесь, пожалуйста, и подпишите открытое письмо.
https://www.change.org/p/%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D1%82-%D1%80%D1%84-%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE-%D1%80%D1%84-%D0%BC%D0%B8%D0%B4-%D1%80%D1%84-%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%B5-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%D0%BD-%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%B9-%D0%BE%D0%B1%D0%BC%D0%B5%D0%BD-%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%BC%D0%B8-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F-%D1%83%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BD%D0%B0/share_for_starters?just_created=true
«Спросила у отца Александра, почему его имя не встречается в соцсетях, не мелькает в СМИ. Он же строит хосписы. Его хоспис в Санкт-Петербурге работает, и там есть для детей все – включая качели для детей в инвалидных колясках. И коляски есть – скоростные. И сам протоиерей может сесть в коляску, разогнаться и рассекать наперегонки с детьми. В хосписе том красиво – как во дворце из детской сказки. Там в полу иллюминаторы, в которых за стеклом распускаются цветы, загораются огоньки, плывут рыбки по своему таинственному подводному миру. Это – вход в другой мир. Питерский хоспис – это то, как отец Ткаченко представляет дом для детей, из которого они отправятся, а, может, и не отправятся в долгое путешествие – в другую сказку.
Отец Александр строит хосписы и отдает их государству. Он уже пятнадцать лет занимается такой благотворительностью. Если бы Иисус захотел второй раз прийти на землю и оказаться в самом печальном ее месте, он оказался бы в районной поликлинике. Отец Ткаченко верит в то, что хосписы для детей не должны быть казенного вида больницами. Сейчас он открывает хоспис, построенный им в Домодедово. Он рассказывал мне, что из комнат нового хосписа – красивый вид на воду и парк. Тогда-то я и спросила – «Почему имена других людей, занимающихся той же направленности благотворительностью, звучат, а ваше имя – нет?».
Протоиерей задумался. А потом сказал:
– Не уверен, что вы поверите моему ответу. Не знаю, поверят ли ему другие. Но я ведь – священник. И когда я стою у престола, я веду разговор с Богом. Бог с нами разговаривает. Он создал человека потому, что Ему было скучно. Он создал нас для того, чтобы с нами говорить. И мне этого разговора достаточно.
– То есть это как мы бы, делая что-то, рассказывали об этом в соцсетях и получали лайки? А вы делаете, рассказываете Богу и получаете лайки от него?
Протоиерей смеялся. А я все же решила рассказать о нем в соцсетях, и о том, что в Домодедово вот-вот откроется новый хоспис».
https://t.me/vladimirlegoyda/690
Не знаю, что это значит на немедицинском языке, но вчера вся школа №1241 собирала ему деньги на операцию и лечение. Нужно 2 миллиона, а собрали 160 тысяч. Мальчик учится во 2Б. Деньги собирает родительский коммитет. 4276380136190381 (Ирина Владиславовна Г., нужно указать что для Гриши).
Не знаю, что еще сказать. Кроме того, что у семьи Гриши тяжелое материальное положение. Я этого мальчика не знаю, но хочется, чтобы он жил. Давайте сделаем такой новогодний подарок в пространство – для Гриши из 2 Б, чтобы в следующем году он перешел в третий класс
Первой пойдет Мария Кошкина. У Марии есть характер – то, что мне нравится в людях. Сначала она придумала шубы, купила мех вместе со своим молодым человеком на 60 тысяч рублей, начала шить. Ехала в такси вместе с тем же молодым человеком, попала в аварию. Молодой человек, поглядев на Марию, решил, что она больше не жива, забрал ее эскизы и исчез. Пока она восстанавливалась после тяжелых операций, он развивал ее бизнес, из которого ее же выкинул. Сейчас его магазины эко-шуб процветают. Ее магазины – тоже.
Мария предложила мне ввести в оборот слова «животный мех». Чтобы каждая, кто его покупает, понимала – это не «настоящий» мех, как принято его называть, это мех, содранный с животного. Для того, чтобы сшить животную шубу нужно много животных. Я считаю, что такое обозначение – верное. Когда женщина покупает настоящую шубу, у нее в голове сидит: вот она – настоящая, и она достойна настоящей шубы. Интересно, что у нее будет сидеть в голове, когда ей будет предложена шуба из животного меха?
Магазины Марии выросли из жалости к животным – она посмотрела видео о том, как убивают на шубы норку. Мне нравится такой бизнес – который вырастает не из жажды денег, а из желания принести пользу миру. И еще мне нравится то, что ее работа на стыке с прогрессом. Искусственный мех постоянно дорабатывается вместе с развивающимися технологиями. Когда я несколько лет назад мерила эко-шубы, то мех бугрился и не принимал форму тела. У моей красной шубы он – инновационный. Очень мягкий, дотрагиваться до него приятней, чем до норки.
Магазины Марии называются Anse – омоним английского Answer – ответа современного мира на прежнюю примитивную его жестокость. Хотя раньше люди не были так жестоки со зверушками, они честно охотились на них, а не разводили на убой.
Вечером я расскажу вам о следующей женщине
Любовь – мать троих детей – служила хорошо и по своему собственному разумению решила проявлять гуманность с задержанными на работе – вежливо разговаривать, отдавать еду, воду, если человек долго в отделении ждет и видно, что голоден. Она всегда мечтала работать в полиции и придавать этой работе человеческие черты. Но не справилась с домогательствами зам командира поста. Когда тот домогался, Любовь была беременна четвертым ребенком. Она отказала – не потому, что была беременна, а потому, что он ей не нравился, а домогательства к человеку, находящемуся в зависимом от тебя положении – зло. Ее внесли в список неблагонадежных сотрудников, а в объяснительной бумажке написали – «в связи с беременностью может меняться настроение».
Любовь вышла из декретного отпуска, и напыщенный домогатель за отказ уже просто мстил. Об этом можно долго рассказывать, ведь месть была жестокой, но интересней рассказать о том, как высокие правоохранители, к которым она обращалась за помощью, выкатывали на нее бычьи глаза и говорили – «Дала б ему, не убыло бы с тебя. И он не ходил бы такой злой». Вот такая логика.
Любовь долго не хотела увольняться – из-за зарплаты, из-за того, что надо кормить детей, из-за того, что работа в полиции была ее детской мечтой. Но потом уволилась. И рассказала журналистам, как с ней обошлись. МВД пригрозило, что подаст на нее в суд – за порчу репутации. Недавно Любовь написала мне, что прошла детектор лжи – по своей же инициативе. Чтобы все знали: она говорит правду.
Она – не дочь высокопоставленного сотрудника Росгвардии, за которую есть кому отомстить. Она – мама четверых детей и хорошо несла службу. Если кого и защищать от домогательств, то ее – Любовь. А если решите ей в Челябинск позвонить, имейте в виду – мессенджеров у неё нет, только самая дешевая модель телефона.
А завтра я расскажу вам о следующей женщине
А вот так бывает, когда все по-честному. Мне не нужен трафик тех, кого я похвалю. Я хвалю тех, у кого нет трафика. Я не пишу о тех, от кого жду каких-то благ. Я ничего от них не жду. Если бы я писала только о своих, то я бы пять дней подряд выкладывала фото своей мамы.
И знаете что? Лучше по-честному. Нельзя хвалить только своих из ближнего круга, ожидая, что и они в ответ похвалят тебя. Они-то похвалят, но Телергам – не маленькое болотце. Не лужа, в которой могут уместиться только свои. Его читают совершенно далекие от всего такого люди, и им все видно.
Пример – моя подруга. Она журналист. Она – хороший журналист, сотрудничает с самыми авторитетными иностранными СМИ. Я подсадила ее на Караульного, и она меня хвалила за это. Все новое – в одном флаконе, не надо шастать по новостным ресурсам. Она подписалась на другие популярные каналы тоже. А потом отписалась. Сказала – „Противно“.
Мне тоже часто бывает противно. Поэтому до 1 января я буду выкладывать только тех, кого по-честному включила в свой топ-5
Понятно, что «охота», где толпа закамуфлированных мужчин-смельчаков поохотилась на мирно спящего в берлоге медведя, вылилась в эфир только сейчас в результате политических сражений, не видных глазу обывателя. Понятно, что хитрые политические соперники этого губернатора пытаются его столкнуть и сливают это видео куда могут. Прямо вижу, как они потирают довольно ладошки, когда зоозащита начинает шипеть и булькать, проклиная этого незадачливого губернатора за медведя. На такой эффект и рассчитывали!
Но все-таки что должно быть в голове у человека, который подходит к берлоге в окружении толпы готовых порвать за него камуфляжную рубаху мужиков, то есть пребывая в полной безопасности, подставляет дуло к голове находящегося в глубокой спячке медведя и стреляет? Он что, после этого чувствует себя героем альфа-самцом? Будучи при этом трусом? Ему что, никто не говорил: нападать на беззащитных – подло? Или то, что подло – для него вполне приемлемая вещь? Или он не видит границ между подло и неподло? Сейчас инцидент расследует полиция – спустя два года. Но я бы сказала, что тут простор и для работы психиатра.
Многие убийства животных в лесах совершаются ради «фоточек». А звери даже не способны по природе своей сознанием объять, что их убивают не ради мяса, не потому, что они буянили и давили скот, а просто для того, чтобы фотографическое изображение их туши красовалось на стене чиновничьего кабинета или в Инстаграм. И всяк входящий в этот кабинет, видел бы, как на фото губернатор позирует у трупа собственноручно убиенного медведя, и понимал бы – тут в кресле заседает Храбрец-с-медведями-Боец.
Ради Инстаграма люди вообще совершают поступки, которые, если б не фоточки, и не подумали бы совершать. Психиатр скоро понадобится многим
То, что она – трансгендер – мне было ясно с самого начала, хотя женщина и уверяла горячо, что это не так. Поэтому я никогда не имела желаний писать о ней. Не потому, что она трансгендер, а потому что чувствовалось вранье. А к вранью я отношусь плохо.
И вот в своем признательном монологе она сообщает – «журналистам о трансгендерности говорила, и если они были нормальными, то не писали об этом». А вот это интересно, и тут хочется поговорить о том, что значит для журналиста быть нормальным.
Допустим, я приезжаю к герою моей будущей заметки писать о том, как у него сгорел сарай. Возможно, сарай сожгли враги. И мы будем вместе докапываться – кто и зачем. И тут я попутно узнаю, что мой герой – гей или трансгендер. Буду ли я об этом писать?
Если сарай сожгли по той причине, что герой – гей, то я обязана об этом написать. Если сарай сожгли из-за того, что мой герой вываливает свой мусор в огород соседей, то не буду. Если сарай сгорел сам, мне тоже все равно, как и моему читателю – гей герой или не гей.
В деле Савиновских трансегендерность была камнем преткновения. Можно по-разному относиться к российскому правосудию, отнимающему детей у трансгендерных пар, или к закону, запрещающему им детей усыновлять. Я это обсуждать не хочу. Я хочу о вранье.
То есть я узнаю, что мой герой – гей, и поэтому ему сожгли сарай. И пишу – «Сарай-то сожгли, но мой герой – не гей». А зачем читателю врать? Журналист – он в данном вопросе кто? Человек, который информирует своего читателя, или общественный деятель, который пытается защитить человека, у которого сгорел сарай? Кажется, все-таки, первое. И никогда не надо об этом забывать. А если кто-то забыл, то лучше сразу переквалифицироваться – в правозащитника.
Очень плохо лгать читателю. Если вы не знаете, как поступить так, чтобы не навредить герою, не пишите вообще об этом сарае ничего.
https://youtu.be/7UKDvDev8cY
Дело было так: одна добрая женщина пожалела певицу, утверждающую, что у нее украли собаку. Выложила пост в Фейсбуке, а внем присутствовала вся гремучая смесь, возбуждающая умы – слепая певица, собака-поводырь, воровка. Этот пост возбудил даже высоко стоящих чиновников, и они успели отметиться в твиттере гневными обещаниями собаку вернуть, воровку наказать. Маховик угодливого, но неумолимого государственного правосудия завертелся и готов был перелопатить Викторию, которую уже никто не слышал, потому что чиновники дали приказ – наказать зло. Даже если этого зла не было, его нужно было создать и наказать.
В конце концов, все завершилось хорошо. Викторию отпустили. Собака Диана – у своей певицы. Те, кто интересовался делом дальше, чем «поставлю лайк и успокоюсь», уже знают: Виктория действовала из добрых побуждений, считая собаку потерявшейся. Не знаю, из каких действовали те, кто раздували это простое недоразумение, да и речь не о них.
Весь 2018 год я следила за Викторией. Я знаю что такое обладать чем-то настоящим – призванием, делом всей жизни. У Виктории с защитой бездомных все по-настоящему. Можно много говорить о чем-то, а можно этому чему-то посвящать жизнь – силы, время. Весь год я видела, как Виктория проводит свою жизнь в поездках – отправляясь к сбитым на дорогах кошкам и собакам, брошенным и замерзающим без помощи. Ждет решения ветеринаров в больнице. Пускает животных в свой дом. Это – настоящее служение. Его не спутать ни с чем. Поэтому она – в моем списке пяти женщин года.
А завтра расскажу вам о еще одной.
Книги – она постоянно читает книги. Языки – Тина их учит. Смотрит фильмы в оригинале, читает книги в оригинале. Осваивает новые технологии. Общается с роботами. И это все – на фоне работы с жестоким графиком. Мне это нравится, но не это главное, из того, что я ценю.
Когда в Москву приехал Тони Роббинс, и я прочла о том, что Тина будет брать у него интервью, я даже пожалела этого несчастного. Объясню. Кто-то вслушиваются в то, что говорит этот коуч. А вслушиваться, на самом деле, не надо. Ведь вслушиваясь, люди понимают, что ничего существенного или умного он не говорит. Вот он сказал – «Если ты хочешь что-то сделать, иди и делай». Прямо принес нам свет мысли на острие своего красноречия! И за это платят 500 тысяч рублей? Нет, не за это. За энергию и вдохновение, которые он дает тем, кому надо, на пару дней или на месяц. Так вот, уверяю вас: Тина – энергичней. И мне было жалко Роббинса, я знала, что она его обставит. Я не видела Роббинса вживую, но я знаю, что такое посидеть рядом с Канделаки. Вот за что надо деньги брать. Впрочем, и не это главное в ней.
Могла бы рассказать, что весь год я наблюдала, как она делает маленькие добрые дела. Но это – не мой секрет. Этот секрет – ее. А главное свойство Канделаки для меня – это все же способность быть другом. Редкая, между прочим, хоть все вокруг и называют друг друга друзьями. Настоящим другом быть непросто. Легко быть другом, когда это не требует поступков, когда это выгодно обеим сторонам. А когда это перестает быть выгодно одной из сторон, дружба заканчивается. Можно много говорить о дружбе, но на поступок мало кто готов. Я-то знаю. В этом году Тина @tikandelaki совершила поступок, и я увидела, что она – Друг. О поступке я, может быть, когда-нибудь расскажу в своих мемуарах.
А завтра расскажу о пятой женщине. Ждите.
Вот специальная ссылка, по которой премиум-подписка на сервис будет стоить 199 руб. за первый месяц, включая аудиокниги. Это почти 50% скидка, и она действует для новых подписчиков сервиса:
Если вы ещё не читаете электронные книги — сейчас самое время начать.
Мне интересно — на чьей стороне вы окажетесь в этом любовном треугольнике: строгой учительницы Джамили или молодой нахалки Марьям? И захотели бы вы оказаться в том сельском лесу, несмотря на все, что я о нем рассказываю. Пишите мне, как прочтёте. Будем вместе думать над следующей книгой!
https://www.facebook.com/100002338152279/posts/1972331376188115/
И, наверное, сейчас в срочном порядке переписывается новогодняя президентская речь. Не может не переписываться. И не может сегодня в ней не найтись места для магнитогорской трагедии. Новый год и траур в этот раз сплелись.
И я могла бы сказать, что откажусь сегодня от какой-нибудь части новогодних торжеств – в память о беде. Например, не пойду на каток. Но я на него и не собиралась. Не буду смотреть на фейерверки, но я и не собиралась. А от стола в кругу близких никто не откажется, и не надо отказываться никому.
Я решила так: во-первых, не буду прогонять 2018 год и повторять за многими – „Давай скорее кончайся и уходи“. Год тут совсем ни при чем. К тому же, в нем навсегда остаются те, кто не сможет войти в 2019. Например, жители дома в Магнитогорске. Так что пусть год закончится в свой черед. От него еще остаются часы и минуты. Во-вторых, я просто буду помнить о том, что случилось этой ночью – сегодня и завтра. А в остальное время будут помнить только близкие тех, кто остался в 2018.
Но в 2019 пусть у всех все будет хорошо.
Ольга исследует новые технологии в принципе. Это от нее я узнала, как китайская журналистика выкарабкалась из кризиса, который заливает российскую уже по самые уши. Когда в Китае каждый возомнил себя журналистом и начал публиковать свои пропитанные энтузиазмом новичков заметки на разных платформах, Китай утонул в океане информации, захлебнулся в волнах фейков. А вместе с тем пришла острая жажда пресной воды – проверенной профессиональной информации. Тогда издания и журналисты, у которых еще сохранилась репутация, закрыли свой контент, и стали взимать за него малую, но плату. Тут Ольга сообщила мне – в Китае электронная коммерция облегчена до невозможности, множество приложений доводят процесс оплаты до одного касания.
А рассказы Ольги о том, как китайцы пишут книги вместе с авторами в тех же приложениях, я слушала во все уши.
Мой любимый «благородный» социальный проект Китая (изученный, конечно, Ольгой) – про рисовые зернышки. Там есть платформа米公益, она собирает не деньги, а рисинки. Рисинки – это награда тому, кто совершает добрые дела. Например, рано встает – а это уже здоровый образ жизни и продуктивное начало дня. Часто звонит маме и папе – чтит семейные узы и не забывает семью. Как об этом узнает приложение? Просто – оно привязано к смартфону. Когда рисинки накоплены, компании – партнеры приложения – обменивают их на реальные деньги, а деньги идут на помощь бедным. В Китае эти рисинки собирают 4 миллиона человек. И если бы Ольга всего этого и много другого не раскопала, я бы ничего этого не знала.
В этом году Ольга вошла в топ-5 Global Shares – это программа, которая позволяет ездить по странам и изучать их инновационный опыт. Заявки подавались из 40 стран. А наша заявка победила! Собственно, благодаря тому, что Ольга вошла в пятерку, я и узнала в этом году столько нового о высоких технологиях в Китае, который перешел для меня из разряда стран копирующих в страны создающие. Но не одна я оценила ее опыт – результаты ее проекта о женском лидерстве в Китае станут основой для программы стажировок сотрудников головного офиса Всемирного экономического форума в 2019.
А я закончила составление моего личного рейтинга пяти женщин 2018 года. В нем не было очередности мест – первого или последнего. Я просто собрала этих женщин в одну компанию и по очереди рассказала о них. И я знаю, что благодаря этому рейтингу они даже познакомились и уже начали помогать друг другу.
Это выводы, извлеченные из судьбы Тулеева после «Зимней Вишни». Не те социальные времена настали для того, чтоб губернаторский кортеж не смог протиснуться на место трагедии. Учатся. И хорошо тем, к кому опыт приходит с опытом – чужим.
А люди в стране – хорошие. И в Instagram и во ВКонтакте мне пишут жители Магнитогорска с благодарностью за то, что думаем о них. Наверное это закономерно – наблюдать нарастающую сплоченность людей, когда власть самого верхнего уровня теряет доверие до той степени, когда «кортежи» уже ни в какие ворота не лезут.
Отец был на работе, мама спала со старшим трёхлетним на одном диване. 10-месячный Ваня лежал в отдельной кроватке. Мама со страшим спаслись. Все это время отец, переодевшись в спецовку, проводил возле завалов. Именно он показал, где следует искать ребёнка.
И хотя я читала жалобы на то, что СМИ и каналы сосредоточились на спасении маленького Вани, не обращая больше внимания на извлеченные тела мертвых, и, таким образом, обесценивают трагедию тех, кто погиб, скажу так: это – неправда. Не обесценивание это и не приуменьшение, совсем нет. Это защитная реакция, если хотите. К тому же… каждый извлечённый живой (даже попугай) усиливал эту трагедию, становясь антиподом смерти – как велика радость о живом, так велико и горе о погибшем. Как велико горе о погибшем, так велика и радость о живом. Понимаете? Была бы безразлична смерть, не было бы и такой радости о спасении жизни. Радость о выжившем усиливала и надежду – вдруг будет еще кто живой. Каждый живой становился сосредоточием надежды, поэтому на Ваню так реагировали – как на чудо, ожидая, что чудо будет еще и еще. Но чудо не повторилось. И горечь от этого больше.
Поэтому давайте и мы не будем плоско судить или говорить просто ради того, чтобы что-то сказать. В тот момент, когда сотрудники МЧС проявляют гуманизм даже к животным
Сейчас мы, к сожалению, наблюдаем не установление национальной церкви Украины, а разрушение властью веры – общей для всех.
1. Тактика губернатора Дубровского, который, кажется, 24 часа в сутки находился на месте трагедии, сильно отличалась от поведения Тулеева после пожара в «Зимней Вишне». Это говорит о том, что некоторые чиновники начинают учиться на чужих ошибках. Но и, кроме того, говорит о том, что закончилось время кортежей, которые не могут проехать на место трагедии. Социальная обстановка в стране такова, что люди очень остро реагируют на высказывания чиновников, их поведение, а «кортежи» не пропускают ни в какие ворота.
2. Видно, что общественность от трагедии к трагедии сильно солидаризуется и сплачивается. Это говорит о многом. Например, о сильно подорванном доверии к верховной власти. Когда к ней доверия все меньше, люди все больше помогают друг другу сами. Потому что начинают рассчитывать на самих себя и друг на друга.
3. Были попытки запустить фейки, но фейки больше так не кружат головы, как это было с «Зимней Вишней». Уверена, что многие, постившие фейки тогда из добрых побуждений, хотели бы забыть об этом и, наверное, подтерли те посты. Значит, иммунитет к фейкам растет. Можно ли утверждать, что в Магнитогорске произошел теракт? Никак. Мы этого не знаем, как и не знаем обратного. Для меня показателен тот факт, что никто не взял на себя ответственность. Суть терроризма не столько в том, чтобы убить как можно больше людей, а в том, чтобы их запугать, чтобы они боялись выходить из комнаты. И, конечно, террористы в последнее время предоставляли доказательства дел своих кровавых рук.
4. Кто-то пытался раскачать скандал и собрать трафик на том, что все СМИ говорят только о спасенном младенце Ване Фокине, не замечая погибших в этом доме. Но если бы людям были безразличны погибшие в этом доме, то они бы и не радовались так спасению Вани. Скандал глупо не получился. А потому что было ясно: чем больше радость о спасении, тем выше скорбь о погибших. Эта попытка была гнилой по сути.
5. После объявления о прекращении поиска людей, сотрудники МЧС объявили операцию по спасению животных. «Они тоже живые организмы» – так они прокомментировали свои действия. Это – гуманизм. Его в нашем обществе стало больше.
Мне рассказывали про олигарха (не стану называть его известного имени), который заказал в один из своих домов в Москве янтарную комнату. Поскольку я знала исполнителей заказа, то мне были известны и суммы, которые олигарх тратил на ту комнату. Например, там какая-то маленькая штучка (одна из многочисленных незначительных деталей интерьера) стоила 45 тысяч евро.
Я думала об этом человеке. Зачем ему Янтарная комната? Он же побывает в ней от силы раз пять за всю жизнь. У него же слишком много в его домах-музеях комнат, чтобы он успел побывать в каждой.
Он не поинтересовался, каким образом добывается янтарь – его везли с Украины. Это очень грязный бизнес, и сколько людей гибнет на браконьерской добыче янтаря, и как уничтожается этими копателями земля – наша планета. Он просто захотел янтарную комнату. Маленькая быстротечная блажь.
Пространство ю вокруг него искажено, он не видит того, что происходит в нашей реальной жизни – не в его жизни. И те люди, дети и животные, которым Катя призывает помочь, в его «янтарных комнатах» просто не существуют. Он – человек глубоко травмированный деньгами – ничего не знает о их существовании. И не имеет потребности знать.
Что я должна была делать с этой информацией? Только одно – приняв ее к сведению, я перестала покупать продукцию этого олигарха.
А с Клишасом против законопроекта буду помогать
Грудь, еле прикрытая национальными украшениями – это провокация на национальной почве. Хайп был спланирован – если и не умело устроен, то, по крайней мере, правильно скопирован с других хайпов. И совсем не ради межгендерной борьбы, а ради лайков, внимания, подписчиков – короче, всего того, что вам так не нравится.
Конечно, девушка никакого закона не нарушила и имеет право фотографироваться в чем хочет. Другой вопрос, что и люди, находящиеся в своем национально-культурном контексте, будут однозначно возмущаться. Это – предсказуемо. Так что, дорогие мои, если не хотите окончательно маргинализоваться, правильно подбирайте символических жертв и пусть вашим оружием будут не только феминитивы.
В одну из ночей я сидела там и что-то строчила в ноутбуке. Вошла компания с виду неблагополучных людей и уселась за столик рядом. К ним подошел официант.
– А что ты на русском заказ принимаешь? – спросили его по-украински. – Ты что – москаль, ты не патриот Украины?
Официанту стало ужасно страшно. Мне тоже. Какое-то время (оно показалось мне бесконечным) я наблюдала за унижением этого человека. Я говорила себе: «Видишь как – ты не можешь заступиться за этого человека. Ты сразу же попадешь в такую же ситуацию. И никто тебя не спасет. Поэтому ты только то и можешь, что сидеть тихо и молчать». «Но молчанием, – говорила я себе же, – я предаю человека в себе. Я больше никогда не смогу быть прежней, я стану хуже, ведь я буду знать, что я совершила предательство – не заступилась за того, кто слабей. Вот этим и опасно молчание. Вот этим и ужасно то, что происходит на этом майдане».
– А ну валите отсюда, – сказала я, – пока я не позвонила коменданту сотен.
Я взялась за телефон. У меня был номер коменданта.
Компания к моему невероятному удивлению быстро сдула свой националистический пузырь. Они отстали от официанта.
Но на следующий день, когда я видела, как толпа ведет по майдану человека со связанными за спиной руками чтобы линчевать, я уже промолчала. И с замирающим сердцем отошла подальше – не видеть, не видеть, только не видеть.
Для меня было очевидно, что из моего молчания и молчания многих, в котором мы предавали самих себя, выльется много бед. И одной из них, конечно же, станет автокефалия, которую не дрогнувшей рукой сегодня подписал Варфоломей, впрочем, знающий, что из-за нее прольется кровь.
Я не сбрендила, конечно, чтобы ни с того, ни с сего начинать разговоры о бриллиантах. Прочла кое-что. Впрочем, из такого источника, на который внимания лучше не обращать. Но в данном случае не могу не обратить – давно хотела говорить о бриллиантах. А тут – такой повод. Неужели надо упустить?!
Бриллианты я люблю и ношу. Люблю те конкретные бриллианты, которые ношу. У меня их два. По 0,77 карат каждый. Чистые, да. Один я получила, став лауреатом премии «Искра» за лучший репортаж. Накануне я побывала на спецоперации в Махачкале и написала о бандподполье. Второй я получила, снова став лауреатом «Искры», за репортаж «Крокодил», в нем я описала жизнь и смерть людей, пользующихся наркотиком крокодил – дезоморфином. Некоторое время я пожила с наркоманами. Мне совсем не стыдно носить такие бриллианты. Я их заработала.
А что, на мой взгляд, отвратительно и старомодно:
– Утверждение о том, что женщине должно быть стыдно признаваться в том, что ей никогда не дарили бриллиантов. Мне никогда не дарили. И что-то мне не стыдно. Бриллианты – это тот подарок, который может подарить один единственный человек. И этот человек настолько один единственный, что подарки с ним обсуждаются. Странно просить себе бриллианты, когда вокруг много тех, кому нужно помочь, и ты о них знаешь.
– Утверждение о том, что мужчина должен дарить бриллианты. Оно старомодно, от него пахнет молью. Оно вызывает презрение, граничащее с отвращением, еще и потому, что тем самым женщина как будто заявляет – «Я выбрала себе того мужчину, который может дарить крупные бриллианты». Не удивлюсь, если и сам мужчина, понимающий, чем был обусловлен выбор, смотрит на такую женщину как на вещь – временную в использовании.
– Кичиться бриллиантами. В нашей стране многие люди живут за чертой бедности. Их несложно заметить – нужно только посмотреть. Достаточно съездить в регионы и поинтересоваться, чем люди живут, как зарабатывают, из чего состоит их продуктовый набор, ждут ли они скидок в сетевых магазинах для того, чтобы купить себе определенный вовсе не входящий в число дорогих продукт.
Вот в таких социальных условиях рассуждать о бриллиантах – все равно, что бросать спички в сухом еловом лесу. А наша страна сейчас – в какой-то степени сухой еловый лес. Да, из Москвы это не очень видно. Но мне не хочется, чтобы из регионов пришли люди в Москву, давно считающие ее государством в государстве, и затолкали мне в горло пирожное, которое я им есть не предлагала.
Навязчиво очень администрация отрабатывает образ доброго дедушки. Напрасно надеется поднять то, что упало после пенсионной реформы.
Это не я вам говорю. Это так говорят в «Одноклассниках». А я же тогда буду надеяться, что с Наташей из Сафоново, писавшей Путину письмо и повесившейся после получения своеобразного «ответа» от его администрации, всего лишь вышло маленькое недоразумение. А так доброты Путина хватило бы на всех – и на эту девочку.
— Я не против технического прогресса, совсем нет! <…> Христианство не может быть против науки, против научного прогресса, потому что вся история развития науки связана с христианским культурным контекстом. Именно в недрах христианской Европы и развивались научные знания. Но вот что вызывает озабоченность. <…> На человека оказывают сильное влияние два обстоятельства, два целеполагания. Одно — это удобство, и второе — это удовольствие. <…> Те же самые гаджеты — это удобно, это открывает путь к удовольствиям, и в этом смысле гаджет очень привлекателен. Но ведь мало кто знает, а, может быть, даже знают, но не придают этому большое значение: всякий раз, когда вы пользуетесь гаджетом, хотите вы этого или не хотите, включаете вы геолокацию или не включаете, кто-то может точно знать, где вы находитесь, точно знать, чем вы интересуетесь, точно знать, чего вы опасаетесь. Поэтому всемирная сеть гаджетов дает возможность осуществлять вселенский контроль над человеческим родом. И если не сегодня, то завтра могут появиться и методология, и технические средства, которые обеспечат не просто доступ к этой информации, а использование этой информации. Вы представляете, какая власть будет сконцентрирована в руках тех, кто владеет знаниями о том, что происходит в мире? <…> И не должно быть единого центра, по крайней мере в обозримом будущем, если мы сами не хотим приблизить апокалипсис. Поэтому гаджеты хорошо с точки зрения удобства и удовольствия, но с точки зрения контроля над человеческой личностью — это опасное дело.»
http://www.patriarchia.ru/db/text/5337895.html @dddjournalism – в вашу копилку.
Украина – конечно, мистическая страна. Траурный венок накинулся на Януковича в 2011 году, и он стал при жизни политическим трупом. В 2014 году во время инаугурации Порошенко ему под ноги свалился в обморок солдат. И сколько солдат украинской армии полегло в Донбассе в тот год. Не хочется теперь даже думать, дурным предвестником чего станет упавший в обморок священник в 2019-м.
Дальше в заметках говорится о хронической ране на лапе, которая вызывала поведенческие расстройства у Норда и которую нельзя было лечить. Действительно ли усыпляют медведей из-за всего лишь раны на лапе? Хотелось бы знать. Жаль, что у изданий, работающих ради трафика впопыхах, уже не остается времени на то, чтобы проконсультироваться со специалистом и дать его комментарий. Совсем недавно это было одной из неоспоримых заповедей журналистики.
Да, было дело, я сначала вздрогнула, когда он это сказал, но потом выяснилось, что парню всего 16 лет) https://gorky.media/reviews/naivnaya-zhivopis/
Заходя, я чаще всего попадаю на очередь из двух-трех представителей какого-нибудь семейства, с которыми она дотошно обсуждает, какую рубашечку те купят для крестин, мальчика будут крестить или девочку, где крестные („хоть показали бы!“).
– Ну бери, бери, – говорит со вздохом она, когда я не выдержав, обхожу очередь и беру свои три свечи. – Только машинка опять не работает. Так что убирай свою карту. Завтра занесешь. Все равно ты быстро бегаешь.
7-го января 2019 года я снова застала очередь к ней – женщину и очень высокого мужчину.
– Вам очень идет этот цвет, – серьезно сказала свечница ему.
– Желтый что ль? – спросил он.
– Синий, – без привычной своей усмешки ответила она.
Я посмотрела в спину мужчины, одетого в синюю куртку. Ничего желтого, по крайней мере сзади, я на нем не нашла.
Он повернулся ко мне и улыбнулся своей шутке. У него была неестественно желтая кожа, обтягивающая худое костистое лицо, и большие ввалившиеся глаза. Я видела такие лица, поэтому тоже улыбнулась ему.
– А я, между прочим, вчера еще вспоминала вас! – крикнула ему свечница, когда он пошел к иконам. – Еще думаю: посмотреть бы, как химия помогла!
Мужчина обернулся.
– А я верю! – крикнула она. – Я верю, что все будет хорошо!
Подошла моя очередь, я стояла над коробками со свечами и думала – до чего же знаком его взгляд. По одному этому взгляду можно узнать смертельно больного человека. Но как этот взгляд объяснить? Открытый, беспомощный, детский? Взгляд человека, знающего, что он скоро умрет и поворачивающегося к каждому встречному уже без опаски – чего ему теперь опасаться? – чтобы тот успел сделать ему добро, пока еще есть время, или, по крайней мере, улыбнуться.
– Ну что ты свечи не берешь? – заворчала на меня свечница. – Ждешь, пока я тебе их подам? Может, мне еще есть и пить за тебя?
В таких случаях я обычно ей отвечаю – „Уж поем и попью я за себя сама“. А она говорит – „Ну в этом-то я не сомневаюсь!“.
А в этот раз я промолчала. И она мне тогда сказала – „А я, правда, верю в то, что у него все будет хорошо потому что по-другому верить нельзя“.
На самом деле, этот законопроект, который как будто борется с фейками, фейки поддерживает и делает все для того, чтобы они жили и крепли. Жизнь показывает: практически все фейки, вброшенные во время последних трагедий, так или иначе довольно быстро были разоблачены и умерли естественным образом. Постепенно растет тот отдел общественного мозга, который отвечает за их распознание. Все это происходит как естественная эволюция человека, резко погруженного в информационное пространство. Зачем же бороться с тем, что общество итак учится фильтровать?
Откуда берутся фейки? Они растут от противного – от вранья пропаганды. Не было бы вранья в телевизоре, не было бы нужды у людей в таком количестве альтернативных источников. Какие-то альтернативные источники оказываются фейкомётами – это неизбежно и тоже вполне себе логичное развитие процесса. И если уж взять фейки и пропаганду, сравнить их между собой, то, честно говоря, противны оба. Нужно что-то третье – то, что будет посередине. Именно вот этого третьего и боятся в Госдуме, и власть именно этого боится. Ведь третье – то, что не пропаганда и не фейк – то, что родилось посередине, будет правдой и той силой, которая способна двигать политические плиты. По сравнению с этим любой фейк – фигня, легкая рябь на воде информационного пространства. Власть это понимает и стреляет своим законопроектом не по фейкам сейчас, а по вот этому зарождающемуся третьему. Однако в результате яростной и отчаянной борьбы Госдумы с фейками у нас постепенно останется только один большой фейк – наша телевизионная пропаганда. Ну еще, пожалуй, некоторые законы – они ведь тоже принимаются без учета реального состояния общества и его социальных проблем. Такие законы тоже можно было бы назвать фейками – они как бы для людей, но на самом деле против людей. Фейк? Фейк. Вполне ясно, что этот законопроект – принятие такой государственной монополии на создание фейков и сильно обнажившийся страх власти перед интернетом. Я бы не рекомендовала демонстрировать свои слабости на публику. Страх – слабость.
Очень спокойно, без истерик автор рассказывает о гражданской войне прошлого века. Два офицера – белый и красный – движутся на вихрях истории навстречу друг другу, сами пока ещё не зная о существовании друг друга. В какой-то точке они сойдутся.
«Зимняя дорога» очень созвучна тому, что я видела на войне в Донбассе. (Для новых подписчиков: я находилась там три года и знавала почти всех командиров по обе стороны).
Мне нравится, как Юзефович делает выводы – так, будто он и не считает себя право имеющим их делать. Вносит в текст их скромно, будто стесняясь. Не навязывает их, но получается правдиво и глубоко.
А я читаю и спрашиваю себя – «Ну почему, почему в истории человечества все повторяется? Как похожи та гражданская война в России, и эта – в Донбассе. И ведь когда начиналась эта война на Украине, не прошло ещё полных ста лет с тех пор, как закончилась та. Почему же люди не учатся на чужих ошибках, когда они так отчетливо прописаны в истории?».
Я задавала себе эти вопросы, и мне кажется, я нашла на них единственно возможный ответ – «Тот опыт гражданских войн – он общечеловеческий. И так, принадлежа всему человечеству, он может не принадлежать отдельно взятому человеку. К примеру, молодой человек читает книги и из них может почерпнуть горький опыт гражданских войн. Но опытней он не становится. Он жаждет все это сам пережить – в своей жизни, своей кожей. Молодым нужен личный опыт. И это – причина войн. И так из века в век – неопытные новые поколения начинают новые войны».
Впрочем, дух времени захватывает и опытных – тех, кто не хочет воевать, заставляя и их подчиниться новым обстоятельствам. Дух времени оказывается сильнее любого опыта.
Читайте «Зимнюю дорогу»!
Оскорбить власть так же, как власть оскорбила его, гражданин не может – не имеет административных ресурсов и властных полномочий. Когда у него заберут возможность выпускать пар в интернете, ему сорвет крышку, и он выйдет выпускать пар на улицу.
А для того, чтобы у граждан не возникало желания называть власть дураком, власти надо просто стараться не портить этому гражданину настроение.
Это было о законопроекте, запрещающем гражданам ругать власть
Реальность – женщина утонула 10 лет назад. С тех пор она, подключенная к аппаратам, находится в одной из американских клиник близ города Финикс – столицы штата Аризоны. На днях она родила – мальчика. Клиника – в шоке. Полиция проводит расследование. Исполнительный директор корпорации, к которой принадлежит клиника, подает в отставку. Департамент здравоохранения проверяет клинику. Клиника запрещает медперсоналу мужского пола заходить в палаты находящихся в коме пациенток без женщин-медсестер. Переполох.
Ребенок сначала не дышит потом дышит. У всех мужчин сотрудников клиники берут образец ДНК. Они докопаются до правды и сумеют объяснить, почему до начала родов никто не замечал беременности пациентки. И тогда в суде, возможно, впервые в качестве юридически правомерного обоснования прозвучит спорный психологический термин – «ложная слепота к очевидному или эффект невидимой беременности». Это когда человек глазами видит очевидное, но его мозг считает видимое настолько невероятным, что временно ослепляет человека. Но это я уже начала фантазировать.
Сценарий – мальчик вырастает в любящей приемной семье. К моменту его 20-летия медицина продвинулась, делаются первые попытки понять, существует ли внутриутробная память. То есть способен ли человек помнить свою жизнь в материнском животе. Сын узнает о своем происхождении – от любящих приемных родителей. Переживает шок, психологическую травму, ведет рискованный образ жизни, но что-то заставляет его встряхнуться, и в день своего 25-летия он решает навестить родную мать.
Мать отключили от аппаратов еще пять лет назад. Допустим, в Америке принят новый закон, предписывающий эвтаназию через тридцать лет после комы. Молодого человека встречает главный врач клиники. Случай настолько интересный, что врач предлагает ему участие в эксперименте. Газетные заголовки кричат (да, газеты тогда еще будут существовать) – «Что испытывает ребенок в утробе вегетативной матери?», «Холод утробного материнского молчания!», «Мама, отзовись!». На медицинских симпозиумах мировые светила спорят – депривирован ли утробно младенец, рожденный от матери в коме?
Сын вспоминает все – бурное общение с матерью у нее в животе. Он выдаст подробности из ее детства, которых не мог знать, вспомнит несчастный случай на озере во всех деталях. Сенсация! Это заставит пересмотреть отношения к людям в коме! Сторонники эвтаназии заткнутся и будут сидеть молча. Закон отменят. Ученые получат ключ к новым формам лечения людей в коме.
Но есть ли гарантия, что сын не вспомнит чего-то еще? Что не увидит лица насильника? Не узнает его. А тот не захочет его остановить. Но кто он? Кто?
Мне неизвестно, как часто такую бумажку обе стороны перед сексом подписывают в Швеции, но я припоминаю, что поправка была принята там из-за того, что слишком много стало жертв, и местное правосудие просто устало разбирать эти дела. Ведь, по сути, любая женщина (или мужчина, но делали это в основном женщины), рассорившись со своим партнером, могла сказать, что тот ее изнасиловал. И он без бумажки не мог доказать обратного. Не то, чтобы он ее бил, душил, удерживал, и она могла предъявить все эти повреждения суду, нет. Просто она не хотела. Вот не хотела! И даже неважно, озвучивала она ему это нежелание или нет. В конце концов, сам бы мог догадаться по ее кислой физиономии! Так что, нет бумажки, иди в каталажку. Так, по-моему, гласит старая русская пословица, если я ее только что не сама придумала.
Насколько я понимаю, на Украине такой ситуации не было. Учитывая, мягко говоря, разность менталитетов, и не могло быть. То есть этой поправке было не из чего родиться. Боюсь, что поправка была принята исключительно ради того, чтобы сделать маленький робкий шажочек в сторону Европы. Ведь когда, например, делаются попытки размашисто сделать шаг в ту сторону методом проведения гей-парада, на том же месте ровно в то же время возникают яростные украинские националисты, хорошо экипированные военным опытом в зоне АТО, и прогоняют сразу всех – и геев, и журналистов, и популистов. Только и само украинское общество в большинстве своем идею гей-парадов не поддерживает и, вряд ли в ближайшем будущем поддержит. В этом смысле Украина – это Россия, а не Европа.
Впрочем, найдется, наверное, и на Украине с десяток оригиналов, которые захотят воспользоваться поправкой и будут составлять и подписывать бумажки перед каждым сексом. Пусть, пожалуйста, ими окажутся какие-нибудь активисты майдана, рвавшиеся в Европу. Только романтики после этого не будет. Хотя ее и после майдана уже не было.
@Gorkiy_media – здесь вы узнаете о новинках литературы. Главред там критик Костя Мильчин, а он дурного не посоветует.
@vladimirlegoyda – глас церкви. Разумный.
@MedvedevVesti – политический обозреватель Вести.фм. Но я вообще люблю читать друзей.
@tikandelaki – спорт, тв, красота, научный прогресс. Сновидения.
@margaritasimonyan – с интересом слежу за медиа-битвами на мировой арене. Честное слово, интересней любого блокбастера. Только они нас одолеют, как сразу – снова мы их. И так – почти каждый день.
@ekvinokurova – политическую аналитику Кати я читаю, даже когда мне очень хочется спать.
@aleksandr_skif – он просто очень умён. К тому же, знает всю изнанку про Донбасс. К тому же, офицер.
@karaulny – если у этого канала есть евангелист, то это я. Даже изустно, а не только письменно агитирую друзей, знакомых подписываться. Читая его, невозможно пропустить ни один информационный шорох в стране.
@eliseyskie – маленький канал о жизни замечательных людей с уклоном в здоровый феминизм.
@ChicotTheJester – во-вторых, интриги, романтика, скандалы. А, во-первых, это поклонник моего творчества!
https://t.me/ekvinokurova/7846
Спускаемся мы с подругой по лестнице моего подъезда.
– У меня нет карты на метро, – говорит она. – Пропустишь?
– Конечно! – отвечаю.
– Я расплачусь, – шутит она.
– Как же? – шучу в ответ.
– А вот так, – она наклоняется и поднимает со ступени купюру в две тысячи рублей.
Мы ее потерли, просветили – настоящая. Я думаю – и что мне теперь делать? Писать объявление и вешать на подъездную дверь – „Нашла ваши две тысячи рублей! Отзовитесь в квартиру №…“. И тут я живо представляю паломничество, которое начнется в мою квартиру. Ко мне будут приходить разные соседи и требовать разные две тысячи рублей. А поскольку я не всех соседей знаю в лицо, то ко мне будут приходить не только соседи, но и посторонние люди и тоже требовать свои две тысячи рублей! А на купюре ведь не написано, из чьего кармана она выпала.
Что, скажите, пожалуйста, должна была сделать я – считающая себя честным человеком – с этой безродной купюрой? Оставить лежать ее под лестницей сиротой? Но не могу я так с деньгами поступить. А вдруг ее найдет кто-то другой и потратит на неблагородные цели? И ему даже в голову не придет мысль о том, что купюра эта не просто лежит под лестницей, а выпала она из кошелька пенсионерки! Подумав это, я живо представила паломничество в мою квартиру пенсионерок – наших и зашедших в гости ненаших, и так и вышла из подъезда на улицу, держа купюру перед носом между большим и указательным пальцами.
А в нескольких метрах от нашего подъезда у самой обочины стояла сгорбленная женщина в каком-то старом пальто, расстегнутом на впалой груди, в стоптанных ботиночках, с мутными баулами в руках и с печатью вечного несчастья на лице. Я подошла к этой женщине и вручила ей купюру. Женщина взяла ее, как берут пятьдесят рублей – с легким выражением тупой благодарности на этой намервто застывшей печати несчастья.
Взглянув внимательней на ладонь, женщина дрогнула, печать на лице сдвинулась, и я даже подумала, сейчас она упадет ей в ладонь и насмерть придавит нашу купюру, только что счастливо спасенную из-под лестницы. Когда я уходила, женщина так и стояла под фанарем, ласково улыбаясь купюре.
Я шла к метро и успокаивала себя тем, что, может, эта женщина и эта купюра вот такими сложными путями шли навстречу друг другу. В конце концов, как Богу еще показать, что он любит шутки, а пути денежного оборота – так же неисповедимы, как и все Его пути. Но этот нью-йоркец переломал мне всю схему. Что ж. Если в следующий раз Господь Бог положит деньги в сумочку Chanel, и аккуратно поставит ее под лестницу, я торжественно обещаю вернуть их владельцу. Вместе с сумочкой, разумеется.
О! Оказывается на Украине уже появилась партия мира и дипломатии! Интересно, почему мы об этой партии ничего не знаем. Имя, пожалуйста! Имя! Как эту партию зовут? Может, ее актив сидит в глухом подполье, и его велено пока не светить? Но есть ли в таком случае у нее шансы вылезти на свет Божий до начала президентских выборов, которые уже, мягко говоря, на носу? Ни малейших. Как и самой партии нет. То есть вот так иносказательно Песков сообщает нам – конфликт в Донбассе продлится еще долгие десятилетия. А это значит, по-прежнему, будут гибнуть люди, а регион загибаться в своей бесперспективности.
Между тем, перспективы прекращения войны для России довольно просты и вполне осуществимы. Если, конечно, Россия желает прекратить этот конфликт, а не бессильно разводить руками в сторону Киева в течение этих долгих десятков лет, пока в Донбассе будут гибнуть люди. Нужно просто начать относиться к жителям Донбасса так же, как к жителям Крыма. Помнится мне, свое любовное отношение к крымчанам Россия объясняла тем, что те – русские. Очень хорошо! В Донбассе – тоже русские. И если – «там русские!» – честный нелукавый аргумент, то пора бы уже выдать жителям Донбасса российские паспорта.
Вот в этом – вполне посильные перспективы для России прекратить войну. А провести к рулю в Киеве какие-то партии мира и добра Россия бессильна, и надо это честно признать, не пытаясь разглядеть все эти добродетели в Тимошенко. Даже под микроскопом они на ней не проявятся.
https://tass.ru/obschestvo/5998970
Как-то раз, находясь в гостях у мэра маленького городка, допустим, Ирины Алексеевны, я слышала как та ругала молодую мамашу – «Как вы сына назвали? Олег?! А почему не в честь своего мэра – Ириной Алексеевной?!».
Но она шутила. А этот, похоже, не шутит.
Иногда я вижу в соцсетях отрывки особо громких тв-скандалов или вот как сейчас читаю о женщине Елене Бойко, которая исправно ходила в эфиры и послушно говорила то, что ей было прописано по сценарию говорить. Россия ее выдворяет. Но что ее ждёт на Украине? Она утверждает – только пытки и застенки. И хотя лично мне неприятны такие человеческие типажи, как она, все же непонятно, почему ее выдворяются из страны, которая своих не сдаёт.
Приходит в голову только одна версия – ее подозревают в том, что она сотрудничала с украинскими спецслужбами. И не только под носом у наших спецслужб, но, можно сказать, в прямом эфире непосредственно. Это – моя фантазия. Но других объяснений этому жестокому действу выдворения нет. Предпочитаю верить в неё, а не в то, что Россия начала сдавать своих
А потом читаешь в новостях – десятки собак умерли от голода, умирали систематически, трупы уничтожались. И думаешь – лучше бы защитой животных занимался кто-то получше, чем я.
Я видела разных зоозащитников. Одни из них жизнью всей жертвуют ради спасения животных. Они так устроены: нет им счастья, пока существует на свете хоть последняя капля страдания. А другие – такие как владельцы „Дружка“ – зарабатывают на животных, воруют у государства, воруют у тех, кто сдает деньги на благотворительные цели. Раньше я считала, что с ними не надо бороться, если есть надежда, что хотя бы двадцать процентов из собранных средств пойдет на несчастное животное. Но сейчас я думаю иначе. Я думаю, что должен существовать общественный контроль, полномочный проходить в любые приюты – частные или государственные – по первому требованию. Я бы сама хотела войти в такой контроль.
А владельцам „Дружка“, которые пока их голодные собаки ели друг друга, отдыхали в Таиланде, я советую хорошо и по полной программе там отдохнуть. Не срываться с места, не возвращаться срочно на родину. Возможно, отдыхать теперь придется совсем в другом месте.
Ясно: насилие из российских школ никуда не уходило. Оно было и есть. Но не кажется ли вам, что ученики начали задавать повестку СМИ? А если не кажется, то ответьте на вопрос – откуда все эти видео, кто их снимает и кто присылает в редакции российских СМИ? Очевидно, что у учеников идет такой флешмоб – «Накажи учителя!» или «Отомсти учителю» или «Посмейся над учителем». А СМИ спешат успеть дать новость, не разобравшись в причинах.
Насилия в школе не должно быть – факт. Но очевидно и другое – учителя, доведенные до функции обучить-сдать-ЕГЭ, больше не являются носителями миссии. Они – не учителя всей жизни, как было раньше. А раньше учитель учил не только считать-писать, он был тем, кто знает что такое хорошо и что такое плохо. Теперь, когда он эту миссию утратил, он утратил и уважение, его можно пнуть, ударить молотком по голове, избить до полусмерти, когда он бросится разнимать дерущихся учеников. Но поскольку учителя все еще не роботы, а живые люди, в них кипит, бурлит и булькает негодование на все – на отношение учеников, их родителей, государства, социальную неустроенность, а главное – на труд, который не имеет моральной отдачи. И порой они вот так безобразно срываются, забыв о том, что мир изменился, и они теперь – всегда под прицелом телефонов учеников. Кстати, я не думаю, что они забывают о телефонах и теряют бдительность. Нет, они люди – в основном старой закалки, а это значит, что им сложно представить и оправдать человека, снимающего исподтишка.
Учителям нужна помощь. Учителю надо вернуть по праву ему принадлежащие уважение и миссию.
А, вообще, говорят, на Украине теперь хорошо – много верующих стало. Правда, уверовали граждане в Томос и на политической почве. Но, как знать, может, и это ничего. А лучше всего сейчас все-таки Церкви православной. Для нее совсем благодатные времена наступили – она очищается прямо сейчас, в режиме реального времени от скверны, и те праведно настроенные монахи, которые раньше незаметно себе службу несли, сейчас проявляются в стойкости, людей за собой ведут. А скверна всякая отваливается, да. Тут я заметила, что первым отвалился Варфоломей. Для меня это так. Канон нарушил – от предательства оттолкнулся.
Когда я писала свои репортажи о бандподполье в Дагестане, на меня вышла группа боевиков, и я взяла своё знаменитое интервью у ее амира («Разговор с драконом»). В ходе беседы мне сообщили – 70 процентов терактов, которые боевики берут на себя, ими не совершаются. Просто либо они сами решают приписать их себе, чтоб их сильней боялись, либо у них есть договорённости и обязательства, что возьмут на себя чужие дела.
Любая преступная организация может приписать себе теракт в отсутствие иных претендентов. Но мы видели: в последнее время преступники, совершающие теракт, тщательно готовят доказательства именно их причастности к нему. Например, делают видеозапись со смертником за день до теракта.
Аргумент – в ИГ молчали потому что опасались за безопасность своих подрывников – это очень слабо. Вербуют смертников и переживают за чью-то безопасность? Ну-ну. Спланировали серию терактов и не позаботились о доказательствах? Трижды ну-ну. Мы помним: цель терроризма – не убить как можно больше людей, а посеять страх. Чтобы тебя боялись, надо доказать, что это ты.
Представляю себе картину так: ИГ ждало-ждало, пока кто-нибудь ещё проявится и возьмёт на себя ответственность. Не дождалось. Поняло, что никто не возьмёт. Момент уходит. И взяло ответственность на себя.
Сергей пытался доказать, что торгов никаких не было, а квартиру купило подставное лицо, которое мелькает в таких же делах по микрозаймам. Поскольку в деле нет оригиналов документов о торгах. Но суд ему отказал в рассмотрении этого аргумента, и в апелляции вчера тоже отказал.
Но самое интересное началось после оглашения решения. В зале судебных заседаний находилась группа поддержки – люди, так же обманутые кредитными организациями. Они брали по 300 тысяч кредит, а теряли квартиры в Москве.
– Позор! – закричал один из них, когда судьи объявили заседание оконченным.
– Капец, ну и суд у нас! – поддержали женские голоса.
– Позор прокурору! Позор! (прокурор, кстати, к тому моменту еще не ушла).
– А вы видели в какой позе прокурор стояла? Позор власти!
– Надо звать Трампа, пусть заберет всю эту кодлу отсюда!
Гул в коридоре продолжился. Люди громко и открыто высказывались против власти, ручной прессы. Я была удивлена – я впервые такое вижу. Но, наверное, так люди себя и ведут, когда лишаются единственного жилья.
Я спросила одну женщину, как она потеряла квартиру. Женщина объяснила: ей нужно было 300 тысяч, в кредитной организации ей сказали, что такие маленькие суммы не выдают, но могут выдать три миллиона, ей нужно только подписать бумаги на три миллиона, а взять 300 тысяч, их же и отдать.
– Кем вы работаете?! – спросила изумленная я.
– Бухгалтером… – помявшись, ответила она. – Но я же не с улицы взяла. Меня убедила хорошая знакомая, я ей доверяла. А она – их агент.
Да, люди – доверчивы. Особенно те, кто жизнью захватил большой кусок Советского Союза. Но никто не имеет права их дурить и выдавать им суммы с расчетом не на возврат займа, а на отъем квартиры. Мне кажется, государство все же должно запретить частным компаниям выдавать людям займы под их единственное жилье.
Исследуя приюты, в которые свезли ещё не убитых собак, я обнаружила, что они частные. Услышав фамилию человека, оперативно открывшего их на своих деньги, я остолбенела.
Да, вы правильно уже догадались. Им был Дерипаска. Так что не знаю, как там с рыбками, а собакам он помогал.
Только что беседовала за чашечкой кофе с его создателем Александром Кесселем. Говорила ему – меня задел момент, где главный герой убивает своего верного помощника робота. Я считаю это убийством.
– Вы очеловечили железку, – отвечал Кессель.
– В том-то и дело! Если я очеловечила железку и убиваю ее очеловеченную, то совершаю, может, и не убийство, но полуубийство точно.
Об этом споре (следует ли очеловечивать железку, имеющую форму человеческого тела и интеллект) можно рассказывать бесконечно. Но лучше расскажу о нативной рекламе Сбербанка.
В сериале одним касанием к браслету (а такой в будущем есть у всех) ты можешь вызвать голограмму искусственного интеллекта Сбербанка в образе симпатичной девушки-клерка и обсудить с ней свои финансовые задачи. Все платежные операции проходят через Сбербанк, бело-зелёный логотип которого появляется на экране регулярно. Сбербанк в сериале – это уже не банк, это целая экосистема.
Что на уровне подсознания должен понять зритель? А то, что Сбербанк настолько прочен и безопасен, что доживет до ближайшего будущего, в котором происходит действие сериала.
Не тонкий, конечно, намёк. Реклама видна. Но хвалю
Самое интересное – стоимость производства газеты от этого возрастает. А она, как и все печатные издания переживает не лучшие времена. Однако ситуация издания стала бы еще хуже, если бы особо чувствительные к загрязнению планеты читатели отказались выписывать газету из-за пластиковой упаковки. Читали бы ее в интернете или бы вообще не читали, обидевшись на то, что она не вняла голосу разума планетарного масштаба. Расходы выросли, но я уверена, те читатели, ради которых газета на это пошла, не отвалятся никогда и пожизненно будут оформлять подписку на The Guardian.
Вопрос абортов – тяжелый и сложный. Это говорю я – противница абортов, с удивлением наблюдающая за тем, как в стране планомерно делается все для того, чтобы количество абортов росло.
Несчастная женщина, решившаяся на аборт, понимая, что ее ждет экзекуция в кабинете главы муниципалитета, чтобы избежать этой встречи, пойдет искать альтернативный вариант – подпольный абортарий. Обсуждать такую болезненную тонкую личную сферу с мэром города – это все равно, что лезть в разрезанный живот в железных перчатках. Мне эта инициативе напомнила инициативу Кадырова по воссоединению семей – бывшие муж и жена обсуждают свои интимные личные проблемы в присутствии сорока алимов, имамов и государственных мужей. Которые, к слову, не блещут добропорядочностью.
Подпольный аборт – это, как правило, проблемы со здоровьем, за которые подпольщики не понесут никакой ответственности. То есть удар по здоровью женщины, которая итак не от сладкой жизни решилась на аборт.
А про представительниц активной женской общественности мне вообще хочется промолчать, чтобы не оскорбить кого ненароком. Поэтому я подберу слова помягче и скажу так: как правило, это – притворные святоши, фанатично лезущие в твою жизнь, чтобы дорасти до должности детского омбудсмена или еще кого. И мы таких людей знаем.
Боюсь, что такие экзальтированные желания возникают у губернаторов, когда им голову сносит религиозностью. Не верой, а религиозностью. Им кажется, что они после смерти проберутся на прием к Богу, гремя в мешочке душами спасенных младенцев. Но для того, чтобы произошло снижение статистики по абортам, губернатор должен быть не экзальтирован, а профпригоден. Например, первая его задача – выяснить сколько многодетных семей в его регионе живут ниже прожиточного минимума. Послать к ним мэра (без представительниц активной общественности, пожалуйста), узнать нужды, помочь. И тогда мать этого семейства не пойдет на аборт.
А пока такие противоабортные инициативы будет учреждать, к примеру, Светлана Медведева, супругу которой принадлежит крылатая фраза – «Денег нет, но вы держитесь» – статистика по абортам будет расти.
Рыбка провоцировала, возмущала, и чем больше сомнительной славы валилось на ее голову, тем вызывающе становилось ее поведение. Но какой закон она нарушила? Никакого. Разве что закон совести, когда вынесла сказанное при ней приватно на всеуслышание. А совесть – неподсудна. Это же вопрос к ее внутреннему миру. Вернее, к ее внутреннему аквариуму. Явно он у неё невелик.
А вот олигарх Дерипаска должен был думать о том, кого он впускает в свой ближний круг, кого он берет на яхту и при ком обсуждает свои и не только свои секреты. Но он не мог об этом думать, ведь он из девяностых. А это так «по-девяностому» – забить яхту, ресторан или автобус девушками, которые будут молчать под страхом смерти, что бы при них ни произошло.
Так что тут сошлись два времени – Рыбка с инструментами славы сегодняшнего дня и Дерипаска со своим финансовым ресурсом, по-прежнему позволяющим купить суд, тюрьму и полицию. Сломали друг другу жизнь, опозорили страну.
Социальное расслоение в стране стало уж очень очевидным. И, видимо, наиболее ярко оно проявляется в школах. Детей с детства готовят к тому, что есть элитные люди (они ходят на перемену в столовую) и есть те, которые глотают голодную слюну, пока другие едят. Нужно ребром ставить вопрос о том, чтобы все обеды во всех государственных школах для всех детей без исключения были бесплатными и одинаковыми. За исключением диетического питания для детей с заболеваниями. Россия, в конце концов, – богатая страна.
«Помогите, чтобы отношения, в которых я сейчас нахожусь, зарубцевались» – писал некий Рокко Фернандес. Под сообщением можно нажать на кнопочку с изображением свечки и помолиться вместе с несчастным Рокко. Я нажимать не стала и пошла в раздел «Молись каждый день». Там мне понравились такие слова – «В конце этого дня я благодарю Тебя за присутствие в моей жизни. Открывай мои глаза и мое сердце все больше и больше так, чтобы я мог узнавать Твое присутствие рядом…». Мой палец потянулся к свечечке, и я уже готова была до нее дотронуться, как сказала себе – «Стоп!».
Я, конечно, благоволю Папе Римскому и понимаю его надежду затащить молодое поколение в религию через приложение, но… «Но чем Click to Pray отличается от лайка?» – вот какая мысль сразила меня. Ничем. А если молитва – это лайк, то лайк – это, получается, молитва?
Такое положение дел меня не устроило. Вышла из Папиного приложения.
Я некоторое время перебирала в уме друзей, знакомых, дальних знакомых, и, увы, не всплыла ни одна Кристина. Мое правило – не ввязываться ни в одни сетевые обсуждения меня, где моим мнением не интересуются. Я знаю, что Кашин таким образом манипулирует людьми, их высказываниями, привлекает внимание к себе, ловит людей на эмоции. Однако сейчас мне самой хочется пойматься, и я совершенно без эмоций заявляю – да, я патриотичный журналист. Пророссийский патриотичный журналист. Я люблю свою страну. Я люблю людей, с которыми живу в одной стране. При этом я служу только в пуле одного человека – Марины Ахмедовой.
Патриотичность моя заключается в том, что находясь в Европе во время презентации моих книг, переведенных там, я ни разу не позволила себе обсуждать свою страну и Путина. Я ни разу не позволила иностранным журналистам оскорбить при мне Путина. Если иностранцы не уважают моего президента, соответственно, они не уважают и меня. Мне не нравится Путин. Мне не нравится его долгое пребывание у власти. Но, находясь вне России, я считаю его своим президентом. Я также убеждена: если человек себя уважает, он не позволит себе обсуждать свою страну с иностранцами. Все наши проблемы – исключительно для внутреннего пользования.
Я патриотичный журналист потому, что я ездила в Донбасс и помогала там людям. Я освещала там военный конфликт с риском для своей жизни. И мало кто знает, что в тот момент «Русский Репортер» переживал тяжелый финансовый кризис, и мы не получали даже зарплату. Я ничего не заработала на войне. Но я помогла людям. Я знаю, что Путин награждал «патриотичных» журналистов, работавших в Донбассе, дарил им квартиры. На самом деле, он награждал ручных своих журналистов. И поэтому мне ничего от него не надо. Но я помогала людям. Я, по-прежнему, им помогаю. Я считаю, что жители Донбасса имеют больше прав, чем кто-либо, стать гражданами России. И уж точно больше прав, чем, например, Олег Кашин. И поэтому я – патриотичный журналист.
Я очень даже патриотический журналист. Поэтому я критикую Путина, когда есть за что, но я могу и похвалить его – когда есть за что. И еще потому, что говорю исключительно то, что думаю. Мне никто не платит за мои слова.
А тем знакомым, кто высказался в этом посте я хочу сделать предупреждение – когда вы соприкоснетесь со мной в реальности, имейте в виду, я все запомнила. Поэтому если вы не можете сказать мне в лицо то, что пишете в комментариях, лучше вживую ко мне не подходите.
Уже почти каждый день чиновники подкидывают высказываний в топку общественных дискуссий. И я подумала – наверное, все же исказили слова председателя, вырвали из контекста. Не может человек в зравом состоянии такое говорить. Дождалась контекста. Все еще хуже. Председатель заявила, что по статистике пик рождаемости в их регионе приходится на 29 лет, а это уже много – женщина уже стара. Надо, чтобы женщины раньше рожали. Поэтому выплата – в 100 тысяч рублей – будет производиться только женщинам, рожающим до 29.
Моих комментариев эта возрастная дискриминация не требует. Вы и сами все понимаете. Один маленький вопрос – если женщина в 30 лет стара для выплаты пособия, то почему же в 60 ей еще не поздно выходить на пенсию?
Такой вопрос был мне задал в Махачкале на пресс-конференции. Ну, если журналист не знает, зачем спасать лошадей, то есть ли смысл ему отвечать – „Потому что лошади – живые. Потому что они все понимают и будут плакать, когда их поведут на бойню. Потому что им будет страшно и больно. Потому что ахалтекинцы – самая древняя порода на земле. Потому что еще при советском союзе велась селекция на этом конном заводе, и это – наше с вами народное достояние, мы не должны его разрушать“.
Да, я, конечно, проговорила все эти слова – тугие, как резина. Не люблю говорить очевидное.
Узнав, что ахалтекинцев повезут на мясокомбинат, а прекрасные земли завода захапает себе Абдулатипов, тогда бывший главой Дагестана, я с Аленой Поповой приезжала в Дагестан конкретно на завод дважды. Между мной и его директором тогда состоялся такой разговор:
– Если их повезут на мясокомбинат, я встану у ворот, и они проедут только через мой труп, – сказал он.
– Встанем вместе, – ответила я.
Сегодня я читаю новости: власти Дагестана (уже, к счастью, не в лице Абдулатипова) намерены возродить конезавод „Дагестанский“ и заняться сохранением поголовья лошадей ахалтекинской породы. Из бюджета республики на эти цели планируют выделить 13 миллионов рублей в течение 2019 года. Кроме того, рассматривается вопрос строительства ипподрома и возобновления конно-спортивных игр, а также строительства оздоровительного центра.
И всего этого бы уже не было, и даже консервы и колбаса из ахалтекинцев были бы уже съедены, если бы все это было мне два года назад не надо.
https://t.me/ekvinokurova/7980
Толкать людей – плохо и неправильно. Толкать женщин – тоже плохо и неправильно. Безо всяких «но».
Делать то, что делает Скабеева в эфирах – плохо и неправильно. Прежде всего, для жителей России. Безо всяких «но».
Берёза толкнул Скабееву не из-за того, что она делает в эфирах, а потому, что он – плохой неправильный человек.
Скабеева делает в эфирах то, что делает, не потому, что ее толкнул Берёза, а потому что… и так далее.
Не надо противопоставлять одно другому, и выбирать, что из этих двух лучше. Ничто не лучше, и каждое существует само по себе.
– Готовил не Пригожин? – как бы невзначай спросил актёр.
– Надеюсь, что нет, – отвечала я
Я прокомментировала закон. Рассказала, зачем и как защищать животных. По просьбе съёмочной группы обошла все галдящее помещение, погладила всех кошек и собак. Вся в шерсти, но довольна.
Выставку провёл центр реабилитации бездомных животных «Юна-Фест». Считаю нужным это сказать
http://nekrasovka.ru/afisha/03-02-2019/1287
Можно было бы объединить слова этой чиновницы со словами Глацких из Свердловской области и остроумно заметить – учителям, получающим зарплату на 331 рубль выше прожиточного минимума по Алтайскому краю, действительно нечего жаловаться, ведь они обучают детей, которых государство не просило рожать. Пусть и на том скажут спасибо. Возможно и появления на свет самих этих начинающих учителей государство не просило.
Можно было б. Однако мы уже объелись высказываниями чиновников. Они их делают с регулярностью почти в каждый день, и обсуждать их перестало быть интересным.
Но кое-что интересное есть. Четошникова – начальник департамента управления молодежной политики. Ольга Глацких также была директором департамента молодежной политики. И это – не совпадение. Очевидно, что именно на таких людей в государстве делается ставка в делах воспитания молодежи. Вопрос – других что ли нет? Другие есть. Но осознанно назначаются вот эти – внушающие молодежи: вас государству было не надо, скажите спасибо за те крохи, что вам дают, и не нойте. Пожалуйста, не нойте.
Хочется погладить всех по голове и сказать – когда-нибудь и ты поймешь, что сам променял свой Донецк на возможность жить под небом, по которому не летают снаряды. Конечно, нельзя осуждать людей за то, что они бегут от войны. Но бегущие от потрясений, осознано не разделяющие судьбу своего города или страны, не должны жаловаться на кражу.
Земной шар верится. История изменяет страны и города, погружая их то в мир, то хаос. И Родину любить удобно, когда у нее все хорошо, когда в нее никто не стреляет. А Донецк сейчас разворошен, сильно ранен по окраинам, накрыт информационной блокадой, но ведь он стоит. Он никуда не делся. Любить его изнутри опасно. Безопасней делать это со стороны. Но город-то жив. И студент может, собравшись, приехать в него и найти на том же самом месте. Но студенту не нужен такой Донецк. Студент и не Донецк вовсе любит, он любит свое воспоминание о нем, вернее, воспоминание о себе в нем, когда все было хорошо.
А я думаю, что у городов, как и у людей, есть разные состояния, разные периоды. Они как и люди могут погружаться в депрессию, в апатию, могут биться в агонии. И тогда в них – в городах – остаются только самые близкие, самые любящие. Как и с заболевшим человеком, которого в болезни не бросают только самые близкие. Вот они-то и остаются со своим городом до конца вместе, и потом он им отдает все, что может отдать. И таких людей у Донецка много.
Когда-нибудь он снова встанет на ноги, и беглецы вернуться в него, но он уже никогда не будет для них своим. Вернее, убежавшие не смогут почувствовать его своим. Потому что будут видеть город через свое бегство и через свои слова, сказанные для BBC. Они снова будут вспоминать тот прежний Донецк, который у них был до предательства. Но суть в том, что сам город никого не предавал и ни у кого не крал себя. А те, кто видят его украденным, украли его у себя сами. По факту, и правду украли у самих себя, потому что никогда не признаются себе в том, кто совершил эту кражу.